| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Я точно знаю, это гигантская крыса-убийца! — радостно восклицал Симеон, показывая лапами, насколько это большая крыса. — Нашествие! Захват! Мыши придут к власти!
— Уйди от меня, пьянь! — гневался Вилль, отмахиваясь от домового. — От тебя валерьянкой несёт за версту! Какие мыши?!
— Мыши-оборотни!
— Вы оба сдурели! — кричала знахарка, махая кулаками уже на домового. — Какие мыши? Какие оборотни? Это что-то другое!
— Леший-шатун? Озверевшая кикимора? Русалка-выползень? — теперь уже эльф надвигался на Алессу.
— Озверевшшая лешшая, кикимор-шатун, русалкооборотень... Мы сошли с ума! Хозяин, иди, поставь чайку.
— Ты как с хозяином разговариваешь? — ахнула Алесса. И глядя, как Вилль, пожав плечами, безропотно отправился на кухню за чайником, потрясённо добавила. — Ну и семейка у вас — бардак!
Немногим позже, когда разомлевшее в блюдечках варенье стало покладистым, а душистый чай на малиновом листе смягчил охрипшие от споров голоса, разговор наконец-то перетёк в нужное русло. Вилль ковырял ложкой ягодки и думал, что не так всё и плохо. Алесса толком не разглядела красноглазую тварь, даже кошачье зрение не помогло — алые угольки, без зрачков и ресниц, висели в пустоте, словно сами по себе. Да, она ничем не помогла, но почему-то Вилля это не огорчило вовсе.
— В городе колдунов нет! — эльф бросил задумчивый взгляд на ранние зимние звёзды в окне. — Индикатор почуял бы тёмного, а после того, как сломался, только ты пришла. Видишь ли, тильзит распознаёт все чувства Магии, а настройка окрашивает их в разные цвета. А раньше у нас не случалось ничего! Самое страшное происшествие — потасовка за место на ярмарке или купеческий мухлёж. Хуже обвешенного покупателя может быть только, гм, покупательница. Уж поверь мне!
— А ты уверен, что в лесу никто не живёт?
— Уверен, мне бы сказали волки. Это — Дар, — юноша, опустив глаза, поддел ягодку.
— Но и метаморфом оно быть не может, через укусы это не передаётся. А вот проклятость — запросто, если укушенному не помочь вовремя, то он будет превращаться каждое полнолуние. Сейчас Сестра пошла на убыль, и ещё месяц зверя можно не бояться.
Вилль крепко задумался. Как зверь мог проникнуть в город? Чужую нечисть волки попросту не пустили бы, почуяв опасность. Во всяком случае, предупредили наверняка. Стая Тиэлле не тронула раненую Алессу, еле передвигавшую ноги, но волчица на следующую ночь выла под воротами до тех пор, пока Страж к ней не вышел. Девушка, сама о том не подозревая, попала в категорию "подзащитных Владыки" и летом спокойно собирала травы на лесных полянках и обрывала шишки с молоденьких сосен. Она чувствовала звериные взгляды, но, скорее, любопытные, чем угрожающие. Волчица отнеслась к новенькой горожанке, самозабвенно поющей на весь лес, как к забавной игрушке мягкосердечного Владыки.
Если Тиэлле каким-то образом не заметила пришельца, то как он миновал ворота? Конечно, разгильдяи стражники могли и отлучиться, с них станется! А что, если... Если кого из них подкупили? Значит, в городе появился чужак, которого приютил кто-то из своих.
— Арвиэль, ты вслух разговариваешь! — Алесса, цапнув последнюю баранку, торжествующе помахала ею перед мордой обездоленного кота. — "Нежить, нечисть или колдун"... У тебя сабли-то хоть посеребрённые?
— Позолоченные! Хочешь посмотреть?
Когда Вилль вытащил сабли из ножен, знахарка только и смогла, что открыть рот: клинки были явно тупые, в зазубринах и царапинах.
— Это от предшественника моего досталось — раритет, так сказать. Он ими и колбасу резал, и хлеб, и с бутылок горлышки сшибал, а как-то, — Вилль понизил голос, — в каменной стене себе выход пытался прорубить.
— А хозяин, — мяукнул кот, жадно поглядывая на ополовиненное блюдце Вилля, — их вмессто кочерги использует, в печке дрова ковырряет.
