Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Поэтому была разработана схема вовлечения ВНИИС в мировую экономику, которая позволяла получить доход, не особенно высвечивая выгодоприобретателей.
Новое СП — "Volemot Union", занимавшееся в России мобильной связью, доля ВНИИС в котором была была достаточно высока — почти половина, выступило одним из учредителей MobilNet — компании, зарегистрированной в Гонконге при участии Hutchinson Wampoa (Хэцзи Хуанпу) Ли Ка-шина и Semiconductors Research and Manufacturing, руководимой Майком Квоном.
У Ли Ка-шина, богатейшего человека Азии, улыбчивого китайца, считавшего, что главное счастье человека состоит в том, чтобы "...трудиться и получать прибыль", Генеральным директором головной компании, купленной лет десять назад у вездесущего HSBC, состоял некий Саймон Мюррей, с которым Майк Квон свел близкое знакомство.
И если биография самого Ли Ка-шина была внешне прозрачна, обыденна и проста: ширпотреб, строительство, порты-причалы-поезда, то его директор оказался человеком, повидавшим многое. Это был совершенно замечательный типаж того самого "космополита", которыми пугали моих родителей их комсомольские вожаки: англичанин, отслуживший контрактный срок во французском Иностранном Легионе в Алжире в те самые годы, когда демократическая Франция во главе с Де Голлем душила алжирский "сепаратизм", топя северную Африку в реках крови, потом торговавший всем подряд в таиландском представительстве французской фирмы и в конце концов спевшийся с Ротшильдами, на деньги которых он открыл свое первое самостоятельное предприятие, проданное чуть позже его нынешнему боссу.
— Знаете, Зак, — после двухдневного знакомства сказал мне Саймон на правах компаньона, старшего по возрасту и жизненному опыту. — Чем выше куча денег, которую вам удается под себя нагрести, тем шире ваш горизонт. Но тем труднее увидеть то, что твориться у ее подножия. Вы молоды, у вас впереди насыщенная жизнь, не забывайте о простых людях, руками которых создается ваше богатство. Однако при этом не позволяйте их интересам подняться над вашими, потому что на корабле не может быть двух, трех или десяти капитанов. Демократия хороша там, где от нее ничего не зависит и совершенно не приспособлена для принятия нужных и непопулярных решений. И все же ваше богатство создается людьми и нельзя относиться к ним как к бросовому товару.
Было странно слышать такое от одного из тех, кого называют "акулами империализма", но он был стопроцентно прав. Настораживало только его близкое сотрудничество с теми самыми господами, которых мы с Серым должны были бы сторониться всеми силами, ведь подразумевалось, что именно они будут играть против нас сейчас и в будущем. И если мистер Мюррей стопроцентно был человеком Ротшильдов, успевшим на них поработать официально, то и Ли Ка-шин, внешне совершенно независимый, наверняка был таким же — ведь выпуская пластиковые цветы и мыльницы с расческами редко кому удается скопить на покупку у HSBC одной из крупнейших в Гонконге компаний. Здесь мало просто денег, здесь нужно доверие главного акционера, что полученное вами не будет обращено ему во вред.
MobilNet, услуги которого были основаны на советских технологиях, очень быстро получил в Гонконге, Сингапуре, Сеуле и на Тайване хорошую известность. Чтобы не говорили досужие языки о маркетинге, а в отношении новых продуктов, характеристики которых не очень хорошо знакомы публике, эта наука работает отлично! Уже к сентябрю восемьдесят девятого компания контролировала практически весь рынок мобильной связи в этих регионах и планировала экспансию в Австралию, континентальный Китай, Филиппины и Таиланд — всюду должна была дотянуться "рука Москвы".
