Жизнь в Советском Союзе была...

Гуляя как-то по двору, я возле развалин котельной заметил двух знакомых мужичков. Один был дядя Боря Бардин, а другой — дядя Коля — отец братьев Журавлевых. Мужики слыли местными выпивохами, но в данный момент они были заняты полезным делом — вынимали из кучи и грузили в большую двухколесную тачку кирпичи, выбирая те из них, что были целыми. Делать мне было особо нечего, поэтому я вертелся возле них. Ведь известно, что все мы любим смотреть, когда кто-то другой работает. Дяденьки наложили тачку почти полностью, когда мне в голову пришла мысль, а смогу я такую груженую тачку сдвинуть с места? Недолго думая, я подошел и, взявшись за ручку, приподнял ее....

Жалко, что физику учили тогда, начиная с шестого класса, а я к тому времени закончил только второй, иначе бы я знал все про центры тяжести и действующие моменты силы. С другой стороны, я бы тогда не совершил прыжок в небо и не убедился бы на собственном примере, что законы физики действуют независимо от того, изучили мы их или нет.

Короче говоря, как только я приподнял ручку тачки, куча кирпича в ее кузове под действием силы притяжения стала стремиться к земле, а ручка, соответственно,— ввысь. Поскольку держался я за ручку крепко, то, невзирая на все мои усилия, меня оторвало от земли и подняло в воздух. Потом я догадался пальцы разжать, после чего плюхнулся на землю.

Мужики меня даже ругать не стали, хотя в результате моего эксперимента значительная часть кирпичей вывалилась из тачки на землю. Они больше за меня испугались, не повредил ли я себе чего-нибудь. Только убедившись, что со мной все в порядке ,они, вздохнув, начали наполнять тачку заново. Полнехонькую тачку мужики покатили на Колхозный поселок, где в одном из частных домов и передали ее со всем содержимым хозяину. Взамен им была вручена зеленая купюра достоинством в три рубля, которую дядя Коля и дядя Боря тут же пошли отоваривать в "шестнадцатый" магазин, ближайший, в котором продавали спиртное.

После того, как последние следы существования кочегарки исчезли, на этом месте решили строить новый пятиэтажный дом на 60 квартир. Для того, чтобы он вместился, решили снести и сараи 23 дома по Колхозной. Взамен сломанных ячеек бывшим владельцам построили новые, впритык к трансформаторной будке.

Так в нашем дворе появился новый объект для мальчишеского интереса — стройка жилого дома. Вы спросите, а что же в ней интересного? Во-первых, беготня по пустым квартирам, совмещенная с игрой в войну или прятки. Во-вторых, прыжки с балконов на кучу песка. В-третьих, уйма занимательных и полезных вещей, как стальная проволока, из которой можно делать шпаги; алюминиевая проволока, из нее получались отличные шпонки для рогаток; двухжильный электрический плоский кабель, из которого тогда делали необыкновенные плетеные ремни и браслетики, особенно если кабель был цветной; изолента, которой обматывали хоккейный клюшки и велосипедные рули; а еще абсолютно новый для нас материал — каучук, толстые колбаски которого забивали в швы между панелями. Из него получались отличные легкие шарики-мячики, которыми можно было кидаться, и даже, получив шариком в лоб, не страдать, поскольку было не больно.

Правда, походы на стройку могли закончиться катастрофой, если тебя поймает сторож. Особенно мы не любили одного типа по кличке "Лысый". Он жил в новенькой пятиэтажке на Колхозной, 27, и его балкон выходил как раз на наш двор и эту стройку. Он часто появлялся на своем балконе и в бинокль смотрел, не шастает ли кто по строительству. Иногда выскакивал, пытаясь поймать нарушителя. Однажды он меня поймал и отвел к родителям, нажаловавшись, что я гуляю по опасному объекту.

Другое дело, когда там дежурила тетя Наташа Бардина. Тогда Санька Бардин сам звал нас на игру в прятки на стройке.

