— Нельзя! — раздраженно перебил Громов, — во-первых, номера были забронированы здесь еще вчера, и все было в порядке. Во-вторых, именно в этой гостинице поселились необходимые мне люди, и это наиболее приемлемый вариант для деловых встреч. Удобно, понимаешь? И, в-третьих, и в последних — чего это я должен перед тобой оправдываться? Яйца курицу не учат, — с этими словами Антон отвернулся, и принялся копаться в своей сумке, всем своим видом показывая, что разговор исчерпан.
Влада так и продолжала стоять буквально в дверях комнаты, с недоумением наблюдая за действиями мужчины. Похоже, он не собирается уходить. Ну что же... Влада уходить тоже не намерена. Можно конечно пойти к администратору и попросить отдельный номер, но что-то подсказывало, что вместо номера её ждет облом. Если заселение в один номер всего лишь случайность, то тут ничего не поделать, а если тщательно продуманная афера Громова, то, скорее всего он позаботился о том, чтобы Влада получила 'вежливый' отказ. Значит, идти куда-то не имеет смысла. Будет только лишний повод для насмешек Антона. Но и оставаться с ним в закрытом пространстве желания не возникало. И что тогда делать?
— Я в душ, — тем временем выудив из сумки какие-то вещи, довольно пробормотал мужчина, и, остановившись у двери, ведущей в ванную, игриво уточнил, — ты со мной?
Нет, это предложение было последней каплей! Терпеть после этого не было больше сил! Здесь Антон точно перегнул палку, потому что Влада буквально пригвоздив мужчину к полу взглядом, наигранно радостно воскликнула:
— Естественно, я с тобой! Бегу и падаю! Я так понимаю, у меня все равно больше нет выбора? Зачем ты тогда спрашиваешь? Можно ведь просто в приказном порядке! Я ведь теперь твоя собственность, так ведь? Или как это теперь называется? — засеменив мелкими шажками по комнате, бурчала девушка, изображая задумчивость, — Кукла? Игрушка? А может комнатная зверюшка для развлечения? Ах, нет, я забыла! Я, наверное, шлюшка или просто проститутка? Во сколько ты меня оценил, скажи?!
— Значит, ты уже в курсе? — сложив руки на груди, спокойно уточнил Громов, — ромашковод проболтался?
— Какая разница, кто проболтался? — заламывая руки, вскричала девушка, — это все не важно! Важно другое! То, что ты не считаешься ни с чем и ни с кем! То, что для тебя все измеряется в деньгах! Ты привык все покупать! Захотелось машину, пожалуйста! Квартиру — на те! Человека — а как же! — нервно жестикулируя, Влада уже не могла удержать безумного потока слов, вызванных собственной злостью, — И самое страшное, что люди для тебя стоят на одной планке с остальными вещами! Ты знаешь кто?! Ты даже не человек! Ты животное! Самое настоящее животное! Ублюдок! Ненавижу тебя! А знаешь почему? Потому что ты так просто ворвался и разрушил мою жизнь, возомнив себя то ли богом, то ли чертом!
Опираясь на дверной косяк, мужчина с невозмутимым видом наблюдал за истерикой Владиславы. Лишь когда она на мгновение умолкла для передышки, в попытках подобрать нужные слова, он позволил себе вмешаться:
— Ты все сказала?
— Нет, не все! — поспешно выдала девушка, на что получила предостерегающий взгляд Громова, и резкое:
— Когда успокоишься, поговорим, — и, не дожидаясь какого-либо ответа, Антон мгновенно скрылся в ванной, громко захлопнув за собой дверью.
Несколько мгновений девушка с недоумением смотрела на пустую дверь, с трудом соображая как вообще понимать такую реакцию Громова. Он ничего не отрицал, не пытался опровергнуть. И от этого становилось еще более непонятно, потому что вины, похоже, он тоже не чувствовал за собой. Наверное, подобного стоило ожидать. Но, черт возьми, это было слишком даже для Владиславы. Это его вечное невозмутимое спокойствие просто убивало. Причем как морально, так и физически. Издевается? Возможно. И видимо получает от этого удовольствие. Значит, криками его не проймешь. Тогда...
Самая нелепая и абсурдная мысль внезапно возникла у девушки, целиком и полностью охватывая собой сознание. Здравый смысл твердил, что опасно и глупо играть в подобные игры с подобным человеком. Но какое-то шестое чувство, внутреннее чутье и... природная глупость твердили обратное, и Влада не заметила, как руки сами потянулись к сумке.
