Часть 2

— Задание — заданием, а правдоподобности этой легенде не хватает. Если меня одного зачислить, то в моей биографии точно с микроскопом копаться будут, потому что с улицы в такие заведения не берут. А вот Борис для такой школы очень даже подходит, у него и с происхождением все в порядке, и все на виду, в отличие от меня. А я тогда пойду вроде как за компанию, наперсником и телохранителем. И вызывать подозрений, а значит и пристальных проверок, не буду.

— Хмм, есть что-то в этой идее... — Григорий перестал смотреть на меня, как на врага народа, и задумался, — Действительно, Ярцев и без нашей помощи мог бы туда ребенка пристроить... Но тогда надо, чтоб Лев Романович сам с этим предложением вышел?.. — полуутвердительно полувопросительно произнес гвардеец.

— Я думаю, с этим проблем не будет. Он, наверно, и оплатить это дело не откажется — к сыну он, несмотря ни на что, хорошо относится.

— Ладно, твои аргументы принимаются. Так для дела действительно лучше будет, -соглашается куратор, — Но с ними обоими тебе придется договариваться самому, про мое и Его участие им знать не нужно, — опять выделив голосом "Его", многозначительно смотрит он мне в глаза.

— Это само собой, — киваю в ответ на предупреждение, ненавязчиво прозвучавшее в последней фразе.

— Тогда пусть Ярцев где-то через неделю к руководству школы обратится, отказа ему не будет. И копии Бориных бумаг мне сделай, я еще два дня в Москве буду, в гостинице, если что оставь, — задумавшись о чем-то своем, Григорий достаточно рассеянно прощается и уходит, продолжая потирать горло, оставляя меня разгребать новые навалившиеся проблемы. По-крайней мере, он больше не пышет негодованием по поводу моего самоуправства и нашей небольшой разборки.

Расставшись с Осмолкиным, вернулся к упаковке приборов, игнорируя любопытные взгляды Бориса, и попутно размышляя, как сообщить ему счастливую весть о предстоящей учебе.

Да, какого чёрта? Скажу, как есть, просто не упоминая об инициаторах. В конце концов, поучиться год в Первой гимназии — это не так уж и плохо, ясно, что там Потемкины наверняка будут, но не одни же они! Машку вроде князь туда же отправить собирался для социализации. Сам бы я, конечно, туда не пошел, но стоит постараться извлечь из этого максимум пользы.

— Боря, скажи, а ты бы хотел в нормальной школе поучиться? — начинаю разговор.

— Когда-то хотел, но ты же мои проблемы знаешь? — спокойно отвечает Чёрный.

— А если я с тобой буду? И вообще, в школе сплошь одаренные будут? Как ты на это смотришь?

— Ты это вообще спрашиваешь или у тебя конкретный вариант есть? — парень откладывает наполовину заполненную коробку и испытующе всматривается в мое лицо. Бушарин в разговор не лезет, но с любопытством поглядывает в нашу сторону.

— Как ни странно, но есть. Так как? Рискнешь? — подначиваю юношу. Нехорошо, конечно, разводить на слабо, но мне его добровольное согласие нужно. Я могу и в рамках нашего с ним договора приказать, данный случай как раз идеально под его действие подойдет, но не хотелось бы делать этого, тем более что договор мы еще не подписали, а только на днях собираемся.

— А зачем? — спрашивает Борис, хотя видно, что наживку уже заглотил.

— Научиться общаться со сверстниками, нам обоим это не помешает, завести связи и знакомства. Просто поучиться, говорят, наш аттестат там не очень-то котируется. Как тебе? Все равно ни в один ВУЗ в этом году не поступили.

— А что за школа? Мы же в Питер переезжать собираемся? И как мы туда попадем, если аттестаты уже на руках? — выстреливает приятель целой очередью вопросов.

— А вот это нам с твоим отцом обсудить придется. — Борька сразу сникает и возвращается к прерванному занятию.