В 1969 году стройку дома закончили, и в новую пятиэтажку заселили очередную порцию мостопоездцев, в основном переехавших с "19 км". Повезло и нашим родственникам: семья Аркадия Михайлова переехали из бараков на Аэродромном поселке в новую двухкомнатную квартиру. Также в новом доме, которому присвоили номер 25 по улице Колхозной, получила трехкомнатную квартиру семья Бори Ровного.

Улучшили свои жилищные условия семья Фисенко, перебравшаяся туда из барачного 23— го дома. И, главное, воссоединилась семья близнецов Новиковых. Почему воссоединилась? Так у Алехи с Андрюхой опять появилась мама. Та самая, что так загадочно исчезла несколько лет назад. Но что там мама, у них еще и сестра нашлась, причем старшая. Когда мы были маленькие, этой сестры, вроде как ,не было, я её почему-то не запомнил, а потом вдруг — откуда ни возьмись — появилась. Чисто сюжет для индийского фильма! Как путано объясняли взрослые, у близнецов с этой сестрой общей была только мама, а папы были разные. Пока мама Новиковых отсутствовала по неизвестной мне причине, девочка жила где-то отдельно, а когда мама вернулась, то Людмила, так звали эту юную особу, вошла в эту семью на равных правах.

Я так долго описываю её появление неспроста. Просто Людочка Новикова была моей первой дворовой любовью. Именно ей я посвящал первые в своей жизни комплименты. Именно благодаря ей во мне стал расти романтик и поэт.

Это, наверное, хорошо, что у нее был другой отец, а то бы она была рыжеватой, как и ее братцы-близнецы. Людмила была природной блондинкой и, на мой взгляд, очень красивой. У нее имелся только один недостаток. Она была на три года старше меня...

Но хватит лирики. О наших с ней взаимоотношениях я, возможно, расскажу позднее, а теперь нас ждет 9-я средняя школа!

Часть 7

Ученье свет...

Глава 1

Первый раз в первый класс и

остальная начальная школа

I

В 1966 году я покинул детский сад N175 и поступил в первый класс 9-й средней школы.

Переходя в школу, я уже получил первые навыки социалистического общежития и образования. Следовательно, никаких проблем с адаптацией у меня не возникло. Да и чего нам было переживать, если в первый класс мы пошли целой бандой — 7 человек с одного двора: я с Лешкой, близнецы Новиковы, Серега Белозёрцев, Боря Ровный и Вовка Попов. В параллельных классах также оказались ребята, которых мы знали по садику. Они ходили с нами в одну группу: Герка Арапов и Юрка Глебов, а были еще и знакомые девчонки c Колхозки, и с "того двора": Танюшка Бобырина и Лариска Щипунова. Так что мы не чувствовали себя ни одинокими, ни несчастными.

Вообще-то, я надеялся, что мы с Лешкой будем ходить в одну школу со старшими братьями, но не получилось. Юрий к тому времени уже закончил десятилетку и пытался поступить в институт, а Володя был слишком умным и способным к математике, и еще за год до нашего поступления перевелся из 9-й школы в недавно открывшуюся школу N 31 с математическим уклоном. Так что взрослых покровителей в школе у нас не было. Приходилось рассчитывать только на себя.

Первого сентября мама привела нас на торжественную линейку, где мы и познакомились с нашей первой учительницей — Александрой Алексеевной Васюковой. Мы подарили ей букеты, а она отвела нас на четвертый этаж в кабинет N 21, ставший нашим классом.

В тот день пробыли мы в школе недолго. Уроков как таковых не было, мы посидели за партами, нарисовали по просьбе Александры Алексеевны рисунки про то, что нам было интересно. Как сейчас помню, я нарисовал космическую ракету и космонавта, вышедшего в открытый космос. Очень актуальная и модная в 1966 году тема. Об успехах советской космонавтики тогда много говорили и писали. Ну а уже со второго сентября начались серые школьные будни.