У Ли Ка-шина была и своя компания мобильной связи — Hutchinson Telecom, работающая в начинающих получать признание стандартах AMPS и TACS, но многоопытный китаец решил посмотреть — что может получиться из сотрудничества с русскими, чей авторитет гарантировал Майкл Квон, уже приобретший солидную известность от Токио до Сингапура. Сделка сулила приличные прибыли и улыбчивый китаец решился. А мне только и нужно было — дать хороший толчок детищу ВНИИС, а в том, что в дальнейшем они преуспеют, если не решат почивать на лаврах, я не сомневался.
Весной и летом восемьдесят девятого весь мир следил за тем, как Китай душит студенческие выступления на площади Тяньаньмэнь, посвященные то ли недостаточности демократии в проводимых реформах, то ли наоборот — ее избыточности и, как следствие сопутствующего либерализма последовавшего расслоения китайского общества. А третьи утверждали, что студентов вообще не волновала степень демократизации страны, и выступали они совсем даже против надоевших всем чиновников-казнокрадов. Разве поймешь этих китайцев? На площади они собирались уже не впервой и реальные причины недовольства рядовых китайцев были недоступны пониманию "прогрессивного человечества". И значит, каждый был волен толковать причины событий на свой вкус.
Газеты всего мира кидались из крайности в крайность, придумывая бесчисленные версии причин демонстраций и, хотя на самом деле никто ничего не понимал, каждый мало-мальски заметный политик торопился выступить экспертом и заработать себе небольшой политический капитал на будущее.
Разумеется, не обошлось без вездесущего Михаила Сергеевича, который попытался наработать на этих выступлениях имидж прогрессивного демократизатора, бросившись в Пекин объяснять своему новому "другу" Дэн Сяопину необходимость "гласности, перестройки и ускорения". Если бы Генеральные секретари со времен Хрущева, рассорившегося с Председателем Мао, знали, что делается в Китае, Горби наверняка бы туда не поехал. Но вышло как вышло и со стороны он смотрелся яйцом, вздумавшим учить курицу. Китай реформировал свою экономику уже десять лет, постепенно превращая страну в подобие провинции Гуандун, которой в конце 70-х разрешено было стать рыночной, чтобы попробовать компенсировать ее отсталость. И, несмотря на все успехи, китайцы не спешили распространять опыт этой южной провинции на всю страну, проводя постепенные реформы и не выпуская вожжи из рук.
Фролов считал, что Дэн Сяопин никогда не был убежденным марксистом, а просто однажды понял (или ему помогли понять), что новая идеология может дать ему неограниченную власть и с удовольствием к ней примкнул. Пока было нужно — поднимался вверх по бюрократической лестнице, проводил "Культурную революцию" и поддерживал Мао, зарабатывая авторитет в партии и народе, но когда почувствовал в руководителе слабину, не замедлил с выступлением, да не однажды, для чего даже полгода ему пришлось прятаться за спиной своего приятеля-генерала, командовавшего войсками Гуаньчжоусского военного округа. Почему-то партийная верхушка, лишившая его всех постов, не рискнула связываться с военными. Так кто же на самом деле стоял за спиной товарища Дэна, что всемогущий Мао не рискнул связываться с этими силами? А военные не поспешили выполнять приказы из Пекина. К его счастью, престарелый Мао ранней осенью 76-го года испустил дух и путь к власти оказался открыт. Здесь и началась постепенная сдача завоеваний коммунизма в Поднебесной. Нужно отдать должное реформатору — он не пытался одним прыжком заскочить в общество развитых стран, не пытался в мгновение ока все приватизировать и распродать. Да и не вынес бы Китай, только что переживший сначала "Культурную революцию", а следом за ней — "Большой скачок" еще одного нечеловеческого напряжения сил. Сяопин начал с малого, но за десять лет ясно показал всему Китаю, что выбранный им путь ведет к процветанию.
