Штабс-капитан явно боялся за свои клинки. А вот то, что они сломаться могут в поединке, это ему в голову не приходило?
— Ладно, ладно, давайте уговоримся заранее, что забирать... Я вот ставлю "чекан" и "таран" пятизарядный. А вы, поручик?
Поручик лишь пожал плечами. Он пожирал мечи взглядом и, казалось, готов был отдать полцарства, чтобы коснуться рукояти. Адепт искренней и безоговорочной веры в кэндо? И кто здесь за сен-сея выступает? Начальник гарнизона? Тогда энтузиазм поручика понятен...
— У меня довольно много оружия дома, — сказал он равнодушно. — Есть и самозарядки, и помповик, и охотничье ружье, и револьверы...
— СВД есть? — сразу спросил его я, замирая в надежде, что у него есть мое любимое оружие.
— Конечно, только СВД-П, оптика у меня на СВТ...
Гм, а правильно я сделал, что перевел бой на холодное оружие. Ишь, какой арсенал собрал парень...
— Ставлю свои стволы против СВД-П поручика, — быстро закончил я торг, и штабс-капитан, мотнув головой, как лошадь, сгоняющая с века муху, потребовал:
— Выбирайте ствол... тьфу ты, клинок, клинок выбирайте, Корнеев. А за винтовкой пошлем прямо сейчас...
А чего выбирать? Клинки парные, так и заказаны были — для себя и того парня, который спарринг-партнер.
Взял меч, теперь спокойнее, все на меня смотрят. Одной рукой махнул влево, вправо, растянул губы в улыбке.
Поручик взял катану двумя руками, довольно ловко встал в стойку, выставив вперед правую ногу. Сделал два пробных замаха с ударами, оба с шагами, довольно четко, надо сказать. Остался в стойке, держа острие лезвия на уровне глаз.
— Петя, меч двумя руками держи, — страшным шепотом, слышным во всех концах зала, попросил Глоин, и я, сделав испуганные глаза, перехватил второй рукой рукоять катаны. Молодец, Глоин, отлично свою реплику отработал. Только не складывать пальцы левой руки в кольцо на рукояти. Вот я большой палец отогну. Если поручик Свечников мягко покачивал меч, используя люфт между большим и указательным пальцами правой руки, крепко обхватив рукоять даже не средним, а безымянным пальцем и мизинцем, прямо залюбуешься, опытный парень, то я держал меч совершенно расслабленными пальцами, да еще и самыми кончиками. И кисть слегка подвернул, незаметно так. И в отличие от Свечникова, придерживал меч едва ли не поперек груди, как древко от знамени.
Судя по загоревшимся глазам поручика, такой способ удерживания меча явно ему нравился. Только полные профаны могут так держать меч, и стоять так мне стоило огромных усилий.
— Э-э-э, все показали готовность драться, позвольте предложить разговор о примирении! — Виталя вспомнил об обязанностях секунданта.
— Если поручик Свечников готов принести извинения, то я согласен, — быстро проговорил я, заранее зная, что после моей перчатки извинения невозможны.
— В позицию! — улыбаясь и покачивая головой, скомандовал штабс-капитан. Я понял, что он успел поговорить со вторым врачом, Игнатием, и убедиться, что никаких колдовских штучек-дрючек я не использую. Хорошо. Хорошо еще, на самом деле, что поединок не по ударам расписан, как норлинги иногда делают, когда на мечах дерутся. Я бросил взгляд на Ивана Сергеевича — вот кого можно объявлять эмблемой спокойствия и даже безразличия. Улыбается, зараза. Прочие смотрят с разной степенью ужаса или злорадства.
— Уши отрублю, — зловеще проговорил Свечников, стараясь, чтобы его слова достигли только моего слуха. Меня как-то сразу перестала заботить его судьба. Чему быть, того не миновать.
Моя стойка, с выставленной вперед левой ногой, на которую я опирался, могла, конечно, дать представление о том, что я собираюсь делать дальше. Если противник, как я, "сидит" на передней ноге, то возможность движения у него одна — назад. Я и собирался отступить, чего уж. Вряд ли первый удар поручика будет в полную силу. Он скорее, видя перед собой неопытного мечника — не зря же ему напоказ катану держу перед лицом почти — первый удар нанесет не в полную силу и полный замах, а уж второй — ударит, так ударит. Будет ждать, что я на первый удар среагирую, а вот второй — пропущу. А может поменять направление удара? Может, но если только заподозрит, что я не так плох на мечах, как кажусь.
— Сходитесь! — После команды штабс-капитана мы оба с поручиком сделали шаг вперед навстречу друг другу, и оказались в позиции, откуда вполне можно начинать атаку — от противника меня отделяло шага три с половиной. Поручик подшагнул, одновременно с шагом нанес удар, но я ждал этого и отступил на точно такой же шаг. "Вжик", — свистнул воздух у моего лица, а поручик, "воздымая" меч после удара, заученно ткнул острием катаны вперед — на случай, если я тоже пойду вперед. Это движение он так же заученно использовал для неуловимого замаха, удар, и тут я "раскрутил" свой меч. Лежавшая на кончиках пальцев рукоять теперь оказалась плотно сидящей в правой ладони, меч пошел вроде бы прямо, а на самом деле, за счет подкрутки, отбил лезвие катаны поручика в сторону. И тут же рухнул вниз, на голову противника, описав в воздухе микроскопически малую петлю.
— А-а-а! — заорал поручик Свечников, неловко заваливаясь на бок. Хотел, что ли, отшагнуть, но ноги не слушались. Сразу после удара я поставил меч в позицию, из которой мог бы вновь отбить удар противника, но катана поручика выпала из его руки, а сам он зажал лицо, обильно окрасившееся кровью.
Все молчали. Потрясенно. К лежавшему на полу поручику бросились Виталя и другой врач, как его, Игнатий. Как коршуны какие, понимаешь.
— Жив пока, — сказал Игнатий, поднимая голову и укоризненно сверля меня взглядом, — но отойти может в любой момент...
А что вы хотели? Думаете, легко отказаться от заученных движений? Мой удар был сильным, но я не мог иначе — тело действовало почти на автомате. Как и у Свечникова, кстати.
Все загомонили, штабс-капитана, похоже, сейчас удар хватит, Виталя совсем поник, — не привык, чтобы так, кроваво и просто. Но держится — и хлопочет над поручиком... Надеюсь, надо мной так же хлопотал бы.
— Давай вторым номером, Игнат, — скомандовал Виталя, скривился, на его шее и лбу выступили жилы, его руки, обхватившие голову поручика, стали наливаться зеленоватым свечением, Игнатий радостно вскрикнул и погрузился в волшбу, напитывая это свечение каким-то искрами, свернувшимися в кокон и исчезнувшими в миллиметре над раскроенным лбом поручика.
— Получилось... — отдуваясь, Виталя отошел от раненого. Пот лил с него ручьями, взгляд метался по лицам людей, как загнанная крыса, остановился на лице Ивана Сергеевича, и на том, что тот ему протягивал. "Добрый доктор Айболит" схватил флягу, сделал глоток, которому позавидовал бы Бармалей, скривился, приложился второй раз, затем протянул флягу мокрому как мышь Игнатию. Тот тоже сделал пару глотков и вернул флягу приставу. От обоих медикусов распространялся божественный аромат коньяка из Армира. Вот бы мне тоже.
— Жить будет, служить — вряд ли, — Игнатий говорил кратко — даже после коньяка слова давались ему с трудом. — Берите, несем. — Он указал на стоящие в сложенном виде у стены носилки, а я отошел в сторону, решив не демонстрировать особую заботу о пострадавшем — и без меня доброхоты найдутся.
Иван Сергеевич оказался рядом со мной вовремя — чтобы поймать за рукав штабс-капитана и спросить:
— Вы завершили свои обязанности секунданта, господин Илютин?
— Дуэль завершена. Оскорбление смыто кровью! — мне показалось, что на меня сейчас брызнут осколки зубов штабс-капитана Илютина, так он скрипел зубами, выговаривая эту ритуальную фразу.
— Да! — слегка не по протоколу подтвердил Виталя, но к нему никто не стал придираться.
Иван Сергеевич потряс флягу, протянул ее мне и заметил, совершенно спокойно глядя на суетящихся вокруг поручика офицеров:
— Я не делал ставки, как многие здесь, потому что считаю, что ставить на кровь — гнусно, но если бы я ставил деньги, то на Вас, Корнеев.
— Почему? — надо было что-то спросить, но меня сейчас больше занимала восхитительная волна тепла, омывшая мой закаменевший желудок после глотка из фляжки пристава.
— Я давно заметил, что когда вы сердитесь или волнуетесь, то уши закладываете назад, что твой кот, — фыркнул пристав, — а перед поединком ушки у Вас стояли вертикально. И были вы, следственно, совершенно спокойны, что нехарактерно для того, кто собирается драться незнакомым оружием. И дальнейший спектакль ваш я не без удовольствия наблюдал.
Иван Сергеевич многозначительно помолчал, а затем продолжил:
— Заберу я Вас и секунданта вашего, потолковать надо. Да и покажу кое-что. Собирайтесь.
— Да мне что собирать-то, нищему собраться — только подпоясаться... Виталя, нас ждут великие дела!
— Не забудьте только выигрыш свой получить...
— Какой выигрыш?
— Да винтовку, которую вы выиграть изволили, вон, несут уже.
С отвращением я принял из рук подошедших родичей Глоина СВДэшку поручика. И в руки-то взять неприятно.
— Познакомься, Петя, — пробасил Глоин, — двоюродные мои, Двалин Кресало и Лимлин Вальтовый Козырь. Понимаешь, непонятно было, кто победит, так что я решил до схватки вас не знакомить, чтобы в случае чего...
Практичности гномов я завидовал всегда самой черной завистью.
* * *
— Похоже, золотая, — с удивлением произнес Стрекалов, глядя на небольшую круглую коробочку, вроде как из косметических.
Именно ее показал нам с Виталей Иван Сергеевич, откинув покрывало на довольно роскошной кровати в комнате, которая, конечно, никому, кроме Наташи, принадлежать не могла.
— Вся из золота, полностью? — я протянул руку к коробочке, думая хоть на вес определить, сколько золота в этой штуковине, и тут же получил по рукам от разгневанного Витали.
— Сдурел, Корнеев? Жить надоело? — прошипел он, и профессорским тоном потребовал у хозяина дома пинцет. Тон Иван Сергеевич стерпел, хотя поморщился, после чего признал, что дома пинцет не держит. Незачем. Пришлось удовольствоваться свернутой накрахмаленной салфеткой и парой простых карандашей, которыми Виталя начал действовать со скоростью и сноровкой любителя восточной кухни и, следовательно, палочек для еды. Койзами и я умею орудовать, тут ума много не надо. Перевернув коробочку набок, а потом и на крышку, чтобы осмотреть ее дно, Виталя потребовал увеличительное стекло, лупу, подзорную трубу, бинокль... Не знаю, как долго он продолжал бы выкрикивать свои несуразные требования, но пристав уже протягивал ему самую настоящую лупу на длинной черной эбонитовой ручке. Из набора Шерлока Холмса, не иначе. Почему же тогда пинцета нет?
— Ага! — Виталя самодовольно уставился на едва заметную, чуть шероховатую полоску металла, слегка вдавленную в поверхность коробочки. — Это надпись. Точно надпись. Руническая, но не заклинание. Магии от коробки не чувствую. А надпись, скорее, имя. На древневилларском. Корнеев, посмотри!
— Аш-ма-и? Ашмаи. Кому-нибудь это о чем-то говорит?
Мне лично ни о чем не говорило, имя какого-то демона, кажется, а Иван Сергеевич задумался. И видок у него был не слишком веселым, наверное, под стать мыслям.
— Открываем?
Виталю уговаривать не пришлось. Он надел перчатки, те самые белые лайковые перчатки, которые надевал на бал, осторожно повернул крышку коробочки против часовой стрелки и снял ее.