— Зачем тебе эта рухлядь?
— Это Берена идея. Он считает, что сабли капитану по статусу полагаются, арбалет — как-то несолидно!
Натужный кашель вперемешку с фырканьем отвлёк обоих.
Едва хозяин отвернулся, домовой решил воспользоваться удобным случаем. Сунул морду в хозяйское блюдечко, но тут же начал отплёвываться. Запустил лапу в пасть едва ли не по локоть и выудил оттуда странную находку — дохлого полосатого жука, стреноженного чёрной ниткой.
— Однако! — выдохнула знахарка. Минувшей осенью она решила погадать по обычаю родного юга. Селянки, справившие шестнадцатилетие, собирали лесную рудянику, по форме напоминавшую сердце, и перевязывали подсушенные ягоды нитью, сплетённой из собственных волосин. Гадальную рудянику подбрасывали в варенье, и на Новый Год обносили холостых парней сладкими пирогами. Считалось, что суженый непременно угадает пирог будущей невесты, тогда и сватов засылать можно. Теплолюбивая рудяника морозов не переносила, но знахарка рассудила, что и чернослив сгодится. К делу подошла со всей ответственностью и отправилась за сливами на край картофельного поля. Она выбирала самую крупную, насыщенно-лиловую ягоду, как вдруг увидела его. Пузатого, нарядно-полосатого красноголового жука. Сердце художницы-оборотня не выдержало, и заморенный паразит отправился в варенье.
Парень вытаращился на предсказателя своей участи с неподдельным ужасом и жалобно прошелестел:
— Симка, а ведь эту пакость мог проглотить я!
ГЛАВА 11
Эльф провожал девушку уже по темноте. Горожане послушно скрывались в домах, законопаченных от нечисти гномьей ковки засовами да храмовым воском, пролитым вдоль порога и на подоконниках. Плотно сомкнутые ставни поражали разнообразными вариациями святого символа — от равностороннего, аккуратно начерченного по доске треугольника с вполне узнаваемыми рунами триединства до косогранных, похожих на раздутый ветром подол девичьего сарафана, фигур с муравьиным орнаментом. Алесса упрямо молчала, а Вилль всё никак не мог подобрать темы для разговора.
Знахарка размышляла о Природной Магии и эльфийских странностях. Даже если ромашковый луг опустеет, со временем ветер занесёт семена новых цветов. Можно, в конце-концов, посадить их самим, да ещё краше прежних! Мир изменится, да, но зачем думать о смерти, когда впереди долгие сотни лет? Нельзя всё время барахтаться в стоячей воде, только ил со дна поднимешь. А жизнь — река, и не знаешь, что ждёт тебя за кустистой косой — шёлковый разлив или клыкастые пороги. Но плыть стоит. Только так, и никак иначе.
Уже у двери аптеки Вилль созрел-таки на просьбу:
— Алесса, а я смотрю, ты с грамотой ладишь? Зелья-то твоей рукой подписаны.
Впрочем, он не стал уточнять, что большинство надписей было сделано по принципу "Пешу, как слухаю".
— Да, я грамотная!
— Давай завтра в библиотеку сходим? Я легенды уже перечитал, и ничего похожего на нашего зверя не нашёл. А вот Энциклопедию посмотреть стоит. Только много там, сам не справлюсь.
И Вилль вздохнул искренне-искренне. У него созрел чёткий план действий и, если всё сложится удачно, завтрашний день полностью свободен. Так почему не накопить к вечеру побольше приятных эмоций?
Что самое непонятное, знахарка согласилась и даже не стала жеманиться:
— Хорошо, пойдём. А Симеон мигом все загадки расщёлкает, как белочка лещину!
— Ни за что! Симка не пойдёт! — эльф шутливо сотворил охранный жест от нечисти. — Про мышей-оборотней я уже наслушался, хватит. Алесса... А ты где грамоте обучалась? В каком городе жила?
— В деревне! Сам посуди, кто б меня в городе научил травы распознавать?
Эльф нахмурился, обижено пнул ступеньку.
— Не хочешь говорить — не надо, только не ври! Не похожа ты на деревенскую, стать не та... Это то же самое, что запрячь в плуг косулю вместо тяжеловоза... хотя характер у тебя упрямый как у ослицы!