— Но будь я проклят, если бы это вышло у него без доброй воли заинтересованных кругов на Западе. — Говорил по этому поводу Серый. — Мир вообще не такой, каким кажется при первом приближении. Парфюмерные изыски изобретают не Коко Шанель с Хьюго Боссом, а бородатый безымянный мужик в лаборатории DuPont или престарелая тетка из такой же лаборатории в Koch Industries, в штате Мэриленд национальный спорт — рыцарские турниры, а не американский футбол, лорд, просравший Британскую империю, объявляется ее величайшим правителем, кролики могут иногда победить самого Наполеона, а в коммунистическом Китае не одна, а девять зарегистрированных партий.
Он замолкал, глядя, как я пытаюсь броситься проверить информацию, но останавливаюсь, понимая, что сделать это быстро не получится.
— Если бы западный бизнес в самом деле соблюдал свои бойкоты, — насладившись произведенным впечатлением, продолжал он, — никогда никакой Гуандун при самой разрыночной экономике не смог бы выбиться в лидеры экономического развития Китая. Как не может этого сделать какая-нибудь Сомали по отношению к Африке. Для этого нужны не десять лет, а пятьдесят — как у южных корейцев, и вооруженное присутствие заинтересованных стран, чтобы сохранить свою собственность — как в Японии, Германии и той же Южной Корее. Представляешь себе уровень гарантий сохранности собственности, предоставленных китайцами, в которые должны были поверить наши очень недоверчивые капиталисты с Уолл-стрит? Я — нет. После того, как их кидали много раз повсюду — от России до Кубы, поверить какому-то китайцу? Сомнительно. Только если знаешь его как облупленного и держишь за очень чувствительное место. Хотя... и товарищ Мао и товарищ Дэн очень любили поручкаться с американскими президентами. А тех не сильно напрягал китайский тоталитаризм, до которого русскому — расти и расти! И практически не расстроило приобретение Китаем ядерного оружия — удивительно! Посмотри, какова цена успеха "китайского экономического чуда" — весь континентальный Китай занимается созданием инфраструктуры, напрягается, строя железные дороги, электростанции, карьеры, шахты, а Гуандун ставит у себя заводы, которые это все перерабатывают, используют по дешевке — по внутренним китайским расценкам, а прибыль от торговли с внешними рынками складывает в свой карман. Здесь, конечно, вспомнить стоит об условии обязательного реинвестирования в китайскую экономику, но, поверь мне, оффшорами не пользуется на этой планете только самый ленивый или дурной, а проследить за перемещением денег пока еще невозможно — в силу неразвитости коммуникаций и "устаревшего" законодательства, не позволяющего некоторым институтам раскрывать имена вкладчиков или акционеров. Там, где китайская экономика получает доллар, тот же HSBC, а вернее всего японские Fuji Bank, Sumitomo Bank, Sanwa Bank и Bank of Tokyo имеют пять. Но за каждым японским банком, который способен поразить мир величиною активов — один лишь Bank of Tokyо распоряжается суммами превышающими в три раза годовой бюджет Советского Союза — за каждым из японских гигантов стоят Дядя Сэм и Джон Буль. И поверь мне, очень скоро это станет явно видно — когда упадет японский рынок недвижимости, деньги уйдут хозяевам и в модные китайские лавочки вроде Народного строительного банка Китая, а бедняги японцы уже лет через десять-двенадцать навсегда покинут мировые рейтинги крупнейших банков. Видимо, не зря родной сынок товарища Сяопина работает в США целым профессором университета.
Пока я осмысливал, он уже успевал подумать о другом:
— В России сейчас тоже один молодой замминистра в нефтедобыче пишет диссертацию о том, что в условиях очень низких мировых цен на нефть стоит выделить из народного хозяйства самые доходные месторождения, самые высокорентабельные перерабатывающие заводы и объединить это все в одной структуре, которая будет генерировать для страны валюту. Разумеется, в руководители, а потом и в собственники этого "Лукойла" он прочит себя. Каково, а? Какой размах, какой полет мысли! Сказать честно, я могу рожать такие диссертации по десятку на день. Объединить самые прибыльные алюминиевые заводы и отдать мне, а остальные пусть висят ярмом на бюджете страны, или те, где льют цветмет и тоже отдать мне, или бумага, лес, хлопок — продолжать можно до бесконечности. Важно — выделить доходные и отдать мне, а с убыточными, устаревшими и всякими-остальными пусть государство мучается! Красавчик! Настоящий последователь английского либерализма, постигший самую суть основ приватизации!
