Zemlya_za_okeanom (plus 2)

Как писал Хвостов, в связи с тем, что он спешил в Америку, не стал описывать Анивский залив, а первым делом решил искать поселения японцев. Продолжая свои встречи с айну, ему удалось выяснить, что в одном из селений осталось на зимовку несколько японцев. 11 октября "Юнона" приблизилась к этому селению и лейтенант Хвостов в сопровождении 22 вооруженных членов команды высадился на берег, где в большой казарме увидел четырех японцев и 70 молодых айну, которых японцы использовали на работах. Хвостов представился им, сказал, что он русский, и просил его не бояться. Японцы в свою очередь представились, а затем, как пишет Хвостов, "потчивали нас пшеном и вместо ложек дали палочки, которыми ни один из нас есть не мог" Хвостов с юмором далее поясняет, что не смогли они есть палочками "еще более потому, что видели много японских сараев и думали, ежели они со пшеном, то и после успеем".

Пока старпом лейтенант Карпинский и подмастерье Корюкин занимали японцев разговорами, Хвостов незаметно выскользнул из казармы и бегло осмотрел рядом стоящие сараи и магазины. Хотя они и были заперты, но Хвостов определил, что они не пустые и "решился не отлагать время далее".

Далее лейтенант Карпинский с тремя "человеками" занял в казарме южные, а подмастерье Корюкин — западные двери. Семь безоружных матросов с веревками в руках окружили японцев и схватили их. Японцы закричали, и перепуганные айну бросились к дверям, смяли выставленный Хвостовым караул и вырвались из казармы. Один из японцев был настолько силен, что с ним едва справились три матроса, но все-таки троих связанных японцев отправили ялом на "Юнону", а одного оставили при себе.

Когда оставленный японец открыл магазины и сараи, Хвостов прямо ужаснулся от обилия хранившихся в них товаров и "чтобы не терять времени даром приказал из магазина, который наполнен был пшеном, таскать оное на свои гребные суда".

Хвостову "оставалось только пожалеть о том, что не только всех магазинов, но и одной крыны не в силах погрузить, потому что судно было очень нагружено".

Учинив разбой с японцами, Хвостов, тем не менее, не забыл аборигенов, которым в "поощрение" отдал на разграбление один "наполненный" магазин для них, в оплату за то, они помогли в погрузке японских товаров на судно. Сахалинцев долго уговаривать не пришлось, и через полчаса они сарай опустошили, а затем стали помогать русским перевозить захваченный рис на судно. Всего за этот день четыре японских и несколько айнских лодок дважды доставляли награбленный товар на борт. До 1000 пуд риса, свыше 100 пуд соли, а также неводы и посуду. Хвостов только сожалел, что "судно наше чрезвычайно грузно и чрезвычайно утеснено".

Когда добычу размещать на "Юноне" уже было негде, лейтенант Хвостов "позволил" сахалинцам брать из японских магазинов все, что они захотят.

В этот же день Хвостов приказал своим подчиненным поджечь три японские сарая, в которых хранился заготовленный японцами строевой лес, доски и невода. Пожар стал быстро распространятся и грозил перекинуться на недалеко расположенное селение айну, поэтому русским морякам пришлось его тушить. Увидев такое старание команды фрегата, которая спасла юрты аборигенов от уничтожения, последние от испуга пришли в себя, "поднимали руки кверху, радовались и скакали".

А как же оценивали вышеописанные разбойничьи действия российских моряков историки? Советский историк Э.Я. Файнберг, например, писала: "6 октября Хвостов прибыл в залив Анива. После обследования побережья русские раздали айну часть продуктов из японских складов". И все — о разбое ни слова. Далее автор пишет: "В одном из селений возник пожар. Хвостов "юрты природных жителей во время пожара защищал своими людьми". Прямо хоть плачь от умиления — так самоотверженно вели себя российские моряки.

Планируя вторую экспедицию, Хвостов предупреждал российские власти, что не ручается, "проходя мимо Матмая, когда случится увидеть селение соразмерно силам нашим, что оставлю оное без покушения, может быть, что сие не столь хорошо примется, но думаю нет разницы, на Сахалине ли, на Матмае ли, или в другом каком месте причинить вред японцам тем более еще, что в инструкции сказано: пленников взять где не встретится только проявить человечество, исполнение чего всегда и везде для каждого из нас будет первым правилом".

Перед выходом из Петропавловской гавани он отдал письменную инструкцию мичману Давыдову, в которой приказал описать 7-й остров Курильской гряды (Шияшнекотан), а затем следовать в губу Анива на соединение с "Юноной".

