Ано

— Ой! Кажется, мясо горит, — с этими словами она бросилась к духовке.

Вытащив противень наверх газовой плиты, она осмотрела его и, смазав мясо сметаной, снова засунула в духовку. Присев рядом с Сергеем, она вдруг сделалась серьезной.

— Сережа. Я тебе сразу хотела сказать, но... — она на мгновение замолчала: — В общем, к нам в отдел кадров в среду заместитель директора по режиму приходил и насчет тебя интересовался. Ты, надеюсь, ничего плохого не натворил?

Курилов, услышав эту новость, сразу спросил.

— А это плохо, когда заместитель директора по режиму и кадрам приходит и интересуется?

— На моей памяти я даже вспомнить не могу, когда он к нам в отдел лично приходил по какому-то вопросу. Обычно он нашу начальницу к себе вызывал. А тут сам пришел.

Сергей вдруг вспомнил эпизод с облавой в автобусе.

— Я, кажется, понял, почему к моей персоне такой интерес. Я когда в понедельник ехал на "Нормаль", чтобы на работу устроиться, наш автобус остановили на улице Долгополова и у всех проверили документы. Когда меня спросили, почему я не на работе, я этим оперативникам ответил, что как раз еду устраиваться на завод "Нормаль". Они сказали, что обязательно проверят.

— Слава богу. А я уж подумала, что ты действительно что-то натворил, — облегченно выдохнула Светлана.

Сергей ничего не ответил.

Часть вторая

Глава восьмая

Рационализатор

* * *

Утро понедельника выдалось хмурым и прохладным. Жара, стоявшая всю неделю, отступила, дав возможность небольшому циклону пролить на землю долгожданную влагу. Дождь, ливший всю ночь, к утру выдохся, оставив после себя на асфальте и в низинах многочисленные лужи.

Сергей, ночевавший у Светланы, вышел вместе с ней на улицу и, перескакивая через темные пятна луж, отправился в сторону автобусной остановки. Он шел впереди нее, метрах в двадцати. И когда подошел автобус сорок восьмого маршрута, они зашли в него через разные двери, потому что еще в квартире Светлана попросила Сергея на улице и в транспорте делать вид, что они незнакомы. Все-таки турбаза турбазой, а давать повод для сплетен, что они уже живут вместе, было, по ее мнению, ни к чему.

Выйдя на конечной остановке, Курилов сразу влился в общий поток спешащих к проходной завода мужчин и женщин.

— Серега! — Курилов обернулся на знакомый голос Федора. — Ты куда пропал? — Федя, догнав Сергея, пожал его руку.

— У Светки заночевал, — вполголоса ответил Курилов.

Федя многозначительно подмигнул другу.

Только когда они шли через проходную, он поинтересовался у Сергея:

— Сегодня придешь?

— Федь, мне тебя стеснять неудобно. Я хочу комнату или квартиру на недельку где-нибудь рядом с тобой снять.

— Слушай. На втором этаже в нашем подъезде "двушку" сдают. Вернее, одну комнату. В другой вещи хозяев хранятся. По-моему, квартира сейчас свободна.

— Тогда после смены дождись меня, пожалуйста. Вместе поедем и квартиру посмотрим.

— Лады. Встречаемся у проходной, — с этими словами Федор скрылся в открытом проеме своего цеха.

Когда Курилов подошел к своему зданию, его нагнал заместитель начальника цеха Антонов.

— Здравствуй, Сергей, — он слегка хлопнул по плечу Курилова.

Этот жест не выглядел панибратски, скорее, это было похоже на отцовскую заботу.

— Здравствуйте, Геннадий Федорович.

— Ты что все время в спортивных штанах ходишь? Ты же не физрук в школе, а все-таки старший мастер участка. Или у тебя другой одежды нет? — с иронией поинтересовался Антонов.

— Почему нет? Есть, конечно. Завтра в нормальной одежде приду, — ответил Курилов, при этом мысленно согласившись с замечанием своего руководителя.