Не знаю, был ли в его словах смысл, я уже привык к тому, что он такими недвусмысленными заявлениями просто провоцирует меня к осмыслению явления. Но по тому, как встретили в Пекине Михаила Сергеевича, не чувствовалось, что "братский" Китай нуждается в какой бы то ни было помощи со стороны Советского Союза. И так же не чувствовалось, что сам готов поделиться хоть чем-то, кроме своего бросового ширпотреба.
На государственном уровне Генерального секретаря опять ждала неудача — несмотря на все его личное обаяние.
У меня же, благодаря связям Квона и Ли Ка-шина наметились неплохие гешефты в области микроэлектроники, которая только-только начинала развиваться в китайских свободных экономических зонах.
— Незачем лезть напролом, и пытаться объяснить тем, кто не очень хочет тебя видеть, что ты хороший. Если тебе от них что-то нужно, договорись с теми, кто уже там присутствует, и постепенно все смирятся с тем, что придется считаться с твоими интересами, — слова Джонни Манга, моего сингапурского представителя, умудрившегося за неполный год влезть во многие компании своего города долевым участником, оказывались той универсальной истиной, которая давала наилучшие результаты.
Neptune Orient Lines, OSBC, Singapore Airlines, Keppel, всюду: от морских перевозчиков до банков и изготовителей буровых вышек Манг имел какое-то участие, постепенно расширяя его границы. Он даже умудрился просочиться в сингапурское отделение моего ныне злейшего противника — Standard Chartered. Mang Holding, управляемая Джонни, имела листинг на биржах в Гонконге, Маниле, Сингапуре, Токио и Дели. Собрав свое лоскутное хозяйство из всего подряд, он выпустил на рынок облигации холдинга, которые неплохо разошлись среди завсегдатаев фондовых площадок. Мне нравился его подход и в азиатских условиях, где не все всегда решает размер кошелька, он был очень полезным.
С самого начала нашей деятельности мы не старались приобретать полный контроль над крупными и очень крупными предприятиями. Это было чревато столкновением с теми силами, которые в принципе не могло контролировать ни одно правительство, а уж нам они пока были совсем не по зубам. В любой стране за самыми крупными и доходными предприятиями обязательно торчат уши крупнейших банков. Эти банки цементируют всю экономику страны, опутывают ее своими щупальцами, заставляют работать на себя и пухнут от доходов еще больше, подгребая под себя новые жертвы, едва выросшие до размеров, которые могли бы заинтересовать "больших братьев" с Уолл-стрит и ее региональных близнецов. И, как показывает практика, бороться с таким положением вещей практически бесполезно.
В послевоенной Германии союзниками было принято волевое решение и, чтобы избежать в будущем конкуренции с немецкими банками, три крупнейших банка — Deutsche Bank, Dresdner Bank, Commerzbank — оказались разделены на тридцать независимых контор, каждая из которых по замыслу англичан и американцев не могла так же сильно как прежде влиять на решения, принимаемые в Бонне. Но прошло всего пять лет и независимых банков осталось девять. А к концу пятидесятых их опять осталось только три под старыми названиями и все трое вновь набрали всю свою разделенную силу. И каждый из них стал контролировать примерно треть экономики страны. Если на рынок и попадало какое-нибудь предприятие вроде недавно доставшегося мне MBB-ERNO, то случалось это только потому, что никто из "большой банковской тройки" не видел в них близкой коммерческой выгоды.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |