Три лика пламени

Белое на красном, красное на белом — клочки рубахи, потеки крови, развороченные останки...Рука — отдельно от тела, и рядом с ней — меч в застывшей зеленой жиже...Из горла рвался не крик — хриплый вой раненого зверя, волкодлака Темных Земель, вернувшегося с охоты в разоренное, пропахшее смертью логово. Нолофинвэ опустился на землю рядом — брат, не стесняясь, рыдал — искривив рот и даже не смахивая хлынувшие слезы...

* * *

Я плохо помнила, что было дальше...Я приказывала, и мне повиновались — без единого слова, с какой-то исступленной готовностью. И не было разницы между моими братьями и последним мальчишкой.

Огонь погребального костра сливался с огнем факелов на площади Тириона, слова сплетались со словами, выплескиваясь потоком обвинений, требований, каких-то клятв...Я и в самом деле призывала идти в Эндорэ? Найти Отступника и поговорить на языке стали? Безумие гнева прочно завладело мною, спасая от еще более страшной реальности.

Они — да, они слушали меня, — и отблески факелов в сумраке Валинора отражались в сотнях, тысячах глаз гневом и жаждой мести. Они готовы были идти за мной не только в Эндорэ — за приделы Арды. И вслед за моим клинком сотни — в едином порыве взлетели к опоганенному тьмой небу...

* * *

Я очнулась...не в Форменосе, не в Тирионе...Разлепив веки, обвела взглядом забранное горным хрусталем окно с золотисто-коричневыми занавесями, цепляющиеся за стены полки со свитками, книгами и просто кипами бумаг, притулившийся в углу стол и стул с высокой резной спинкой. Ну, конечно, моя комната в доме Кователя. Как я попала сюда — хороший вопрос. Вероятнее всего, меня в невменяемом состоянии приволок сам Аллан, после (я зажмурилась, вспоминая кровавый отблеск факелов на стали) зажигательной речи в Тирионе. Вечные Первоосновы, что я наговорила там?

Дверь тихонько скрипнула...На пороге мялись Аллан и Кементари, будто и не в собственном доме, словно они здесь случайные прохожие, а я — хозяйка, и к тому же не самая гостеприимная.

— Так это правда? — Без выражения прошелестела я, упав на подушку. Ну, пожалуйста, прошу вас, умоляю, скажите — нет...

Айнуры подавленно молчали...

Глава шестая: Исход нолдоров

... из распрь и потрясений

Все мы вышли к бодрому труду;

Мы куем, справляя срок весенний,

Новой жизни новую руду.

Кто трудился, всяк на праздник прошен!

Путь вперед — роскошен и широк.

Это — зов, что в глубь столетий брошен,

Это — наше право, это — рок!

(Валерий Брюсов)

Уйти в Эндорэ...Тогда, на площади, полностью завладев их умами и сердцами, легко было кричать о мести и требовать похода в Темные Земли. Придя в себя ровно настолько, чтобы соотносить свои поступки с действительностью, я лицом к лицу столкнулась с последствиями своего красноречия. О, да, нолдоры готовились к войне — с нетерпением детей, увлеченных новой игрой. Кузни звенели и полыхали жаром — мечи, доспехи...Взбудораженные моими речами, обитатели Тириона сновали по городу бессонными духами, готовые идти в Среднеземье хоть сейчас. А что — мы самые умные, самые сильные, самые-самые, да еще и несущие печать Света Амана! Молодые головы поражало в первую очередь: город кипел проснувшимся вулканом. Прислушавшись к их горделиво-хвастливой болтовне, я схватилась за голову: каждый третий был уверен, что сможет лично добраться до Врага и с легкостью одолеть сильнейшего из Древних — видимо, силой своей правоты!

Более того, никто из этих борцов за справедливое возмездие и не думал о том (правда, здесь была и моя вина) как мы вообще попадем в Эндорэ. Будущее представлялось им победоносным и красочным шествием до Черной Цитадели, где затаился содрогающийся в ожидании расплаты Отступник. Да, при виде этого, прости Эру, воинства он и впрямь содрогнулся бы — от хохота...

Я чувствовала себя не просто дурой — управляемой дурой. Алдор дергал за веревочки, я — послушно делала шаг! Он отнял у меня не только отца, он разрушил какую-то часть меня...Ночами, воя в подушку (никто не услышит, никто не увидит моей слабости, потому что правительница не имеет права на слабость), я желала ему худшей из смертей, потери Силы, плена в Амане — навечно!

Повторенные сотни раз на площади Тириона и в тиши спальни, слова стали ядовитой стрелой, улетевшей в Эндорэ вдогонку убийце и предателю, я чувствовала это, как чувствовала расположение самоцветных жил в породе — всем существом. Айа, Высокий! Прими еще один дар от Фэйниель из Тириона! Предпоследний, — я страстно надеялась, что последним станет смерть. Его, моя — какая разница?