"И в самом деле, что, у меня денег, что ли, нет? Надо после работы сначала в универмаг с Федором заскочить и что-нибудь прикупить из одежды", — подумал Сергей.

* * *

Организовав работу на своем участке, Курилов решил пройти по всем цехам завода, чтобы встретиться и поговорить с каждым механиком.

Первым местом, куда он решил зайти, значился десятый цех. Быстро найдя каморку механика, Курилов дернул ручку металлической двери, но она оказалась закрытой. Оглянувшись, он увидел, что по проходу какой-то рабочий тянул тележку, гружёную ящиками с готовой продукцией.

— Вы не знаете, где ваш механик?

— У себя, наверное.

— Нет его. И дверь закрыта.

— Надо постучать. Он всегда закрывается.

Курилов повернулся к металлической двери и громко стукнул по ней кулаком.

— Петрович! Это я, Курилов, мастер из двадцатого цеха. Ты там?

Через несколько секунд щелкнула задвижка, и дверь распахнулась.

— Сергей Александрович! Какими судьбами?

— Поговорить надо, — сухо ответил Курилов.

— Заходи, — механик шире распахнул дверь в свою конуру.

Внутри это помещение оказалось гораздо больше, чем выглядело снаружи. Практически вся площадь была уставлена металлическими стеллажами, которые возвышались до самого потолка. На них грудами лежали запчасти для станков. Некоторые детали уже покрылись изрядным слоем пыли.

Курилов присел на свободный стул.

— Чай будешь? — поинтересовался хозяин помещения.

— Нет, спасибо.

— Тогда слушаю. Какие вопросы?

— Понимаешь, Петрович, я разобраться хочу. Помнишь, ты ко мне насчет кулис приходил?

— Они что, уже в работе? — в вопросе механика засквозила надежда.

— В том-то и дело, что нет. И я тут тебе помочь ничем не смогу, пока ты мне не объяснишь некоторых нюансов.

— Каких нюансов?

Курилов достал свою общую тетрадь и открыл ее на чистом листке.

— Вот смотри, — Курилов нарисовал два кружочка. — Это отдел главного механика и наш двадцатый цех, а это остальные цеха, — Сергей дорисовал еще несколько кружков. — Вы даете заявки на целый год в отдел главного механика, а они для нас готовят план на весь год по месяцам. Правильно?

— Правильно, — согласился Петрович.

— Тогда скажи мне, а как ты тогда заявку составляешь, если потом у тебя появляются дополнительные заказы для нашего цеха?

— Может, на имена перейдем, без отчеств? — предложил Петрович.

— Да ради бога, — согласился Курилов.

— Понимаешь, Сергей, я ведь не прорицатель и будущее для меня не открыто. И я не могу точно знать, какой станок выйдет из строя. Вот я и основываюсь только на своем опыте. Вон, видишь, на самом верху запчасти лежат? — Петрович пальцем указал на ближайший стеллаж.

Курилов повернул голову.

— Пять лет назад на японском станке сломался этот рычаг, и я на следующий год заказал на всякий случай шесть таких рычагов. Вот они у меня уже четыре года здесь пылятся. А вон те кулисы, — Петрович ткнул пальцам на соседний стеллаж, — уже лет шесть здесь лежат. Но на следующий год я опять буду вынужден их вашему цеху заказывать.

— Я что-то не пойму. Зачем тебе их снова в план включать, если они у тебя уже шесть лет не востребованы?

— А на чем я буду объём делать?

— Какой объём?

— Ты что, с луны свалился? — Петрович явно не понимал, почему старший мастер ремонтного цеха не знает таких прописных истин.

— Николай, ты извини меня, но я раньше работал в таком месте, где все по-другому было организовано. Ты пойми, я разобраться хочу.

