Виновен!

— Твои друзья?..

— Гермионе тут ничего не угрожает; Джинни, Рон, Блейз и прочие — просто ничего не знают. Как я понял они и о моем побеге не знают, так?

Драко кивнул.

— Все было так... спонтанно, быстро и неожиданно, что мы никому ничего не сказали, просто не успели.

— Вот и прекрасно. Меньше знают — крепче спят.

— Рон провел пару месяцев в аврорате, — сказал Драко.

— Даже так? Но его ведь выпустили? Он мог только свидетельствовать, притом реальной пользы от его свидетельства в том судебном процессе было исчезающе мало, на мой взгляд — вреда строго больше. Я лично вообще не понимаю, зачем его там продержали столько времени. Кстати о допросе и аврорате, ты пришел к каким-то определенными выводам по поводу того, кто тебя расспрашивал под веритасерумом?

— Не-а, — ответил Драко, покачав головой.

— Я видел этот, хм, разговор в омуте памяти и могу сказать следующее: манера ведения допроса принадлежит мистеру Броунсвиллу, способ построения фраз, пересекающиеся вопросы, Броунсвилл не верит в веритасерум, поэтому допрашивает именно так.

— Броунсвиллу?! Это же заместитель главы авроров!

— Ага, — согласился Поттер.

— Но этот допрос был незаконен! Это наглое похищение и...

— Видишь ли, в игре с такими ставками — закон это абстрактное понятие. Ты понадобился, тебя дернули. И, между прочим, я не утверждаю, что тебя допрашивал именно Броунсвилл, хотя не исключаю этого.

— Не понял? — переспросил Драко.

— Манеру допроса, при желании, можно подделать.

— Зачем?

— Малфой, это же элементарно! Смотри: воспоминание, предъявленное в качестве доказательства, в суде считается уликой. Дальше все ясно? Ты известен тем, что обид не прощаешь. В принципе, в твоей манере было подать заявление в аврорат о похищении и незаконном допросе с веритасерумом.

— Я, в общем-то, так и собирался сделать, — растерянно сказал Драко. — Только тут это переселение и вообще...

— Вот. Дальше начинается внутреннее расследование, из которого станет очевидно, что Броунсвилл превысил свои полномочия. Это прощание с карьерой. После подобного его разве что официантом куда-нибудь возьмут. Если допрашивал именно он, а по твоим воспоминаниям это явно следует, то туда ему и дорога. А если нет? Я вообще с ним очень не плохо знаком. Он... Как бы это сформулировать понятнее? Он честный, очень добросовестный, въедливый, подозрительный, скрытный, прекрасный аналитик, работает в аврорате не первый день и начинал свою карьеру простым аврором. Все чего он добился — он добился сам, так как вследствие происхождения, а он полукровка, блата и знакомств у него не было. Мне очень не хотелось бы верить, что он каким-то боком замешан в эту историю с зельями, а это твое "приключение" — звено именно из этой цепочки.

— Как-то все чересчур сложно, тебе не кажется?

— И это мне говоришь ты? — удивленно приподняв бровь, спросил Поттер. — Это интрига вокруг денег и власти, она не может быть простой по определению. Понимаешь, я попал в Азкабан, сказав кому-то что-то лишнее. Так как я мог это сделать только на работе, то, стало быть, кто-то из сотрудников аврората — крыса. А может быть, кто-то, случайно зайдя в отдел, что-то услышал, и по несчастному стечению обстоятельств этот кто-то был связан с теми, кому не выгодно было мое расследование.

— А ты с кем-то делился результатами своих изысканий?

— Нет, но я рылся в архиве, предназначенном для служебного использования. И по материалам, которые я запрашивал, в принципе, можно догадаться, что я искал. Особенно если знать, куда смотреть и на что обращать внимание.

— И что, мне идти подавать заявление? Или нет?

— Я бы этого не делал, во всяком случае, пока мы не убедимся в виновности или невиновности Броунсвилла. Если он причастен к делу с зельями, то потом можно будет эти твои воспоминания использовать, что называется, до кучи. Сейчас — это либо подставить невиновного честного аврора и возможного союзника, либо засунуть башку в петлю. Кстати, я бы рассматривал твои воспоминания именно в пользу непричастности Броунсвилла. Твоя башка, извини, конечно, но нафиг никому не нужна. Тебя бессмысленно так подставлять, а вот его — очень даже.

Драко смотрел на бывшего сокурсника во все глаза. Он открывался перед ним с совершенно неожиданных сторон. Кто бы мог подумать, что Поттер способен разбираться в интригах? Или столь спокойно анализировать? Или изящно выдать такое количество информации, чтобы и озадачить, и заинтересовать, и не сказать всего? В конце концов, кто бы мог подумать, что с Поттером можно просто спокойно сидеть у камина и разговаривать дольше двух минут?!

— Вот такие дела, Драко, — сказал Поттер и Драко автоматом отметил, что тот первый раз назвал его по имени.

"Драко... — подумал Поттер. — Интересно, когда он перестал для меня быть Малфоем? Тогда, когда я очнулся и уснул в его объятиях? Или сейчас, когда я объяснял ему смысл своих действий? Или... Или раньше?"

"Он назвал меня по имени. Первый раз за все время нашего знакомства. Он сделал это случайно? Или это что-то значило?"

Мужчины смотрели друг на друга с замешательством.

Звонкий голос Гермионы прервал неуютную паузу:

— Какие такие дела? — поинтересовалась она от двери гостиной.

— Да так, мы тут с Малфоем выясняли: в чем разница между моим и его инстинктами самосохранения, — спокойно ответил Поттер. Своим ответом, явно давая понять Малфою, что не намерен посвящать Гермиону в суть их разговора.

— Интересная тема. А отчего это у вас лица такие... озадаченные?

— Мы всесторонне обсудили этот вопрос и пришли к выводу, что разница действительно наличествует. Но ни один из нас не ожидал, что она окажется настолько... разительной, — поддержал поттеровскую полу-правду Драко.

Гермиона недоверчиво хмыкнула, но возражать не стала.

— Я собираюсь пойти пообедать, вы со мной? Или будете и дальше обсуждать столь озадачившую вас тему?

"Она нам не поверила" — мелькнуло в голове у Гарри.

Прошла еще неделя. Гарри физически вполне оправился, но до полного восстановления магического потенциала было еще очень далеко. Постепенно сил стало хватать не только на то, чтобы с грехом пополам добраться из спальни в гостиную, но и на более длительные прогулки. Он начал выходить на улицу и не спеша бродил вокруг дома.

Драко перестал специально избегать встреч, но и не навязывал свою компанию. Иногда Гарри ловил на себе заинтересованные взгляды бывшего врага.

Гермиона радовалась, что Гарри поправляется, и с удовольствием общалась с ним, наблюдая за его возней с сыном. Вопросов она не задавала, полагая, что Гарри сам со временем расскажет все, что сочтет нужным. Самого Гарри эта ситуация полностью устраивала. Она давала ему возможность обдумать все за и против, прикинуть последствия и пути отхода для продолжения его расследования. Что он его не бросит — было для него настолько же очевидно, как то, что вода мокрая.

Гарри заставлял себя шевелиться, превозмогая слабость и волнами накатывающую усталость, преодолевая лень и желание расслабленно посидеть. Он знал, что если не будет заставлять себя начать привычные тренировки, то будет восстанавливаться еще очень долго. Поэтому он каждое утро выходил из дома и, сжав зубы, заставлял свое тело работать.

Сначала это было очень тяжело, но с каждым днем давалось все легче и легче, мышцы наливались силой, обретали гибкость, скорость реакции восстанавливалась и постепенно Гарри входил в ту форму, к которой привык будучи аврором.