* * *

— Нет, какова наглость! — Властитель Валинора и всей Арды разгневанным вихрем прошелся по сверкающему паркету своего Зала Раздумий. Думалось ему в последние дни плохо: в голове занозой сидела одна мысль — нолдоры. Эти проклятые нолдоры с их трижды проклятой предводительницей! — Надо же, собрались мстить, благородная ярость воспламеняет сердца...Это все его козни, готов поспорить!

Присев на обитую золотистым шелком кушетку, Королева, изящно расправив складки синего платья, наблюдала за взбешенным супругом. С затаенной насмешкой отмечая, как прорывается — случайным жестом, вскинутой бровью, резким разворотом — сходство с тем, старшим, сильнейшим. Пытаясь отречься, забивая личиной, все равно упрямо и слепо копировал — безуспешно. Так грубый оттиск напоминает драгоценную печать.

— О, да, он все продумал — и не придерешься. Формально предупредил нас — через Аллана, и с чистой совестью удрал, прихватив камни! ...!! Я этого так не оставлю!

Вэридэ поморщилась — про себя, разумеется. Ругань — это так грубо, примитивно, так не по-королевски. Забываясь, утонченный Владыка начинал вести себя, как последний мужлан. Ах, да, он же в молодости старался быть ближе к народу — вот и преуспел.

— Решил скрыться? Куда, интересно? Из Арды ему хода нет. Значит, засядет в Эндорэ...- Манавидан задумчиво наматывал на палец золотистую прядь. — И что тогда — снова ждать его сюрпризов? Мой братец, признаю, бывает весьма изобретателен. А тут еще эти Хаосом проклятые эльфы...

— Ты слишком много времени тратишь на них, любовь моя...— Мягко пожурила его Создательница Звезд. — Отпусти их туда, куда они так рвутся.

— Но...

— Нет-нет, дорогой, не думай, что я сошла с ума. Пусть идут. Они жаждут мести — прекрасно! Они не протянут там и сотни лет без нашей помощи — великолепно! Отправь бунтарей в Эндорэ на дружескую встречу с Отступником, - пусть будут его головной болью. Мы же благи, не так ли? — Она испытующе глянула на мужа: темно-синие глаза впились в голубые.

— Так и сделаем. — Кивнул Король, поднося узкую точеную кисть к губам.

Королева чарующе улыбнулась — он так предсказуем, так скучен...не то, что тот. Совсем не то...

* * *

— Нам нужны корабли...

Я стояла перед нахмурившимся Ольвэ, решив для себя — без судов мы из Гавани не уйдем. А кораблей понадобится не один и не два — столько народу пожелало идти в Среднеземье! Телери, души не чаявшие в своих ладьях, могли и не согласиться. Более того, я уверена была, что не согласятся — и тогда придется применять силу. При одной мысли об этом внутри все сжималось. Обещай, что никогда не поднимешь меч на эльдара...Обещай...Ты мертв, отец, но твое слово по-прежнему — закон для меня. Как же быть?

Бирюзовые глаза Ольвэ — словно морская вода...Таинственная, переменчивая зыбь, непостижимая для порождения огня и земли. Какие мысли бликами света на водной глади отражаются в твоих глазах, король Альквалондэ?

Мы долго стояли так — неподвижно, сплетаясь взглядами, заставляя остальных переминаться в тревожном ожидании с ноги на ногу.

— Ты идешь из-за него? — Прохладное дуновение морского бриза в голове — осанвэ. И образ отца — молодого, смеющегося...

- Да. — Звоном стали в ореоле кровавого света.

— Быть по сему. Ради Финвэ...Валинор все равно не удержит ни тебя, ни тех, кто следует за тобой.

— Я дам вам корабли. — Негромкий голос короля разнесся по залу. Телери ахнули — испуганно и недоверчиво. — Столько, сколько нужно. И опытных кормчих.

* * *

Ольвэ сдержал слово. Он сделал много больше, чем я могла предположить. На хрупких лодочках мудрено доплыть до Эндорэ по неспокойному морю, и на верфях Альквалондэ днем и ночью кипела работа. Нолдоры трудились бок о бок с телери, строя новые корабли: с большим водоизмещением, крепкой обшивкой, новой системой руля и парусов, пригодные для перевозки как двуногих, так и четвероногих путешественников, — мы планировали захватить с собой скот, домашнюю птицу и лошадей.

С Ильмарина не приходило никаких вестей, — Владыки словно забыли о нас, не вмешиваясь, но и не оказывая поддержки, этим недобрым молчанием ясно означив свою волю. Ушедшим — в Форменос, в Эндорэ — не ждать помощи.

Я разрывалась между Тирионом, Форменосом и Лебединой Гаванью, не полагаясь на уступившего мне власть Инголдо. Одно предложение идти в Среднеземье налегке — мол, всем необходимым на месте разживемся, — чего стоило! Разживемся, как же...Да кто нам позволит спокойно обживать новые берега — под носом у Алдора? Утихомирив брата, я приставила его к заготовлению провианта и теплой одежды — в Среднеземье, увы, бывают морозы, если кто позабыл, а осень не за горами.