— Тогда забудь. Отец на это не пойдет.

— Спорим, что пойдет?

— Я даже спорить не стану, твои деньги поберегу!

— А мы не на деньги!

— На желание? И что ты предлагаешь?

— Если он согласится, то ты с ним нормально общаться начнешь и письма писать будешь или звонить, нет — выбирай сам.

Борис долго сопит, раздумывая над ответом. За время вынужденной паузы я успел набить и подписать две коробки профессорского имущества. Не знаю, кажется мне или нет, но в прошлый переезд вещей как-то поменьше было. Обрастаем потихоньку барахлом, поди, и в один грузовик теперь запихать все не удастся.

— Ладно, я согласен. Но если проиграешь, то больше эту тему никогда не поднимаешь!

— Тогда бросай все и пошли!

— Куда?

— Звонить твоему отцу, пока ты не передумал!

— Прямо сейчас?

— А чего откладывать? — и тащу слабо сопротивляющегося приятеля к ближайшей телефонной будке.

Вопреки Борькиным опасениям, Ярцев-старший его звонку обрадовался. Я хоть и видел пару раз запомнившегося мне по экзаменам Дмитрия Петровича неподалеку от нашего обиталища, но, думаю, доклады подчиненного личного общения с сыном не заменят. Что бы парень ни думал, а отец его любит, хоть, видимо, и не умеет эту любовь выразить.

Ужин в компании Льва Романовича проходит в престижном ресторане. Сначала мужчина был недоволен моим присутствием, но, не ощутив привычной нагрузки на свой слабенький источник, заметно оттаял. Пока отец расспрашивал сына, я отдавал должное искусству повара, не вмешиваясь в их диалог. Ван, конечно, готовит неплохо, но иногда и каких-то изысков интересно попробовать, тем более что в подобных заведениях я и в прошлой жизни считанные разы был.

— Ну-с, молодые люди, а теперь выкладывайте, что вас ко мне привело. Я, конечно, очень рад Боре, но сомневаюсь, что это была его инициатива, — проницательно заметил промышленник после устроенного допроса.

— Отчасти вы правы, Лев Романович, — впервые с момента знакомства подаю голос, — Но только отчасти, потому что Борис действительно скучает по семье, — Чёрный отчетливо краснеет и смущается, а вот его отцу эти слова приятны. Тем временем я продолжаю: — Скажите, вы убедились, что в моем присутствии способности вашего сына нивелируются?

— Да, как это ни удивительно, но я абсолютно не чувствую оттока энергии. Как вам это удается?

Копирую приподнятую бровь Земели, недаром перед зеркалом тренировался, а то очень уж выразительно у Олега выходит, даже завидно иногда. Чтоб Ярцеву-старшему, да не доложили о талантах нашей компании? — очень сомневаюсь.

— Наследственность хорошая, — туманно отвечаю на вопрос.

— А вы, кстати, знаете Егор, что очень похожи на...

— Так я же говорю — наследственность хорошая, — перебиваю слегка нахмурившегося собеседника, который, впрочем, понимающе усмехается в свои шикарные светлые усы и оставляет эту тему в покое. Непонимающий взгляд Бориса оба игнорируем.

— И что же вам от меня надо?

— Недавно у меня появилась возможность устроиться в Первую Петербургскую гимназию, в десятый класс, — теперь черед Бориного отца изумленно двигать бровями, — Но поскольку учиться мне придется под своим именем — это вызовет ряд вопросов, — еще одна понимающая усмешка и легкий наклон головы, поощряющий продолжать.

— А вот если я поступлю, как товарищ какого-нибудь родовитого ученика, то эти вопросы никто задавать не будет, поскольку все будет ясно и прозрачно, а мой покровитель окажется как бы совсем не причем...

— И вы хотите, чтобы в данном случае я выступил инициатором вашего зачисления? За компанию с Борисом? — с ходу понял, к чему я клоню Лев Романович.