Как следует из судового журнала Давыдова, 4 мая 1807 года корабли вышли в море, а 19 мая он уже высадился на остров Итуруп к замеченному селению. Его встретили два японца и пригласили войти в дом, где угощали рисом, борщом, прекрасною копченою рыбою и курительным табаком. Такой прием тронул храброго мичмана и он был даже вынужден признается, что "отклонил меня от всякого неприязненного поступка"

Как удалось Давыдову выяснить, "заведение японцев было сделано для соления рыбы, работы отправлялись курильцами, а малое число японцев надсматривали только над ними. Два магазина, сделанные из травы и жердей, были набиты солью, соленой и сушеной рыбою и жиром рыбьим в боченках или закупоренных кадках, да еще два деревянные были заперты и я не хотел смотреть, что там есть".

Японцы сообщили Давыдову, что на Итурупе, недалеко от них есть другое селение, где в настоящее время находятся два судна. Давыдов "решился не трогать их до прихода "Юноны", опасаясь, что они дадут знать о том на суда и они могут уйти". 20 мая Давыдов встретился с Хвостовым и они "решили потребить день селению и иттить тотчас же в Ойду".

После завтрака отправились на берег. "Японцы, увидев много людей, перепугались и собрались бежать, однако их схватили". В селении было много соленой рыбы и соли, "но пшена весьма мало и мы отдали большую часть онаго курильцам, а факторию сожгли".

Давыдов пишет, что захваченные "бедные японцы перепугались и спрашивали, не будут ли их резать". Но их отвезли на судно и японцы совершенно успокоились, увидев там еще четверых своих земляков, которых Хвостов захватил в прошлом году на Сахалине. Давыдов не остался в долгу перед гостеприимными японцами, которые его днем раньше угощали в своем доме, поэтому и он "потчевал их чаем и всем, что имел, а через полчаса они стали совершенно спокойными". Один из японцев был оставлен на "Авось", а четверо были отвезены на "Юнону", чтобы с их помощью отыскать селение Ойду.

Вскоре указанное селение было обнаружено, но когда Хвостов со своими людьми хотели пристать в Ойде к берегу японцы открыли стрельбу. Их быстро отогнали ответными залпами с российских кораблей, а затем высадились на берег десантом с пушкою. Японцы стреляли из-за строений, однако никого не ранили. Вечером японцы пытались стрелять по "Авось", но никакого вреда не причинили.

Ночью японцы из селения ушли и когда русские моряки вошли в него, там никого из жителей не было, но зато без боя была захвачена богатая добыча, в том числе две пушки. Кроме того, высадившиеся на берег обнаружили, что "12 или 13 магазинов избышествовали пшеном, платьем и товарами всякого роду". Давыдов удивляется, что все увиденное "было столь необыкновенно, что мы не понимали даже употребления множества вещей".

И тем не менее, российские моряки, будучи рачительными хозяевами, захваченные вещи начали свозить с берега на свои суда. Однако "все шло хорошо до того времени, како люди добрались до саги, а тогда многие из них перепились и с ними труднее было обходиться, нежели с японцами".

Давыдов, который возглавлял группу по вывозу захваченного имущества, попытался уничтожить сагу, "но оной во всяком доме было такое множество, что невозможно было всей отыскать, а хотя у большого подвалу и стоял караул, но сие нимало не помогало. Можно сказать, что все наши люди сколько хороши трезвые, столько же пьяные склонны к буйству, неповиновению и способны все дурное учинить; почему первое при подобном деле должно стараться не допущать их напиваться".

26 мая утром русским удалось изловить двух японцев, причем один из них был солдат, который выпил "от страху" столько саке, что еле проснулся. Другой японец показал, что бежавшие из селения 50 солдат и семь офицеров прячутся в глубине острова в одной долине, а остальные 250 японцев ушли на противоположную сторону острова вместе с курильцами. Это насторожило Давыдова и во избежание неожиданного нападения японцев он приказал "сжечь магазин с их хлебом и кумирню", которые мешали обзору.

Вечером того же дня прибыл от Хвостова с "Юноны" посланец лейтенант Карпинский и передал приказ возвращаться всем на суда. Основной причиной этому, видимо, послужило то, что "при развращенности промышленных должно было всего ожидать". Однако этот приказ было не так просто выполнить, ибо при сборе людей не смогли отыскать трех человек с "Юноны" и одного с "Авось". "С наступающей ночью принуждены были зажечь несколько магазинов, и с людьми и пушками перебрались на гребные суда. В связи с тем, что четверо российских моряков так и не появились, то для их ожидания оставили вооруженный баркас во главе со штурманом.

Утром 27 мая они но без пропавших. Позже двоих из оставшихся удалось уговорить вернуться, а два других, угрожая своим бывшим сотоварищам оружием, ушли в горы. Один из них китаец, а другой— ссыльный, которого необходимо было доставить на Аляску. Давыдов недоумевал, "с каким намерением решились они остаться в таком месте, где русские все выжгли и где они уверены быть истязанными, попавшись в руки японцам".

Давая оценку разграбленному селению, которое было сожжено, Давыдов предположил, что японское правительство "положило сему селению быть главным на всех Курильских островах, на коих японцы промыслы рыбные отправляют. Оно было самым северным во всей Японии, снабжено было гарнизоном, из чего ясно кажется, что народ сей давно опасается русских".

