Рыцари Белой мечты - 1

— Как продвигается работа над вашей винтовкой, Фёдор Васильевич? А что получается с карабином, Василий Алексеевич? Как вообще оцениваете положение военной промышленности в стране? — Кирилл Владимирович, сразу же настраивая собеседников на деловой разговор, внимательно посмотрел в глаза оружейникам. — Только попрошу Вас быть предельно откровенными. Мы не на празднике, чтобы слушать хвалебные речи, и тем более не на похоронах, чтобы не говорить о плохом. Хотя...скоро может и до этого дойти.

— Неимоверно сложно продвигается, — первым пришёл в себя от неожиданности Токарев.

Здесь, наверное, сыграла врождённая уверенность, нередко переходящая в наглость, казаков, на равных говоривших и с Богом, и с царём, и с соседом.

— Боюсь, дела обстоят не лучшим образом. Нет, конечно, всё не так плачевно, как в пятнадцатом, не приходится нещадно напрягать силы для производства огнеприпасов. Но всё равно — сложно.

— Однако я всё-таки думаю, что в предстоящем наступлении патронный и винтовочный голод всё-таки не будет так остро чувствоваться, — продолжил Дегтярёв.

— Что ж, это всё-таки обнадёживает, — Кирилл как раз выхватил из рук вернувшегося инженера бумагу и карандаши, разложил их на столе с неработающим станком и начал чертить какие-то схемы.

Натренированная многолетней работой в " в компетентных органах" память услужливо подбрасывала Сизову одну за другой схемы из книг по германскому вооружению времён окончания Первой мировой. Кирилл сильно заинтересовался тогда тем оружием, которое, появись на год-два раньше, вполне могла бы изменить ход противостояния не в лучшую для стран Согласия сторону...

Дегтярёв и Токарев с замиранием сердца смотрели на создаваемые прямо на их глазах чертежи. Даже при первом взгляде оказывалось ясно, что задумка невероятно смелая, но притом и довольно-таки простая.

— Господа, посмотрите, перед Вами — конструкция, основанная на германском пистолете "Парабеллум". Сейчас противник только-только начинает вплотную заниматься этим новым оружием. Здесь используется патрон Бергмана калибром девять миллиметров, при этом основная идея — неподвижный ствол и свободно движущийся затвор, можно спусковой механизм настроить на одиночный и непрерывный огонь, затвор служит к тому же и курком. Представьте, что когда солдат нажмёт на спусковой крючок, пружина затвора двигает его вперёд, выталкивает патрон, разбивая затем в патроннике капсюль. И затворная, и боевая пружина совмещены в одну. Знаете, как в пистолете Браунинга тысяча восемьсот девяносто седьмого, только несколько проще и лучше. Но есть и целая плеяда недостатков, — Сизов говорил это без остановки, без передыха, он хотел полностью завладеть вниманием и умами оружейников.

— Например, необходимо коробочный магазин заменить барабанным, этак на пятьдесят патронов. Иначе просто придётся носить множество огнеприпасов с собою: слишком уж велика скорость их потребления. Также необходим второй человек, который подносит запасные магазины и детали. Но, думаю, это оружие того стоит. Что скажете, первые образцы можно сделать, скажем, за месяц-два? Уверяю, что всё необходимое я попытаюсь вам предоставить.

Повисло молчание. Дегтярёв и Токарев переглядывались, уйдя в свои мысли.

— Думаю, что попробовать можно. Кажется, это похоже на придумку итальянца Ревелли, так? — и снова Токарев был первым, кто прервал молчание.

— Да, да, именно, Вы угадали! — Кирилл улыбнулся. — Но тут всё намного лучше продумано. Итак, вы согласны? Учтите, нужно работать со всей возможной скоростью, отрешившись от внешнего мира. Но, я думаю, после удачных испытаний этого оружия ваши карабин и винтовка уж точно получат преимущество в очереди на производство...

Сизов решил подзадорить конструкторов. Он был уверен, что и Дегтярёв, и Токарев увлекутся новой идеей, особенно когда в обмен на её реализацию им обещают "путёвку в жизнь" для их собственных изобретений.

— Думаю, попробовать можно. Но нужны производственные мощности, станки, мастера, деньги, в конце концов. И, конечно же, любая стачка может надолго остановить работу, — наконец изрёк Дегтярёв. Итак, Кирилл одержал очередную маленькую победу в войне за русскую славу...

— Я считаю, что это как раз самое простое. Обещаю, что всё это будет вам предоставлено, я поговорю с Его Императорским Величеством и военным министром. Итак, господа, помните, что у вас только полтора месяца на создание первых боеспособных образцов. Схема, как и мои соображения по её улучшению, у вас есть.

— Бог поможет. Уж ради этого можно и несколько ночей в мастерской провести, — ухмыльнулся Токарев, шевельнув усами.

В его глазах появился казацкий задор, тот самый, с которым Степан Разин шёл на Персию, гетман Наливайко проливал кровь за свободу от поляков, а Богдан Хмельницкий смотрел на ряды "панов" у Жёлтых вод...

— Великолепно, господа, великолепно! Что ж, мою поездку можно назвать весьма и весьма удачной, — Кирилл однако подумал, что несколько мест в Москве и Туле ему ещё предстоит посетить.

Но сперва — обязательно отправить телеграмму Ники, с просьбой поспособствовать Дегтярёву и Токареву. Заодно и намекнуть, что в Босфорской операции, этом любимом плане императора, новое оружие должно сыграть не последнюю роль. Но нужно что-то делать и с разработкой Фёдорова. "Эх, — подумал Сизов, — и почему меня пораньше судьба не забросила? Как бы развернуться можно было!"

Кирилл Владимирович в великолепнейшем настроении направился дальше осматривать завод, а Дегтярёв и Токарев ещё долго стояли, склонившись над схемами, удивлённо цокали языками, затем бросали взгляды вслед Романову, возвращались к чертежам. И никак не могли понять, откуда такие тонкости в инженерном деле стали известны ничем особо не славившимся, кроме любви к автомобилям, человеке. Этот день навсегда перевернул мнение конструкторов по отношению к дому Романовых. В лучшую сторону. У них затеплилась надежда, что не всё потеряно для страны, что империя ещё "о-го-го!".

Как на черный Терек

Выгнали казаки,

Выгнали казаки

Сорок тысяч лошадей.

И покрылось поле,

И покрылся берег

Сотнями порубленных, пострелянных людей.

Любо, братцы, любо! Любо, братцы, жить!

С нашим атаманом не приходится тужить!

Атаман наш знает,

Кого выбирает.

— Эскадрон по коням! — да оставили меня.

И осталась воля,

Да казачья воля,

Мне досталась пыльная горючая земля.

Любо, братцы, любо! Любо, братцы, жить!

С нашим атаманом не приходится тужить!

А первая пуля,

А первая пуля,

А первая пуля в ногу ранила коня.

А вторая пуля,

А вторая пуля,

А вторая пуля в сердце ранила меня.

Любо, братцы, любо! Любо, братцы, жить!

С нашим атаманом не приходится тужить!

Жинка погорюет —

Выйдет за другого,

За мово товарища, забудет про меня.

Жалько только волюшки

Во широком полюшке,

Жалко сабли вострой да буланого коня.

Глава 9.

Кому-то могла показаться странной эта компания: английский посол, лорд Джордж Бьюкенен, потомок членов "партии короля" — и потомок крепостных, лидер октябристов Александр Иванович Гучков.

Ну что, казалось бы, им обсуждать? Что мог предложить оппозиционеру иностранец, за несколько месяцев до того едва ли не слёзно умолявший Николая принять самые жёсткие меры по наведению порядка и проведению реформ...