— Именно. Как вы сами понимаете, отучиться там хотя бы год — весьма престижно. И откроет потом многие двери, как передо мной, так и перед вашим сыном... — продолжил я искушать любящего отца.

— А ты, Боря? Сам-то хочешь? — перевел взгляд Ярцев на моего товарища, — Там ведь всякие ситуации могут возникнуть, а Егор не всегда будет рядом.

— Пап, если я правильно понял, то даже в случае срыва навредить я там никому просто не смогу, многие будут на порядок сильнее меня, а ситуации — они и в обычной жизни возникнуть легко могут. А так я хоть научусь со сверстниками общаться, заведу знакомства, да и просто подучусь, — практически слово в слово повторяет Борис мои аргументы.

— Хорошо. Я доволен, сын, что ты принимаешь правильные решения. Признаться, когда ты просто сбежал из дома, был у меня соблазн вернуть тебя обратно, но я решил посмотреть на твои действия, а заодно дать тебе время остыть, чтоб ты подумал и понял мои причины. И я очень рад, что, несмотря на обиду, ты обратился за помощью именно ко мне, — разразился нравоучительной речью Ярцев, заставляя меня изо всех сил подавлять желание поморщиться. Слова, безусловно, правильные, но то, как они прозвучали... Борьке, наверно, гораздо приятнее было бы услышать что-нибудь вроде: "Молодец, сынок, так держать!"

— Что от меня требуется? — перешел он к текущим задачам, покончив с пафосной частью.

— Если вы, Лев Романович, примерно через неделю обратитесь в гимназию с просьбой о зачислении нас двоих, то вам не откажут, договоренность об этом имеется. Еще нужны Борины документы, но это мы и сами откопируем и передадим. Вот, в общем-то, и все.

— А оплата?

— За себя я заплачу сам, за Бориса — на ваше усмотрение.

— Пап, я сам заплачу! — вмешивается Борис.

— Что я, на обучение сына денег пожалею?! Не думай об этом, учись лучше! И за форму и принадлежности мне потом счета перешли, я компенсирую.

— Хорошо, — смиренным тоном соглашается Борис, словно ему не денег, а каку предложили, от возмущения пинаю этого зажравшегося засранца под столом. Парень вскидывается, но мои гримасы понимает правильно, и уже нормальным голосом произносит: — Спасибо, папа!

— Вот и хорошо, — отвечает мужчина, от которого не укрылась наша короткая пантомима, — Когда собираетесь ехать?

— Уже на следующей неделе, нам ведь еще устроиться надо, — отвечаю за обоих.

— Позвони, как доберетесь, — это уже персонально сыну. Борька согласно угукает, — У меня есть квартира в Питере, можете там устроиться, — предлагает он нам.

— Спасибо, на первое время будет очень кстати, — благодарно склоняю голову.

Пока я наслаждался изумительным кофе и огромным куском торта, эти двое обсудили еще какие-то свои семейные дела, перемыли кости родственникам, в общем, вполне нормально поговорили. А когда дело дошло до прощания, младший даже украдкой сморгнул слезу, да и старший не был так спокоен, как хотел казаться.

— До свидания, пап. И спасибо за все, — находит все-таки в себе силы поблагодарить отца Борис. В отличие от предыдущего раза, он делает это без моей подсказки, так что становится заметно, что папаша совсем поплыл, — Наверно, теперь увидимся только на каникулах...

Привычки обниматься у гасителя нет, но Лев Романович сам ломает шаблон, встав из-за стола и крепко сжав чадо на прощанье.

— Береги себя, сынок! — вполне человечно произносит промышленник, — И не вздумай там меня опозорить! — заканчивает в своем обычном духе. А я удостаиваюсь весьма благожелательного кивка перед уходом.