Коробочка была пуста, только на стенках виднелись остатки какой-то жирноватой субстанции, похожей на косметический крем зеленоватого цвета. А запах от этого крема шел непередаваемый. Пахло травами, молодостью, красотой, силой. Силой? И еще какой! Непонятно было, как такое не засекли сразу, когда коробочка была закрыта. Или золото так экранирует хорошо, или она от контакта с кожей теряет свойство магию излучать. А то ведь того, кто таким кремом намажется, первый патруль в кутузку потащит. И еще отдавало гадостью какой-то непередаваемой. Будто из крематория, который дешевым одеколоном сбрызнули. Вроде запашок отбивает, но такая смесь получается — вырви глаз!
— Что это? — меня тошнило, пристава тоже, а у Витали глаза горели, как фонари.
— Я знаю, что это! Я, я ... читал в нашем факультетском бюллетене! Это же крем "Ведьма", он же "Маргарита", его еще называют просто — "Крем", и запрещен он по всему Великоречью как тяжелый наркотик магического происхождения! — сказать, что Виталя был взбудоражен, значило не сказать ничего, — Действует только на женщин! Мгновенное привыкание! Появился неизвестно откуда, недавно совсем! Эффект потрясающий! У обычного человека появляется Сила, да такая, что страшно подумать, тело на глазах молодеет, волосы становятся превосходными, цвет лица — заглядение! Зубы! Вообще! Любую дурнушку красавицей сделает! Потом, правда, тяжелые галлюцинации, ломка страшная, блокада памяти, без новой дозы — смерть. Печень отказывает, почки, да почти все внутренние органы.
— А это точно Наташина коробочка? — я смотрел на пристава с надеждой, которая уже приготовилась умереть: табличку "последняя" на шею надела и лапки на груди сложила.
— Не знаю... — пристав был мрачен. — но кроме Наташи сюда никто не заходит. Убирает в своей комнате она тоже всегда сама — я так с детства приучил.
— Подбросили? — глупость вопроса была очевидна для меня самого. Кто ж золотую коробочку подбрасывать будет? Была бы из какого другого материала...
— Я тоже надеялся, но никто не вручает мне писем с угрозами и предложениями, никто не приходит с обыском, все в растерянности. Я тоже.
— И главное, — пристав посмотрел на нас совершенно спокойным взглядом, так что я даже усумнился в его адекватности — я бы точно так спокойно себя не вел, если бы у меня дочь наркоманкой оказалась, — зачем ей этот крем? Она и так красавицей была, полгорода сватались, тот же Свечников, один из многих. Всем отказала. К колдовству никогда талантов у нее не было, не интересовалась она им, да и без колдовских способностей мы прекрасно жили — денег хватало...
Свечников, значит... Понятненько...
— Иван Сергеевич, а зачем вы нас позвали? — спросил я осторожно.
— Вас, Петр Андреевич, не мог не позвать, — пристав усмехнулся, и я понял, что передо мной совершенно непредсказуемый человек, возможно, безумец. — Как же, защитник чести моей Наташи! А вот Вас, господин Стрекалов, пригласил, потому что вы биолог и медик. Хотелось услышать ваше экспертное заключение, и ответьте мне на вопросик один — как вы с Алей связаны?
— С кем? — спросили мы с Виталей одновременно, но ответил пристав мне:
— А вы, Петр Андреевич, тоже знакомы. Вот уж не ожидал от Вас. Но наш пострел везде поспел, — в доме терпимости "Принцесса Греза" вы познакомились.
— Это что же, Аля — сокращение от Ардальи? — в совершенном обалдении спросил я.
— Какая Ардалья? — пристав вежливо поднял бровь, всем своим видом показывая, что его не касается, что за знакомства завязались у меня в местных бардаках. Ну ни фига себе, сам же тему поднял! — Я имею в виду Альенду — хозяйку этого сомнительного заведения. И мою, так сказать, жену. И мать Наташи, по совместительству.
Ваще я попал!
— Жену? — пискнул я, хватаясь руками за башку, — мать? Наташина мать? — так симпатичная Мадам в "Грезе" ... что я ей говорил? что я ей говорил? что я ей говорил? Что-то про глаза голубые... За задницу хватал? Нет, кажется, не хватал — фу-у-у, какое облегчение. Тещу за мягкое место щипать — не самое лучшее начало для знакомства. Или, наоборот, нормальное?