Драко спал чутко и ранние утренние подъемы Поттера будили его. Это выводило из себя, тем более, что Драко никогда не был жаворонком, в отличие от чертова Поттера, для которого, казалось, вставать в такую рань не составляет никакого труда. Целую неделю Драко терпеливо молчал, но в один из дней не выдержал и услышав, как Поттер выходя на улицу, опрокинул что-то загрохотавшее на весь дом, резким движением поднялся, оделся и вышел во двор. Поттер был занят утренней гимнастикой и на появившегося в неурочный час Драко, казалось, никакого внимания не обратил.

— Интересно, это непременное условие твоих занятий: разбудить с утра пораньше весь дом? — ядовито поинтересовался Драко.

— Весь дом? По-моему проснулся только ты, — спокойно ответил Поттер, совершая очередной наклон.

— Ты будишь меня каждое утро, и мне это не нравится, — сообщил Драко.

— А, может быть, ты просто завидуешь моей способности вставать рано? — выдыхая, в такт с совершаемыми упражнениями, поинтересовался Поттер.

— Было бы чему завидовать! — парировал Драко.

— Или, как вариант, моему упорству... — подколол Поттер.

Драко сложил руки на груди и закатил глаза.

— Ты лучше бы вместо того, чтобы ворчать, присоединялся к моим упражнениям. Это может пригодиться, знаешь ли, — спокойно предложил Поттер, закончив с наклонами и приступая к приседаниям.

Драко не отрицал полезности этих занятий, но заниматься ранним утром был просто не в состоянии.

— Если бы ты занимался во второй половине дня, я бы подумал, а так — извини. Пойду попробую еще поспать, — сказал он и направился было в дом, но был остановлен Поттером.

— Я могу заниматься до обеда. Скажем, часов с двенадцати. Как тебе такое время? — спросил он, подходя к крыльцу.

— Оно меня устраивает значительно больше, чем шесть утра.

— И ты будешь заниматься со мной?

— Буду.

— Хорошо, жду тебя в двенадцать на этом же месте, — спокойно сказал Поттер.

Глава 11

С того дня начались их совместные тренировки. Порядком отвыкший от серьезных и длительных физических нагрузок Драко иногда думал, что Поттер решил его извести таким экзотическим образом. Но все равно каждый божий день, при любой погоде ровно в двенадцать часов выходил во двор, туда, где его встречал дружелюбный кивок лохматой поттеровской башки, и быстрый, оценивающий взгляд из-под челки. На этих занятиях Поттер не использовал никакой магии. Впрочем, он вообще старался не колдовать. Как-то не утерпев, Драко поинтересовался:

— А почему ты не колдуешь?

— Жду, пока восстановлюсь. Не хочу мешать естественному процессу, — спокойно ответил Поттер.

Со временем Поттер добавил к своим занятиям еще и пробежки и Драко, чтобы не отставать от него, присоединился. Занятия проходили в основном в молчании, впрочем, Поттер оказался вообще не самым разговорчивым человеком на свете. Пожалуй, только играя с сыном, он болтал не умолкая. Гермиона утверждала, что это вполне нормально для него, и примерно так он себя и вел до Азкабана. Нелюдимостью это не было, просто... если было нечего сказать — Поттер молчал, если его о чем-то спрашивали — отвечал спокойно, развернуто и вполне дружелюбно.

С каждым днем Драко все глубже понимал — этот Гарри Поттер не то, что разительно отличается от известного ему, нет. Он просто не имеет с ним ничего общего, ну разве что имя и некоторые элементы внешнего вида. Драко импонировало спокойствие и уверенность, которыми обладал этот знакомый незнакомец.

Иногда Поттер запирался в своей спальне и часами не вылезал оттуда. Чем он там занимался — никто не знал. Гермионе было любопытно, но она не спрашивала, ожидая, пока муж сам расскажет, а Драко периодически старался подсмотреть, но ничего не получалось.

Таким образом, в тишине и спокойствии прошло три месяца с момента их поспешного бегства из Ньюпорта, и переселения в Колорадо. Их никто не беспокоил, Гермиона передала друзьям, что с ней и Драко все в порядке, и чтобы они ни в коем случае не искали их.

В середине мая в в "Ежедневном Пророке" появилась небольшая статья, повествующая о смерти Гарри Джеймса Поттера в Азкабане. В статье рассказывалось, что заключенный скончался после длительной болезни. Болезнь описывалась длинно и путано, из расчета, что средний обыватель убоится множества специфичных терминов и предпочтет просто поверить репортеру. Гарри первым увидел эту статью и ржал над ней до икоты.

— Для покойника ты не плохо выглядишь, — прокомментировала заметку Гермиона.

— Вот и замечательно, — сказал Поттер. — Пусть я считаюсь умершим. Так даже лучше, но меня очень напрягает, что эта статья появилась в прессе только сейчас. Возможно она появилась на свет только потому, что меня отчаялись найти и таким образом пытаются спровоцировать меня или моих помощников к активным действиям. Впрочем, это можно только проверить.

— Как? — поинтересовалась Гермиона.

— Хороший вопрос, — сказал Поттер, и пристально посмотрел на Драко. — Драко, ты ведь владеешь оклюменцией?

— Ну, да, — ответил Драко, настораживаясь.

— И веритасерум тебе, как я понял, при определенных условиях, не страшен, верно?

— Допустим, — согласился Драко.

— Очень хорошо. А скажи мне, ты случаем не думаешь вернуться из своего, хм, отпуска к работе? У тебя ведь в Бостоне дело... а?

— Я верно понял твою идею? Ты предлагаешь мне устроить своеобразную разведку боем? — спросил Драко, изогнув вопросительно бровь.

— Ага, только это может быть действительно опасно. По этому важно действовать осторожно, не нарываясь, и соблюдая конспирацию. Переместишься через несколько точек в дом в Ньюпорте, поглядишь, что там твориться, оттуда в офис. Проконтролируешь, как идут дела, сообщишь сотрудникам, что ты вернулся из странствий и... Ну, в общем, ты понимаешь?

Драко задумался. Риск в поттеровском предложении наличествовал, но вполне оправданный. Проверка действительно была необходима и кроме него ее, по сути, никто выполнить не мог.

— Ладно. Когда?

— Да хоть завтра поутру. Только... Гермионе нужно будет поколдовать над тобой, прежде чем ты отправишься.

— Что ты задумал?

— Видишь ли, если вдруг тебя опять похитят, то не исключено, что допросом с веритасерумом дело не кончится. Ты, помнится, ссылался на то, что был у тебя перед Гермионой долг жизни, и твое свидание со мной в Азкабане было ею засчитано за отдачу этого долга. Так вот, закрытый долг жизни оставляет на маге очень специфичный и четкий отпечаток. И именно его Гермионе предстоит подделать.

— А это можно подделать? — удивленно спросила Гермиона.

— Подделка не обманет обязательства по настоящему долгу, но того, кто будет искать след этого долга — вполне. Еще, тебе нужно придумать, где ты был с ночи с 15 на 16 февраля и поверить в это настолько, чтобы быть готовым предъявить эти воспоминания, если к тебе применят легелименцию. Я не знаю, что тебя ждет, но предпочитаю перестраховываться.

— Помимо дома в Ньюпорте и офиса мне нужно где-нибудь появиться?

— Пока нет. А скажи мне еще, ты умеешь чувствовать магическую слежку?

— Ну, если на меня наложат следящие чары, я их почувствую.

— А если они наложены на дом, куда ты направляешься? Или если их наложат на какой-то предмет твоей одежды?

— Не знаю, если сильные чары — то, скорее всего да. Слабые — не уверен.

— Плохо.

— Гарри, а тебе не кажется, что у тебя приступ паранойи? — спросила Гермиона.

— Ну, и что? Это мне никогда не мешало, согласись? Это, любимая, не паранойя, это желание жить, при том жить долго, и по возможности счастливо. Думаю, Драко хочет того же. Поэтому моя обязанность по-максимуму предусмотреть все неприятности, которые могут его поджидать, и по возможности подстраховаться, — мягко ответил Гарри, и задумчиво продолжил: — Так вот, слежка...