В сторону отставлены были бокалы с "Вдовой Клико", вазочка с печеньем и сладостями. Ужинать желания не осталось — требовалось поговорить о предстоящих и совершённых делах.

— Боюсь, этот Керенский до сих пор не отказался от вздорной идеи поднять рабочих на демонстрацию? — начал вкрадчиво лорд, прищурив глаза.

Разговор шёл на английском. Бьюкенен за всё время пребывания в России так и не выучил русский.

— Нет, на наши уверения в преждевременности этого шага Александр Фёдорович кричит направо и налево о том, что либералы не желают принять руку помощи трудовых масс. Керенский стоит на своём, совершенно не желая никого и ничего слышать. Он всё сильнее желает "очищающего пламени революции", — вздохнул Александр Иванович.

Ему в голову отчего-то пришло воспоминание об англо-бурской войне. Страстно желавший тогда свободы для буров, знал ли Гучков тогда, что вот так запросто будет разговаривать с послом английского короля? А ведь когда-то англичане взяли его, вышедшего в отставку офицера охраны КВЖД, вместе с сотней бурой в плен. Где-то неподалёку был первый концентрационный лагерь...

Да и мог ли Гучков тогда представить, что будет с английским послом не только разговаривать, но и практически сотрудничать. Или, скорее, подчиняться. Деньги всё-таки (Александр Иванович пожал плечами) на дороге не валяются, а уж особенно такие деньги...

— И никак нельзя на него воздействовать через Ваших общих друзей?

Бьюкенен не стал напрямую упоминать масонов в разговоре: Гучков этого не любил. Всё-таки Военная ложа была не самой миролюбивой и открытой среди прочих, во многом из-за этого Александр Иванович скрывал свои связи с лидером думских трудовиков Керенским.

Сам Бьюкенен также был знаком с Александром Фёдоровичем, их даже вполне могли посчитать друзьями: лорду импонировала фигура Керенского, привлекала его возможность завладеть вниманием толпы, привлечь на свою сторону массы — и одновременно отталкивало желание бывшего присяжного поверенного быть впереди всех, руководить, возвышаться. Что-то в нём было от Оливера Кромвеля, может быть, желание завуалировать свои политические амбиции заверениями в стремлении обеспечить интерес народа. Однако...однако даже иностранец понимал, что все эти обещания — вздор. Английский посол был прекрасно осведомлён о том, что Керенский в числе прочих социалистов поддержал состав "правительства доверия", практически полностью "буржуазного". Такое могло произойти только в России: социалисты обеими руками за "буржуев"! Во многом именно этому начинанию и был посвящён разговор Гучкова и английского лорда в тот вечер.

— Министр подтвердил, что Его Величество желает видеть Российскую империю конституционной монархией, поддерживающей знамя борьбы Согласия с Центральными державами до полной победы. Его Величество Георг и министры сомневаются, что этого можно добиться, если всё пойдёт тем же чередом. Все эти слухи о сепаратном мире, укрепляющийся с каждым днём отсталый режим, плетущийся в хвосте прогресса. Надеюсь, Вы понимаете, что намеченная операция должна произойти в конце сего месяца? Конец февраля— начало марта — это крайний срок, больше никогда нам не выпадет шанса изменить протухший режим. Вам для этого достаточно средств, предоставленных казначейством Его Величества?

— Думаю, что новых вложений не помешало бы. Но я хотел поговорить о другом. Видите ли...С недавних пор в наших глазах человеком, достойным стать одним из исполнителей нашей цели, теперь может быть не только Великий князь Николай Николаевич. В лице широких масс населения он всё-таки довольно далёк от будущего исполнителя. Да и известность его померкла по сравнению с прошлым временем. Глухой Кавказский фронт не располагает к такому же влиянию на общественное мнение, как тот же Таврический сад...

— Вы имеете в виду Кирилла? За ним нет авторитета в армии, насколько я знаю, — Бьюкенен сдержал удивления от новости.