В местечке имелись большие столярные, кузнечные и слесарные мастерские, что говорило о том, что там имелось немало ремесленников. В селении также строились лодки и небольшие суда, которые поставлялись на Матмай. Самый большой сарай был занят приспособлениями для производства саке. Селение было достаточно обжитым. Даже дороги были выпланированы и устланы песком или камнем. В двух местах японцы начали заводить сады, берег реки был отделан, а красивый мост через нее представлял "изрядную картину". Давыдов признавал, что во время набега было "сожжено много знатных рыбных магазинов, потеря коих может быть чувствительна в некоторых японских провинциях Японии, особливо при неурожае пшена".

Курсируя несколько дней у берегов Матцмая к 12 июня зашли в залив Анива и лейтенант Карпинский был отправлен с двумя ялами с "Юноны" и байдаркою с "Авось" "для осведомления от айнов о том, есть ли ныне в сей губе японцы". Через некоторое время отряд возвратился и привез с собой 12 айнов, которые поведали, что "по сожжении здесь прошлого года японской фактории, они дали знать о том на Матмай, куда будто посылали и одну медаль и что после сего ни одно японское судно в губу Анива не приходило. Сахалинцев одарили весьма щедро."

15 июня суда подошли к той японской фактории, против которой останавливался на "Москве" Резанов. Однако, к своему большому разочарованию там поживиться было нечем — нашли там только соломенные сараи для сушки рыбы, да несколько больших чугунных котлов, а все остальное разграбили сахалинцы после того, как Хвостов забрал и увез с собой захваченных японцев. Взяв несколько больших котлов, остальное изломали, а все японские сараи сожгли.

22 июня "Авось", потеряв из виду "Юнону", обогнул мыс Номабо острова Матмай, заметил у берега стоявшее на якоре японское судно, люди же перебирались на берег, но когда русские к судну пристали, то не нашли ни одного человека. Тогда Давыдов приказал отрубить два якоря, на которых судно стояло, поднять парус и подвести к бригу. Груз судна состоял из пшена, соли, небольшого числа товаров и множества пустых бочонков, в которых должны были перевозить жир. 23 июня подошли к японскому судну "для взятия грузу". "На сей раз, — признается Давыдов, — я должен отдать справедливость своим людям, десять человек коих работали так успешно, как я нимало не мог ожидать... уже к 8 вечера все было на месте, в судне (имеется ввиду "Авось") не осталось ни одного камня балласта, а на место онаго положено 220 мешков сорочинского пшена, более чего судно мое не могло поместить, хотя и не было перегружено. ..Прежде всего в Шана было взято от 30 до 40 мешков и так всего в судне находилось до 900 пуд пшена и 200 пуд соли, исключая 7 или 8 бочек саги и множество мелочных товаров от чего трюм, каюта и камбуз так были забиты, что мы не могли где стать".

На следующий день японское судно было подожжено. "Сначала огонь бросился повсюду, но когда подгорела трава и рогожа, то огонь стал тише. Позже видели, как мачта упала на корму, наконец погорели два каната, на коих судно стояло и тогда течением понесло его в пролив между Рио-шери и Рипон-шери".

25 июня русские корабли обогнули Пик-де-Лангль и моряки увидели несколько японских селений, а у них два небольших и одно большое судно. "Юнона" пошла поближе к селению и высадила десант. На судне не было ни одного человека, груз состоял из соленой рыбы, копченых сельдей, жиров и нескольких мешков пшена. По всей вероятности, сделал заключение Хвостов, судно возвращалось с северной стороны Матмая или с Курильских островов. "Взяв то, что я мог поместить к себе,— откровенничал в докладе Хвостов, — провертел судно в разных местах, тонуло оно долго"

27 июня в 1 час ночи "Авось" встал на якорь недалеко от "Юноны" напротив японского заведения, состоящего из сараев с рыбой. "Там же стояло два японских судна, одно из них шло в губу Анива, везло бонжоса, попа, четырех или пятерых солдат, пушку и несколько других оружий. Людей разумеется мы не нашли ни на судне, ни на берегу, ибо они задолго да того все скрылись на Пик-де-Лангль. Шедшее в Аниву судно было из Ниппона...На нем нашли описание приходу "Москвы" с посольством в Нагасаки, желание торговли с нашей страной, отказу в том и пр.: нашли портрет господина Резанова и стоящего подле него гренадера с ружьем". Кроме того, на судне "нашли много карт, глобус, скопированный кажется у голландцев, виды мысов Анива, Крильон .... "Юнона" грузила с сего судна пшено и другие вещи....в другом же судне была только рыба, здесь кажется в него загруженная, ибо судно стояло у самого селения на 6 якорях. Судно с Ниппон было выкрашено красной краскою, что по словам японцев, означало , что оно казенное...По полудни перевезли весь лучший груз и пшено на "Юнону", а потом сожгли сараи и суда".