Меня посадили за первую парту первого ряда, прямо вплотную к учительской кафедре, а рядом посадили не брата, а незнакомую девочку. Как я выяснил позднее, звали её Лариса Резник. Через полчаса мы уже нашли с ней точки соприкосновения и начали дружескую беседу. Не то, что сидевшие на первой парте второго ряда Сеня Двойрис и Верочка Толмачева. Какая там беседа, они потом годами сидели как можно дальше друг от друга и даже прикрывали ладошками тетрадки друг от друга, чтобы сосед не мог списать...

В тот год школа набрала по традиции три первых класса. Но поскольку записывали всех ребятишек округи, то все первые классы оказались переполненными. В нашем 11 классе набралось 54 ученика! Александра Алексеевна вспоминала потом, что когда после уроков она выстраивала нас в цепочку по одному, чтобы вывести вдоль стеночки по лесенке на выход, класс так растягивался, что начало колонны было в фойе на первом этаже, а задние шествовали где-то еще на третьем. В общем, замыкающих она не видела и никак не контролировала.

Продолжалось это недолго, одну четверть или полугодие, а потом была проведена решительная реформа — создан четвертый в параллели первый класс.

Естественно, пользуясь случаем, наши классные руководительницы сбагрили в новый класс всех тех, кто за это время не показал рвения в учебе, имел неважную дисциплину и показался балластом. Так наш дворовый коллектив разделили впервые. Успевающих Ровного, Белозерцева и нас с братом оставили в 11 , а братьев Новиковых, Вовку Попова и Юрку Глебова перевели в 14 . Но даже после такой пертурбации в классах оказалось в среднем по сорок человек. В этой многочисленности мы проучились до окончания восьмилетки.

После этого меня умиляют сегодняшние классы по 25 учеников. Как же им скучно и неинтересно жить. У нас одних мальчишечьих группировок по месту жительства было штук пять. Были ребята из частного сектора Колхозного поселка, наши мостопоездские, с домов по улице Островского, с Краснознаменной, 20, с улицы Марии Расковой и Титановой, из домов 25 и 27 по Краснознаменной. Такое количество автономных квартальных землячеств вело нас к полной демократии. У нас за все восемь лет учебы не появилось ни одного лидера класса, который бы всеми командовал, опираясь на группу своих сторонников, ни явных изгоев, которых все бы третировали и унижали. Учившийся с первого класса на пятерки Боря Ровный не мог стать им, потому что даже в нашем двором коллективе не считался лидером. Слишком он всегда был умненьким-благоразумненьким и не мог никого организовать на какую-нибудь шалость или подвиг. А те среди нас, кто был способен на резкие действия, не отличались большим умом и по этой причине тоже не имели авторитета и шансов на верховенство.

В большом классе реже спрашивали, проще было организовать команду для футбола и легче найти друзей. Сперва мы ходили буками и общались только со своими, потом находили что-то общее с пацанами из других групп, и в результате завязывались дружеские отношения и с другими одноклассниками.. Каждый мог найти приятеля по интересам, не ограничиваясь только соседями по двору. Не могу сказать, что у нас не было конфликтов. Я, учась в школе, раза три подрался с одноклассниками, но никто из них не стал моим кровным врагом навеки. Все остались друзьями и приятелями.

Кстати, после деления классов нас посадили по-новому. Меня с первой парты первого ряда пересадили на предпоследнюю парту второго ряда, рядом с братом Лешей.

Про саму учебу вспомнить особо нечего, ну если только удивить юношество тем, что учились писать мы сначала карандашом. Шариковых — то ручек еще не было в ходу! Вернее, их уже изобрели и даже использовали, но только британские летчики.

Первый же завод по производству шариковых ручек был пущен в СССР только в 1965 году, а его продукцию я впервые увидел на рубеже 70-х. Между прочим, у первых шариковых ручек использованные стержни не выбрасывались, как сейчас, а вторично заряжались пастой. Я даже помню, что один из сюжетов местной сатирической передачи "Музей Ляпсуса" был посвящен именно этой теме: Ляпсус бегал по городу в поисках места, где можно было заполнить стержень.