'Глупость! Она сейчас совершает глупость!' — ярко-красными огнями, словно неоновая вывеска, мелькали над сознанием подобные мысли, но... делала она обратное, не в состоянии заставить себя остановится. Разум твердил, что если она просчитается, то потом крепко пожалеет о своей опрометчивости, но упрямство и желание досадить в этот миг было гораздо сильнее...
Поэтому, спустя чуть меньше получаса, когда Антон вышел из душа и не обнаружил в гостиной Влады, он практически не удивился. Стоило ожидать, что она сбежит после случившегося от него, как от огня.
Довольно усмехнувшись, понимая, что Ильиной все равно далеко не скрыться без документов, которые он заблаговременно оставил у себя, мужчина, на ходу растрепав еще влажные после душа волосы, направился в другую комнату, именуемую спальней. И каким же удивлением было для него обнаружить там... Владу.
Растянувшись в игривой позе на кровати, подпирая рукой голову, и немного согнув коленки, она лежала, невидящим взглядом уставившись в дверной проем, где в этот момент появился Антон. Но было удивительным даже не это. Удивительным было то, что была девушка в одном лишь коротеньком шелковом халатике, что слабо прикрывал все прелести её точеной фигурки. А из-под него проглядывалось лишь черное кружевное белье.
Негромко присвистнув, мужчина быстро моргнул, решая, уж не почудилось ли ему это. Плод больного воображения, которое в последнее время и так выдавало картины одна другой краше? Как-то слишком уж реалистично выходит. И словно в подтверждение этому, Влада, словно раскатом грома, огорошила словами:
— Ну, чего вылупился? Давай, приступай! Ты же этого хотел? Так давай сделаем все по-быстрому. Чего тянуть?
— Что прости? — нахмурившись, уточнил Антон, все еще не понимая действительно ли видит то, что видит, или чертово воображение все-таки разбушевалось до предела, подкидывая не просто соблазнительные картинки в главной роли с Владой, а уже говорящие картинки.
— То, что слышал, — уверенно отрезала девушка, казалось, даже не пошевелившись. Напротив, словно безвольная кукла, она не отражала никаких эмоций, лишь яростнее впивалась своими колдовскими глазами в лицо Антона, — ты же хотел переспать со мной? Так зачем усложнять друг другу жизнь? Давай по-быстрому завершим с этим дело, и ты от меня отстанешь. Ты ведь отстанешь?
— Ильина, какая же ты все-таки идиотка, — в ответ лишь усмехнулся мужчина, прислонившись к дверному проему.
— Это еще почему? — вздрогнув от неожиданности заявления, ощетинилась Владислава.
— А ты, наверное, решила, что сейчас испугаешь меня своей смелостью? Так ведь? — резко оттолкнувшись от дверного косяка, Громов, медленной походкой, хищного животного, направились ближе к кровати, — и я скажу что-то вроде 'что ты, Владислава Олеговна, за кого ты меня принимаешь? Я не такой!' — состроив испуганную гримасу, передразнил Антон.
— А ты? — мгновенно усевшись на кровати, девушка резко запахнула полы халата, пытаясь поплотнее укутаться в него, но тот, как назло, не хотел прикрывать хоть немножко.
Ильина мысленно уже пожалела о своей опрометчивости. Неужели действительно подумала, что Громов испугается и откажется? Не та ситуация, не тот человек. Не то, все не то. Только сейчас, глядя, как Антон приближался ближе, при этом буквально пожирая её взглядом, Влада поняла, что пощады ждать не стоит. И что теперь делать? Отступать поздно. Да и не стоит, иначе снова, сама того не желая выставит себя наивной дурочкой. Выходит, что придется брать другим. Предельным равнодушием? Это виделось единственным возможным вариантом спасения.
— Хм... а ты как думаешь? — усаживаясь рядом с Владой на кровать, томно протянул Антон, не сводя глаз с её лица, — откажусь ли я от приятного времяпровождения, что само плывет мне в руки?
Вместо ответа девушка лишь громко сглотнула и быстро опустила взгляд, нервно перебирая подол халатика. Подобная нервозность не могла укрыться от Антона, и он, протянув руку к Владиславе, осторожно погладил её ногу чуть выше коленки, тихо, переходя на шепот, протянул:
— Неужели всегда уверенная в себе и умеющая дать любому отпор девочка испугалась? Струсила, да?
