Рок-тайм или Патлатая трагедия

Он взял Ируську за плечи и поцеловал. Она не отстранилась, но и не ответила. Пристально глядя на Лешку, взяла цветы. Лешка снова обнял ее за плечи.

Так они стояли и смотрели друг на друга в полной тишине, — лишь ушедший от реальности Брадобрей щелкал клавишами.

Потом Ируська медленно подняла руки и ее пальцы нежно заскользили по Лехиным щекам, по прядям его волос с проблесками седины. Цветы упали на пол. Ируська и Леха снова слились в поцелуе. И стояли так долго-долго. Казалось, что время остановилось и даже Брадобрей перестал подавать признаки жизни.

Ируська отстранилась от Лехи и выбежала из кабинета. Хлопнула дверь. Леха долго смотрел на дверь, потом повернулся ко мне и недоуменно спросил:

— Я все правильно сделал, Мироныч? Я сейчас, — как в бреду! Она согласилась или нет?

— По-моему, нет! — высказал предположение Брадобрей.

— Тупой и еще тупее! — презрительно прокомментировал я и выскочил в коридор.

Ируська стояла у окна и плакала.

Меня вдруг пронзило острое чувство жалости к ней. Я подошел и обнял ее за плечи. Мне хотелось сказать ей что-то ласковое и ободряющее. И я сказал:

— Не надо плакать, Ируська! А то тушь потечет...

— Не потечет, — прошептала Ируська, — это "Макс Фактор"!

— Ты не думай, Ируська, — все будет хорошо! Мы сегодня только слегка посидим, а Леху я завтра сам за шиворот в загс притащу, — чес слово!

Ируська повернулась ко мне и улыбнулась сквозь слезы:

— Глупый ты, Мироныч! Я всю жизнь от него э т и х слов ждала. Понимаешь? Каждый день ждала, что он придет, и скажет: я тебя люблю! Спасибо тебе, Мироныч!

— За что спасибо? — удивился я.

— Если бы ты сегодня не появился, он мне так бы ничего не сказал, — таскал бы каждый день цветы и мучался бы молча, и меня бы мучил. Спасибо!

Она обняла меня и крепко поцеловала. Я слегка обалдел и машинально провел ладонью по губам. Ируська рассмеялась.

— Не бойся! Жена ничего не узнает — помада "Ревлон" следов не оставляет!

Ируська поправила прическу и одернула пиджак.

— До свиданья, Мироныч. И я тебя прошу — вы там не очень... Здесь все-таки офис, а не пивная!

— Все будет путем, Ирусь! — пообещал я.

Ируська улыбнулась и пошла, — да нет, полетела к выходу! Ее окружала аура счастья. На лестнице раздался стук ее каблучков, — он все удалялся и, наконец, стих.

Вот и распрямилась Петля Времени, — все заканчивалось так, как и должно было закончиться!

Я вернулся в кабинет. Леха и Брадобрей выжидающе смотрели на меня.

— Ну, как там она? — нервно спросил Леха.

Я молча уселся в кресло.

— Ну? Да не тяни ты жилы из меня! — рассердился Леха.

— Смотри, какой нетерпеливый! — удивился я. — Пятнадцать лет выжидал чего-то, а сейчас, — как вшивый в очереди в баню! Короче, ящик коньяка с тебя, — понял?

— Да, это дело надо обмыть! — решительно сказал Леха. — Пойду стаканчики поищу.

— Сиди, я сам! — осадил я его.

— Да ладно! Это, все-таки, мой праздник!

Наши препирательства прервал стук в дверь.

— Это еще кто? — удивился Леха. — Войдите!

Вошел охранник. В руках он держал объемистый пластиковый пакет.

— Вот, — сказал он, — Ирина Вячеславовна велела передать!

И удалился.

В пакете оказались апельсины, бананы, ананас, бутылка "Otard" и, конечно, три пластиковых стаканчика.

— Вот это Ируська! — присвистнул я и пропел:

— Разрежем сочный ананас, нальем вина, поставим джаз!

Леха разлил по стаканчикам ароматную жидкость, я вытащил из виртуальной реальности сопротивляющегося Брадобрея.

— За что выпьем? — спросил Леха.

— Он еще спрашивает! — фыркнул я. — За вас с Ируськой, — за молодых!

Так и сделали.

— А сейчас — за вас с Брадобреем! — безапелляционно заявил Леха.

Согласились.

— За Серегу Багрова! — вспомнил я. — Это же он мне твой адрес дал!

Сделали.

— А не частим ли мы? — высказал я предположение и предложил перекурить.

Снова без возражений.

Леха достал синий "Camel" и мы закурили.

Я разглядывал стены кабинета. Одна стена была увешена детскими карандашными и акварельными рисунками. Я вспомнил, что такие же видел в коридоре и в приемной.

— Это что за Шагал с Малевичем? — поинтересовался я, кивая на рисунки.

— А мы шефствуем над детским домом, — объяснил Леха, — помогаем им продуктами, одеждой, — видак с телевизором подарили! Сейчас проводим конкурс на звание "лучший воспитанник". Планируем пятерых победителей на будущий год отправить отдохнуть в Анталию. Здорово, а?

— Конечно, твоя идея? — спросил я.

— Моя! — признался Леха.

— А Ируська... Ирина Вячеславовна как на это смотрит? — ехидно поинтересовался я.