Алесса хотела привычно нагрубить в ответ, но вместо этого почему-то сказала совсем другое:
— Ты прав и не прав одновременно. Я действительно выросла в деревне, но где родилась, не знаю. Я — подкидыш.
Эльф искоса на неё глянул, но спрашивать больше не стал, и Алесса была ему за это благодарна. Попрощался и ушёл, но не в сторону дома. По своим капитанским делам, наверное. "Не стоит бояться Берена. Он суровый, но справедливый, да и мы с Мартой в обиду не дадим... Ты мне веришь?" А верить хотелось. Надоело убегать и скрываться, чередовать лесные опушки и щедрые на травы поляны. Опускать глаза перед криво писанными по подгнившему горбылю названиями деревень — слишком много, всех не упомнить. Вздрагивать от слова "облава". Если сам капитан стражи обещал защиту, быть может, поймут и другие? Стоит пересилить себя и рискнуть. Рассказать и...
"Мы будем гулять, где захотим. Не таясь! Свободные! Может..."
"Нет!"
"Мрр... Жаль"
Знахарка отперла дверь и зашла в полумрак аптеки. Заботливая Марта оставила на прилавке чадящую толстенную свечку, позабыв, что кошка Алесса видит в темноте. Девушка, посмеиваясь, шагнула за дверь к деревянному засову. Вот тут всё и случилось. Запнулась правой ногой обо что-то тяжёлое, злобно лязгнувшее, и, не удержав равновесия, с визгом растянулась в холодной луже на полу. Рядом, мстительно позвякивая железной ручкой, каталось опустевшее ведро.
— Ох, Леська! — заголосила выскочившая из сеней травница, — тебя как угораздило?
— Ты зачем под дверь ведро поставила? Убить меня решила? — шипела знахарка, поднимаясь с колен и светя на Марту позеленевшими злыми глазами. Теперь ночью ей придётся перекинуться, чтобы залечить синяки.
— Что ты, что ты! Раздевайся давай, пока не обожглась!
— Скорее, замёрзну! — негодовала знахарка, встряхивая шубейку. — Вода ледяная!
— Так она ж святая!
— Та-ак... Марта, я не боюсь ни храмов, ни храмовой дребедени! И серебра тоже! Вот на костёр не хочу! Ты меня уже год, как знаешь! Козья вошь, на метаморфов эти суеверия не распространяются! Тебя вообще кто надоумил?
К идее повесить ведро прямо над входной дверью приложила ручку затейница Марика. Таким мудрёным способом она недавно отвадила гульнувшего налево Риерта. Сработало как следует, и любовный пыл мигом охолонул под струями ледяной водицы. Не святой, правда, а обычной, слегка замутнённой помывкой пола. Теперь молодица ходила по гостям и проповедовала чудодейственный способ уничтожения нечисти. Мол, если стража не справляется, так мы и сами с зубами!
— Говорит, ежели нечисть ночью в дом полезет, так храмовая водица его и испарит! Тю-тю, вот... Хотела тебя дождаться да ведро повесить, а ты... эээ... Какая же ты нечисть, коли святого не страшишься? — последнюю фразу Марта выпалила скороговоркой и недоумённо потрясла головой.
— Не знаю, Марта. Просто Леська из леса, подкидыш-оборотень.
* * *
Травоцвет 1416 года начался с тревожных вестей из Нагорицы.
— В столице-то, грят, всех ельфей да гнумов на воротах вздёрнули! — удивлённо и недоверчиво рассказывал вернувшийся оттуда мельник.
Жители трёх соседних деревень — Ивлинки, Вилейки и Закомаринки — обступили стоящего на телеге мужика. Как же, вести из города! До провинциального центра было три дня пути, и селяне ездили туда нечасто. Далеко не каждый мог себе позволить такую роскошь как лошадь, поэтому, если кто по надобности решался на "дорогу дальнюю", крестьяне просто говорили, что кому привезти. Мельника ждали с нетерпением, но тот вернулся обратно только со своими нераспроданными мешками.
— Говорят, все улицы кровищей залили! — продолжал мужчина. — А в Нагорице — бардак! Воины Анператорские там квартируются, нас на войну призывают!