Так что класса до 7-го нам разрешалось писать исключительно чернилами и исключительно черного цвета. Только в восьмом классе мы окончательно перешли на шариковые ручки, но тоже с черной пастой.

Ах, какие кляксы мы сажали в своих тетрадях! Пишешь, бывало, упражнение по русскому языку, стараешься, а потом чуть зазевался при макании перьевой ручки в чернильницу : бац! Черная клякса радостно слетает на твой листок, ехидно растекается по его поверхности. Что, дружок, слопал? А переписать всё еще раз набело не желаешь?

Современным детишкам этого кошмара не понять. Это надо было пережить. И вот, чтобы не сразу травмировать первоклашек, первые полгода нас учили писать карандашом. Мы старательно повторяли палочки и закорючки в наших прописях, и когда добивались некоторого сходства с напечатанным, нам разрешали писать чернилами.

В третьей четверти дежурные уже разносили по партам чернильницы-непроливашки, хранившиеся в стенном шкафу, и начиналась та самая борьба с кляксами.

На арифметике мы считали при помощи счетных палочек и учились писать цифры. По арифметике я был на первых ролях, почти отличник. Счетная наука давалась мне на редкость легко. На уроках чтения первые полгода мы учились читать по "Азбуке", а потом переходили к книге для чтения "Родная речь". Но я, как и многие из моих одноклассников, читать уже умел, так что с этим предметом проблем не было никаких. Единственно, помню, что когда меня попросили первый раз прочитать вслух перед всем классом какой-то отрывок, я его прочитал и расплакался. И прочитал-то я все правильно и уверенно, а расстроило меня то, что в те давние времена я весьма заметно картавил, не выговаривая букву "Р", а текст, как назло, наполовину состоял из этой проклятой буквы. И так мне было обидно во весь голос, на весь класс выставлять свой дефект речи, что я не выдержал и заплакал. Александра Алексеевна поставила мне заслуженную хорошую оценку, а потом несколько минут меня успокаивала. Я, кстати, и сейчас, несмотря на усилия логопеда, которого я посещал в третьем классе, нечетко произношу звук "р-р-р", но так тщательно это скрываю, что почти никто этого не замечает. На физкультуре, трудах и в рисовании я терялся в общей массе, был не хуже и не лучше других. Уроки физкультуры у нас проводил школьный физрук Алексей Алексеевич Тарасенко, а вот рисование и труды вела наша классная Александра Алексеевна. Что и как мы рисовали — убей, не помню, а вот уроки труда были чрезвычайно полезными. Нас научили шить, штопать и даже вышивать. Пользоваться иглой и ниткой. И, честно говоря, я очень этому рад. С тех пор мне не нужно было искать того, кто пришьет мне пуговку и заштопает дырку, я сам отлично это умею делать. Очень пригодилось это в армии. Рушников, правда, я потом так ни одного и не вышил, но как упражнение на мелкую моторику для малышей, рекомендовал бы всем.

Еще я помню, что был в нашем классе один татарчонок с Колхозного, про которого тогда говорили, что он младший брат самого Мышки. Ах, так вы не знаете, кто такой Мышка? Так я вам скажу, это был самый грозный хулиган на Колхозном поселке, которым пугали все друг друга. Уж не знаю, чего он на самом деле натворил, но в те времена кличка эта была на слуху, вся мелкота вроде нас — первоклашек — его боялась, еще бы, он ведь был старше нас лет на пять, опять же непривычной для нас татарской наружности. А татары с Колхозного для нас, маленьких, были тогда вроде как кавказцы для россиян в ельцинскую эпоху. В нашем представлении они все были хулиганы и разбойники. Только начав с ними вместе учиться в одной школе, мы поняли, что они тоже все разные. Есть среди них и толковые, есть и глупые, есть хорошие ребята, а есть и не очень, и что хороших значительно больше, чем злых отморозков, как и в каждой нации.