Что ж, к этому всё шло: и встречи контр-адмирала с думскими лидерами и членами Государственного Совета. Теперь в глазах общественности Кирилл Владимирович виделся страдальцем за дело победы над "тёмными силами" и погрязшим во лжи и грязи режиме. Чего стоило только то, что он закрыл грудью Львова, этого "столпа демократии и народоправства". И, к тому же, одного из лидеров законспирированного комитета по подготовке к перевороту.

— Милорд, за нынешним режимом нет такой горы злых дел, как пишут газеты, — заметил Гучков.

Всё-таки сам Бьюкенен не должен был забывать, как мастерски оппозиция сумела направить слова репортёров против власти. Замалчивание побед — и раздувание неудач, простейшее решение, и оттого невероятно эффективное.

— К тому же Кирилл будет целиком и полностью под контролем правительства и представителей Согласия. Без авторитета он будет надеяться только на нас да ещё верных делу свободы офицеров.

— В этом что-то есть, Александр Иванович, что-то есть. Однако Вы не боитесь, что кандидатура Кирилла вызовет народные волнения? Не нужны нам никакие демонстрации и массовые волнения. Только — переворот сверху, помните об этом, мы же столько внимания уделили этому вопросу.

— Если возникнет опасность возникновения волнений — мы сумеем их предотвратить. К тому же в крайнем случае остаётся кандидатура Михаила. За него стоит, как Вы помните, господин Милюков. Но...

— Да-да, я помню Ваши соображения против этой кандидатуры. Между тем, начнётся ли в срок операция по созданию пригодной нашему делу обстановки? Морис, — французский посол Палеолог, — волнуется, что мы теряем драгоценное время. Ещё чуть-чуть, месяц или два, и мы навсегда потеряем шанс на победу.

— Всё начнётся в срок, не волнуйтесь. Конечно, при условии, что Вы предоставите достаточно средств для осуществления нашей задумки.

— Можете не беспокоиться, Александр Иванович, — утвердительно кивнул лорд Бьюкенен, поднимаясь из-за стола. — Держите меня в курсе дел.

— Всенепременно, милорд, всенепременно, — Гучков пожал на прощание руку английского посла. Вот так запросто, за разговором двух приятелей, принимались решения, которые должны были повлиять на будущее миллионов.

Бьюкенен проводил гостя до выхода, раскланялся с Гучковым и сел за доклад министерству об обстановке в столице и Ставке. Лорд подумал, что зря Николай Второй ответил отказом на предложение немедленных реформ.

"Мы с радостью проведём преобразования, которые нам предлагает наш родственник, но сперва ему следует ввести и поддерживать десяток-другой лет те учреждения, которые он нам так настоятельно подсовывает" — это всё-таки были слишком уж грубые слова, особенно для государя союзной державы. Теперь не оставалось ничего, кроме "переворота сверху". Иначе Россия слишком усилится. Родная Англия может получить врага, опасней Германии многократно, а этого допускать нельзя ни в коем случае.

Александр Иванович обдумывал уже произошедшие события — и только. Этот делец Рябушинский снова потребовал в обмен на деньги гарантий того, что после переворота будущее правительство проведёт реформы. Например, отменит указ царя о заморозке сделок с землёй и контроль за производством некоторых товаров. А заодно присовокупил обещание не мешать промышленным комитетам саботировать поставки зерна и распределение продовольствия в столице. У Гучкова на лбу пот выступал от воспоминаний о том, как долго лидер октябристов спорил с Рябушинским о финансировании разработок Дегтярёва и Токарева. Кирилл Владимирович легко убедил и Львова, и самого Гучкова в том, что эти образцы пригодятся. Так, на всякий случай: вдруг не сумеют затушить беспорядки после переворота? Вооружённая новейшим оружием дивизия, входящая в Петроград, разоружающая запасные батальоны, угрожающая самому императору... Это будет весомый довод!