— Какая-такая война? — ахнули селяне.
— Да шушель знает! То ли ельфы напали, то ли мы на них! Ополчение в городе собирается, глядишь, и сюда припрутся!
Крестьяне зашумели, женщины и дети всхлипывали, а кузнец Венимир думал. Не умеют они воевать, только вилами да лопатами работать. Кто к солдатам пойдёт, назад уже не вернётся. Позапрошлая зима унесла на вьюжных крыльях жизни стариков и малышей, теперь война явилась за ними, мужчинами. Если так пойдёт и дальше, деревни совсем опустеют... Венимир поцеловал жену Мелиссу в затылок, потом решительно её отстранил и стал пробираться сквозь толпу к телеге.
— Послушайте! — закричал он, оттеснив мельника. — Послушайте!!! Не пойдём мы никуда! Если Император крови хочет — пускай сам её и проливает! Нам-то какое дело?!
— Тебя и не спросят! А перечить начнёшь — высекут, и — в телегу!
— Не достанут! — и в наступившей тишине принялся объяснять. Город — там, — он махнул рукой на север, — а мы — здесь! — и ткнул пальцем в пол телеги. А между нами — Вилейка! Сожжём оба моста, как они до нас доберутся? У Вилейки течение — ого-го, а брод далековато будет, да и не знают они его. Что скажете?
Сперва селяне не поняли, а потом по толпе зашелестел шепоток, всё громче и громче, и, наконец, перерос в рёв. Спасение!
— Молодец, Венимир!
— Не будем воевать сами не зная, за что!
— Анператора — к шушелю!
Мосты не сожгли, а разрубили практически в щепки — побоялись, что из города будет виден дым. Перед этим староста и Венимир перебрались на другой берег и, ведя под уздцы одолженных у соседей коней, двинулись в сторону города.
И осталась Мелисса одна с шестилетней Стасей на руках. Прошла неделя, одинокие серые дни тянулись друг за другом, а муж всё не возвращался. За рекой, правда, было спокойно, воины под алым императорским стягом в Вилейку не стремились.
Тем памятным утром Мелисса, как обычно, проснулась, поцеловала в лоб дочку и собралась пойти в хлев. Корова, помня о заботе, которой была окружена во время болезни позапрошлой зимой, вообразила себя самым необходимым на свете животным и стала диктовать свои правила, а именно — перенесла дойку на более раннее время. Мелисса обула стоптанные чирики, набросила на плечи платок, да так и замерла в проходе. На пороге, закутанный в тряпьё, лежал ребёнок. Совсем маленький, не больше месяца, круглая головёнка покрыта тёмным пухом. Женщина выглянула во двор — никого.
Ребёнок открыл глазки и внимательно посмотрел на селянку. Посмотрел не по-детски серьёзно. Мелисса вздрогнула: ей показалось, что голубые глаза на мгновенье засветились и погасли. Может, это просто проделки восходящего солнца?..
— Ку-ка-ре-ку, ну-ка — на реку!!! — заголосил бард Петька.
— Му-у-у!!! — гневно подтвердила корова.
— А-а-а!!! — запротестовал малыш.
Мелисса решилась. Подхватила вопящего младенца и, наплевав и на петуха, и на рогатую эгоистку, пошла обратно в дом.
Судьба — богиня незаурядная, она может или щедро одарить или отобрать сразу всё, но тот день оказался для селянки исполненным приятных сюрпризов. Ночью вернулся Венимир, мокрый, грязный и уставший, но с хорошими новостями — солдаты прознали о том, что в Вилейке был голодный мор, и деревню решили обойти стороной. К тому же, он не был против найдёныша: как-нибудь прокормят, а что сказать соседям — придумают.
Осмотрев тряпки, в которые была завёрнута девочка, Венимир нахмурился: тёплая плотная ткань явно кому-то раньше служила дорожным плащом. Несмотря на то, что сейчас она была покрыта ровным слоем пыли и потеряла первоначальный цвет, высокое качество ткани мужчина заметил сразу. Тот или та, кто раньше носил накидку, был не из числа простолюдин. Что ж, ясно одно — бывшему владельцу плаща ребёнок не нужен, и тряпки полетели в печь. От греха подальше...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