Петрович пожал плечами:

— Что тут непонятного? У вашего цеха есть годовой план. Он выражен в объеме выпускаемой продукции. Этот объем экономисты переводят в деньги. Все ваши деньги условно разделены между цехами завода. Чем больше в цеху станков, тем больше этот цех имеет условных денег. И нам нужно освоить эти записанные на каждый цех суммы. Вот, например, — Петрович встал и подошел к стеллажу, — эти сухари. Они постоянно выходят из строя, и мы их всегда ставим в план. Но они стоят копейки, а мне надо на ваш цех за год тридцать две тысячи рублей списать. Вот я и вынужден заказывать детали, которые мне не нужны, но которые дорого стоят.

Курилов начал понимать весь извращенный механизм этой работы.

— Тогда у меня вопрос. А что будет, если ты в план внесешь только те детали, которые тебе действительно нужны? — поинтересовался он у Петровича.

— Мне просто отдел главного механика возьмет и урежет сумму на следующий год. И передаст эти неосвоенные деньги в какой-нибудь другой цех. А меня мой начальник цеха за такую самодеятельность вздрючит, как помойного кота, или вообще на хрен уволит.

— Но ведь это же неправильно! Зачем тебе все эти запчасти, если у тебя уже целый месяц два станка простаивают? А ты кулисы не можешь от нас получить, из-за которых твои станки не работают.

Курилов обвел взглядом комнату.

— Ведь это все потому, что наш цех выполняет в первую очередь план, изготавливая детали, которые, может быть, никогда тебе не потребуются. Разве в этом смысл твоей работы и работы нашего цеха?

Петрович развел руками.

— Серега, а что я могу сделать? Если бы я даже заранее знал, что какие-то запчасти из строя выйдут, я бы их все равно в план не смог включить.

— Это почему? — искренне удивился Курилов.

— Да потому, что система работы у нас через одно место организована. Вот представь. Приду я в отдел главного механика и скажу, что я точно знаю, что у меня в следующем году из строя выйдут кулисы на таком-то станке. А они мне в ответ: давай неси нам эти кулисы, и мы будем чертить с этих деталей рабочие чертежи. И что мне делать? Станок останавливать и разбирать его, чтобы эту кулису в отдел главного механика принести, для того чтобы они чертежи по ней сделали? Да меня начальник цеха с дерьмом смешает, если я хоть на час станок остановлю. Ведь чтобы чертеж сделать, надо недели полторы или две. Так что, Серега, пока станок сам не встанет, я ничего поделать не могу.

Курилов понимающе кивнул головой.

— Скажи мне, Петрович, такая ситуация во всех цехах?

— А чем они от нашего отличаются? Всё везде одинаково.

Сергей поднялся со стула.

— Спасибо. Я пойду.

— Да не за что. Серега, ты мне лучше скажи, когда кулисы в работу запустишь?

— Я уже завтра их на разметку запланировал отдать. Думаю, на следующей неделе мы их уже в термичку отправим.

— Вот за это спасибо. Может, по соточке? — Петрович повернулся всем телом к металлическому ящику, стоящему у стены, где, видимо, у него была припасена бутылка водки.

— Нет, спасибо. Как-нибудь в другой раз.

* * *

После разговора с Петровичем Курилов вернулся к себе. Он понял, что встречаться с остальными механиками цехов после этого разговора не было никакого смысла. Обойдя всех рабочих и проверив, как они работают, он пошел в комнату ИТР, чтобы обдумать ту информацию, которую только что получил от механика десятого цеха. До самого обеда он записывал свои мысли и соображения.

После обеденного перерыва он еще раз прошелся по участку, проверяя качество работы своих подчиненных, и, вернувшись к своему столу, стал обобщать все свои записи в одно большое коммерческое предложение.

В комнату ИТР заглянул диспетчер цеха Лева Гладков.

— Сергей, привет. Дело есть. Надо вот эти валы срочно в работу запустить, — Лева бесцеремонно положил перед Куриловым чертеж, сделанный от руки.

— Что это?

— Четыре вала для деревообрабатывающего станка.

Сергей взял чертеж в руки.

— Это что, левак?

Гладков скривил лицо.

— Тебе-то какая разница? Я за план цеха отвечаю. Давай бери и делай.