Вечер пятницы встречаю в тишине и одиночестве. На месте купола лаборатории теперь громоздится гора коробок, а их хозяин пакует уже личное имущество у себя дома. В отличие от нас он уедет уже послезавтра, почти налегке, имея доверенность от меня на аренду недвижимости. Заодно и с жильем для себя определится, решать за него в этом вопросе я не рискнул. Китайцев откомандировал к профессору на помощь, помимо сбора вещей требуется еще и саму квартиру освободить, так что лишние руки не помешают, а Чёрный из любопытства умчался с ними. Борька и меня зазывал, но поскольку в данный момент я являюсь для Бушарина нанимателем, то посчитал это несколько... фамильярным, что ли? В отличие от остальных, Александр Леонидович очень четко держит дистанцию "начальник-подчиненный", ничуть не обращая внимания на мой возраст, и весьма дозировано отодвигает границы в нашем общении.

Союзное соглашение с размытыми формулировками с Чёрным мы вчера подписали и даже сдали в соответствующую палату. Осторожный разговор с Бушариным на эту тему пока не дал результатов — профессор обещал подумать. Отторжения у него эта идея не вызвала, что уже хорошо, но и соглашаться он не спешит, что в общем-то разумно с его стороны. Пытаться как-то воздействовать на него в этом вопросе я посчитал излишним: далеко не все, что умеешь, следует применять в обычной жизни. Пойдешь вот так на поводу у сиюминутного желания — и окажешься вскоре окружен тупыми марионетками. Нет уж, пусть сам дозреет.

Книжка, заготовленная скоротать время, оказалась неинтересной, так что спустя полчаса я уже заскучал, лениво валяясь на своем лежбище, сколоченном когда-то трудолюбивыми детьми Азии из подручных материалов. Душу грел пакет со спиртным и вкусностями, заготовленный к вечернему визиту в меблирашку, но пилоты пока еще не появлялись. Совсем загонял их Костин, а в Питере не легче будет. Зато и отдача идет, в негласном рейтинге по Москве "Кистень" где-то в первой двадцатке котируется, уступая лишь монстрам-старожилам, типа "Вихря" и "Опоры", которые еще в прошлом веке на рынок вышли.

От нечего делать вернулся к папке Арешиной, в очередной раз перебирая собранные материалы, благо, никто не мешал.

Павел Потемкин, а как отца я его не воспринимал, положа руку на сердце, был не худшим представителем кланов. С виду: примерный семьянин, одаренный, богатый, красивый, достаточно известный. Чем он занимался на самом деле, из собранного досье было не очень ясно, а дедовым историям в этом вопросе я не совсем доверял, потому как эти сказочки на ночь проходили по разряду страшилок. С точки зрения бывшего главы Тайной канцелярии не было в империи ни одного политического преступления, откуда бы не торчали длинные уши Потемкиных. Почему он их не убрал, пока был на посту — покрыто мраком тайны. Вероятно, результат того не стоил — другие кланы просто из принципа прикопали бы деда в ответ, не считаясь с потерями, а там и до переворота недалеко, потому что царь за своего любимца бы вписался. Вот и получилось, что на одной стороне — хрупкое равновесие, достигнутое поколениями предков, а на другой — ненависть и подозрения, возможно и обоснованные, Великого Постельничего.

В прессе Павел Александрович то перерезал ленточку на открываемом учебном центре, то жертвовал крупную сумму на постройку больницы, то еще что-нибудь в этом духе. Эдакий меценат, покровитель искусств и защитник сирых и убогих. Так и просился на плакат к каким-нибудь выборам, домохозяйки за него голосовали бы пачками.

А вот из бумаг Арешиной выходило, что помимо двух дочерей и сына от законной жены, других детей у него было больше двух десятков, и это только тех, о которых смогли собрать информацию, потому что основная их масса родилась на закрытых для посторонних родовых землях. Дважды отец-герой, а вполне возможно и трижды, если пользоваться терминами старого мира.

Интересно, а он вообще свой член-стаханов, блин, в неэрегированном состоянии видел, или так со стояком и ходил все время?