— Очень положительно! — парировал Леха. — Именно она распорядилась украсить офис рисунками воспитанников детского дома. Между прочим, весьма положительно действует на деловых партнеров, — особенно, зарубежных!

— Оригинальный маркетинговый прием! И это — тоже способствует укреплению связей с зарубежными партнерами? — и я указал на портрет Че Гевары, висящий среди детских рисунков.

— Нет, — ответил Леха, — просто я очень уважаю этого человека!

— А может, ты еще и член КПРФ? — рассмеялся я.

— Может! — серьезно ответил Леха и предложил выпить за Команданте Че. Мы выпили без возражений.

— Давай, споем нашу! — предложил я.

Леха согласился и достал из-за сейфа гитару.

— Рояля там нет! — предупредил он мой вопрос.

Леха перебрал пальцами струны и запел развеселую песню о том, как здорово живется ему и Миронычу.

И пусть порой с усмешкой

Жизнь на нас глядит,

И радость вперемежку

С обидами дарит.

И пусть с тобой при "бабках"

Бываем иногда,

Но каждый день встречаем

С улыбкою всегда!

И мы все дружно грянули припев:

Эх, чао, "бабки", чао!

Красотки пьют вино,

Мироныч пьет какао,

А мне уж все равно!

Эх, чао, "бабки", чао!

Красотки пьют вино,

Мироныч пьет какао,

А мне уж

все

рав

но!

— Душевная песня! — растрогался Брадобрей. — Классные вы все-таки мужики! Давайте я вам хорошие сигареты недорого достану.

— Лучше постриги нас! — со смехом ответил я.

— Руки уже не те! — с сожалением вздохнул Брадобрей. — Исчезла вся моя клиентура в вихре перестройки. А простой народ обеднел, вот и остался я без профессии.

— За жертв перестройки! — предложил я тост.

Выпили. Потом за то, чтобы икалось Мише Горбачеву.

— А ты как? — спросил, пережевывая ананас Леха.

— Инженерю по-прежнему! — ответил я. — Платят не густо: был начальником конструкторской бригады: пятнадцать человек, — шутка ли! Да как развалилась наша авиация, большая часть народу разбежалась кто куда. Кто челночит, кто на рынке торгует. А я теперь простой ведущий инженер, — но с голоду пока, слава Богу, не помираю!

— Давай я тебя к нам в офис пристрою! — предложил Леха. — Опыт руководящей работы есть, высшее образование... Как тебе предложение?

— Леха, а ты когда-нибудь видел, как взлетают самолеты? — спросил я. — Как махина из металла, которая еще недавно была лишь в чертежах, да в моем воображении, мчится мимо по ВПП и с ревом, от которого все внутри трясется, взмывает в небо... И в этом — часть моей души, моей жизни! И знай, — если вдруг ты заметишь, что наши самолеты перестали летать, значит, — я умер! Понял? А ты говоришь — офис!

— Я тобой горжусь, Мироныч, — серьезно сказал Леха, — давай — за Авиацию!

Мы выпили за Авиацию, за то, чтобы с аэродромов нашей Страны всегда взлетали самолеты.

— Восстановить авиапромышленность — наш долг! — заявил Леха. Задремавший было Брадобрей очнулся и сказал:

— Во-во, кстати, о долгах! Ты мне остался за шампанское и закуску пятнадцать рублей должен. Помнишь?

— Да где же я такую мелочь найду? — рассмеялся я.

— Не! — помотал головой Брадобрей. — По курсу надо считать! Какой тогда курс был? Точно не помню... но где-то... шестьдесят копеек за доллар! Итого, значит... момент... двадцать пять баксов. Извольте!

— Видал наглеца? — вне себя от возмущения повернулся я к Лехе.

— Считать надо не по искусственно завышенному курсу застойных времен, а по фактической покупательной способности! — поддержал меня Леха. — Вот, к примеру, пачка настоящих американских "Marlboro" стоила тогда на черном рынке два с полтиной, что примерно соответствовало одному доллару.

— Понял, сигаретный король? — повернулся я к Брадобрею. — Так что с меня — шесть баксов!

— Грабите средь бела дня! — выразил свое возмущение Брадобрей.

— Ша, мужики! — сказал Леха. — Сейчас идем в ресторан. Там сейчас народу нет, а меня обслужат как постоянного клиента. Я угощаю, — никто никому ничего не должен! Лады?

Возражений не было.

Мы отправились на улицу. Прекрасный летний день достиг апогея. Мы шли по залитым солнцем веселым улицам самого прекрасного Города на Земле. Шли и орали оптимистическую песню "чао, бабки, чао", а прохожие опасливо косились на нас. А попавшиеся навстречу девушки громко рассмеялись и проскользнули мимо веселой стайкой. Им было непонятно, отчего взрослые мужики, годящиеся им в отцы, почти трезвые, орут средь бела дня в центре столицы дурацкую песню!

Они ведь не знали, что сегодня распрямилась Петля Времени! Что для нас исчезли последние пятнадцать лет, — как будто и не было их вовсе, — со всеми глупостями, нелепостями и несуразицами. Что мы опять молодые, — пусть только на сегодняшний день! Но этот день — наш!

108 МИХАИЛ ГНИТИЕВ — Патлатая трагедия —

? МИХАИЛ ГНИТИЕВ — Рок-тайм или Патлатая трагедия - 14

тМихаил Гнитиев — Патлатая трагедия — 1