— А если я не буду их в работу отдавать, что тогда? — Курилов выжидающе посмотрел на диспетчера.

— Ты дурак, что ли? Думаешь, это я себе заказываю?

— Слушай, Лева. Я не пацан зеленый. Мне этот геморрой на участке не нужен. Так что ничего я в работу отдавать не буду. Понял? — Курилов поднялся, давая понять, что разговор окончен.

— Ну-ну, — зло бросил ему вслед Лева.

Сергей решил пройти по участку, чтобы отвлечься от разговора с Гладковым. Не хватало ему еще проблем на этой неделе. Осталось всего пять дней до заезда на турбазу. И ему кровь из носа надо было получить путевку в профкоме. И если он сейчас этот левак в работу запустит, а начальник цеха или его зам, не дай бог, это обнаружат, всё, прощай характеристика в профком. Не видать ему путевки, как своих ушей.

— Сергей Александрович!

Курилов обернулся на голос Лены Анисимовой.

— Я только что в профкоме была. Не хочу вас огорчать, но придётся. На этой неделе с вашей путевкой на турбазу ничего не получится.

Курилов застыл, ошарашенный этой новостью.

— Лена, но вы же обещали. И я уже два раза в ДНД отдежурил, а завтра в третий раз на дежурство выйду, — Курилов сказал это очень эмоционально.

— Сергей Александрович, я сделала все, что могла, но от нашего цеха уже есть кандидат, а больше одной путевки нам на цех не выделят.

— И кто же этот счастливчик? — зло поинтересовался Курилов.

— Дубов Иван Павлович. Он бывший фронтовик. Так что ничего сделать, к сожалению, нельзя.

— Вот оно что, — в сердцах бросил Курилов.

Он знал, о ком идет речь. Это был кладовщик цеха. И самое скверное было то, что Курилов, как мастер участка, уже успел с ним поругаться.

— Но вы не переживайте. На следующей неделе, я уверена, поедете именно вы, — Анисимова постаралась его успокоить.

"Эх, Лена, Лена. Зачем мне эта путевка на следующей неделе, если у меня вернуться назад есть только один шанс! И этот шанс должен быть мне предоставлен в эту субботу. А для этого мне обязательно надо быть на этой турбазе", — Курилов, глядя на нее, размышлял о превратностях судьбы.

— Лена, а если Дубов откажется от путевки, то поеду я? — неожиданная мысль пришла в голову Сергея.

— Ну, если он сам откажется, то да, — она кивнула головой.

— Тогда я пойду с ним, поговорю.

— Желаю успеха, — не очень уверенно сказала Лена.

Она знала тяжелый характер Ивана Павловича Дубова. Наверняка причиной этого была контузия, которую он получил на фронте в конце войны.

* * *

Курилов шел к Дубову, не очень надеясь на успех. Он тоже был наслышан о тяжелом характере кладовщика. Собравшись с духом, открыл дверь инструментального склада и зашел.

— Кто там? — из-за висящей в углу занавески раздался голос Дубова.

— Это я, Курилов.

Кладовщик, выглянув из-за занавески, уставился на Сергея через толстые линзы очков. Он был лысым, и справа на его гладком черепе отчетливо виднелась продольная вмятина — след давнишнего ранения.

— Опять ругаться пришел?

— Иван Павлович, я, наоборот, извиниться хочу. Вы меня, ради бога, простите за то, что я вам наговорил в пятницу. Сами понимаете, я же не для себя стараюсь. Я за работу цеха радею.

— Ну ладно. Что ты тут передо мной расшаркиваешься? Что я, не понимаю, что тебе от меня что-то нужно? Говори, зачем пришел.

К такому повороту разговора Сергей был явно не готов. Он рассчитывал подойти к этому вопросу, как говорил один его знакомый, на мягких лапах. А Дубов повернул разговор таким образом, что оставалось либо сразу говорить о сути проблемы, либо ретироваться. Решив, что лучше сказать все сразу, Курилов начал с самого главного.

— Иван Павлович, я жениться собираюсь, — соврал он.