Мастера трудились без отдыха — мало сковать абы-какие мечи, наклепать доспехов — это должно быть действенное против нежити оружие и надежная броня. И поменьше украшений — мы не на тренировке или параде.

Но если с припасами и прочим все было ясно, то с рвущимися в Эндорэ без разбору надо было что-то решать. Перво-наперво, я запретила уходить совсем юным без родителей, запретила разбивать едва сложившиеся семьи, еще не обзаведшиеся детьми, помолвленным и дорожащим помолвкой превыше мести тоже не было пути в Эндорэ — мне ни к чему разбитые сердца, когда собственное всего-то гоняет кровь по жилам, поддерживая жизнь в hroa. И не к чему — способные выжить лишь в безопасном Амане. Кто-то быстро остывал, кто-то пытался спорить — бесполезно. Воля королевы нолдоров — тверже клинка у нее на поясе.

Клинок...О, не одна из тех игрушек, которыми я украшала стены тронного зала, даже не детище мастерских Форменоса. Нет, меч для встречи с Алдором, буде таковая состоится, я ковала особо. Тогда, в полнолуние, я не просто размахивала молотом — пела, как поют айнуры, наплевав, что нет, и никогда не было ни слуха, ни голоса, чередуя рваные четверостишия со звучными проклятиями и куда менее звучной руганью. Сплавляла вместе лучшую сталь, мифрил и какой-то уж вовсе диковинный черно-синий металл, скрепя сердце выданный Кователем. Соединение неземного и низменного могло с легкостью развоплотить, а то и убить айнура. Любого.

Имя клинка было под стать его созданию и причудливой фантазии создательницы — "Миалль", чуть переделанное "поцелуй" на языке Древних, среди нолдоров быстро превратившееся в "Mael" — "жажда". Тоже неплохо — разве сталь не жаждет крови? А какого цвета кровь у айнуров? У тебя, Ступающий-во-Тьме? Такая же красная, как у моего отца?

Я старалась не думать об отце как о мертвом — иначе вся собранность и сдержанность летела прахом. Потом...Когда высадимся в Среднеземье...может быть. Пока он для меня — жив и незримо наблюдает за моей работой. Я не подведу тебя, отец. На этот раз — не подведу.

* * *

Аллан Кователь отшвырнул полупустой кубок, разлетевшийся стеклянно-пурпурными брызгами о стену мастерской, провел ладонью по лицу, словно стирая жуткие воспоминания, разделенные с любимой воспитанницей, почти дочерью. Кровь, ядовитая слизь...оглушающая боль — не вернуть никогда! — и жгучая ярость — на Алдора, королевскую чету, безмозглого братца и саму себя. На весь чудовищно несправедливый мир.

Да ведь мир не переделать...Никому. Ни тебе, ни Алдору, ни Старейшему, возмечтавшему создать заповедник, свободный от гнили нашей драгоценной родины. З-заповедничек... А вот оно как вышло...

Дан, Таникветил ему на голову, паршивый Король, но, все-таки, иногда способен принять нужное решение...или поддержать заботливо подкинутое любезной супругой. Надо же, испугались, Великие и Могучие. Не Алдора, тебя, девочка...

Как я напился...Голова не держится...Прилечь бы, не думать ни о чем. Э-э, нет...потом, все потом...Или, ах-ха, потом и кровью — у нас же тут благодать дальше некуда?

Алдор, конечно, ты не слышишь меня, но...Я и впрямь трус, к чему лукавить. Тогда, после войны, всего-то и смог — на сотню лет урезать тебе срок. Боялся, что ты не выдержишь заключения в каменном гробу, боялся увидеть вместо тебя сломленного безумца...или вовсе — не увидеть. Ты и здесь вывернулся: спал, погрузившись в оцепенение не-жизни, сберегая рассудок, укрыв камеру пеленой Силы. То-то Дан удивлялся: замки намертво заклинило, внутри ничего не разглядеть, а ты все не торопишься с мольбами о пощаде...

Удачи тебе, друг. И...найди ее в Эндорэ, слышишь? Отдай камни, если они еще нужны ей, что угодно делай, только не дай ей пропасть! Потрудись снова стать, хотя бы ради нее, не ходячим воплощением ужаса из эльфийских басен, а просто...айнуром? Человеком? Кто же мы все-таки, а?

Я, например, определился уже — трус я. Ты ведь презираешь трусость, правитель Дональвайна? Алдор, Алдор...Старейший заманил тебя в ловушку, возомнив себя демиургом? Только кто из вас ухитрялся творить чудеса — и в Империи, усмиряя готовые вцепиться друг другу в глотку кланы, пока кое-кто вздыхал о несовершенстве мира? Ты не вздыхал — времени не было.

Эх, да что это я...В Хаос все! Айнуром...Человеком...Ты, главное, будь мужчиной, раз уж заставил эльфийку почувствовать себя женщиной...Не спать! Видишь, ты уже переиграл Старейшего. Что такого он предсказал тебе, отчего ты места себе не находил? Все норовишь ухватить судьбу за шкирку...Так она и укусить может. Любого зверя, Алдор, постепенно приручать нужно...