Легкие прикосновения слегка шершавой мужской ладони, отозвались в теле Влады странной волной некого предвкушения. Это было далеко не нежностями с его стороны, скорее властным жестом, показывающим, кто есть кто, и кто есть главный. Но почему тогда эти прикосновения не вызывали возмущений или брезгливости. Это ей нравилось? Нет! Глупо, глупо и еще раз глупо! Громов последний человек, прикосновения которого должны вызывать немое обожание и восхищение.
И как только Влада резко отдернула ногу, он невесело усмехнулся:
— Все-таки струсила. Не думал, что ты способна так быстро отступать.
— Не струсила! — недолго думая, с вызовом бросила Ильина, — приступай! — заметив, как Антон на мгновение заколебался, поторопила — ну чего ты тупишь?! От счастья онемел, что ли! Давай, я не собираюсь здесь вечно сидеть! Мне, между прочим, холодно. И на сегодня у меня были еще планы.
— Холодно... — выдохнул Антон, наклоняясь ближе к девушке, — значит, будем согревать, — последние слова прозвучали в нескольких сантиметрах от губ девушки. Его дыхание обжигало, разнося по телу блаженное тепло. Господи, а он ведь еще ничего не делал... Но, похоже, останавливаться не собирается. Нет, она не должна так просто таять перед человеком, который не должен вызывать ничего больше кроме отвращения!
Прикрыв глаза, Влада невольно напряглась в ожидании дальнейших действий мужчины, что не заставили себя долго ждать. Проведя одной рукой по щеке девушки, другой, что до этого покоилась в районе бедра, медленно прошелся вверх по талии, при этом заставляя Владу опуститься обратно на кровать. Не в силах сопротивляться, Ильина послушно коснулась спиной мягких подушек. Почти сразу почувствовав, как губы мужчины легонько прошлись по её щекам, и он тихо выдохнул её на ушко:
— Расслабься, я не кусаюсь. Уж если ты согласилась на это, то давай получать удовольствие обоюдно...
Оставив просьбу, или даже скорее приказ Антона без ответа, девушка лишь сильнее напряглась, покрепче стиснув зубы и упрямо сжав губы. 'Расслабься! — мысленно передразнила Владислава, — вот еще! Хотел куклу, будет тебе кукла!'
От Громова подобная реакция укрыться не могла, но он все-таки попытался растопить лед в неприступности Влады. Развязав одной рукой легкий узелок тонкого пояска халата, проникая ближе к нежной коже девушки, мужчина, несколько мгновений полюбовавшись представшей его взору картине, в виде Влады в одном лишь нижнем белье, склонился над ней, и стал покрывать легкими поцелуями её лицо, спускаясь ниже, к шее.
Подобные действия Антона для Владиславы были сродни пытки. Чтобы там она себе не придумывала, и как бы ни убеждала, но мужчина вел себя достаточно осторожно и даже нежно. Трудно было держать себя в руках, не проявляя слабостей, пытаясь доказать Антону и в первую очередь себе, что ей глубоко плевать на его нежности. Но она не имела права сдаваться, показывая свои слабости, давая понять, что ей небезразлично. Громов не должен даже мысли допустить, что ей приятны его прикосновения. Боже, но как же это было сложно!
А Антон, словно издеваясь, продолжал нежно поглаживать её талию, прижимая крепче к себе, при этом спускаясь с поцелуями ниже, к груди. Она чувствовала его возбуждение каждой клеточкой своего тела. Оно передавалось девушке в каждом его касании. И это было последней каплей её терпения.
Быстро дрогнув ресницами, Влада слегка приоткрыла глаза, и взгляд тут же наткнулся на черную густую шевелюру растрепанных и все еще влажных волос. Она с трудом поборола желание запустить ладонь в смоль его волос, и лишь крепче скомкала пальцами одеяло под собой, мысленно умоляя себя не завыть и не вздрогнуть от удовольствия, доставляемого легкими прикосновениями мужчины.
И в момент, когда она готова была послать к чертям собачьим все свои предрассудки, так называемые коварные планы по равнодушию к Антону, не с силах больше сдерживать, накатывающего все сильнее, желания, он резко отстранился. Подняв голову на Владиславу, с затуманенным то ли от возбуждения, то ли от злости, что более вероятно, взглядом черных глаз, и хлопнув ладонью по кровати, рядом с головой девушки, резко выкрикнул:
— Да что ты как бревно лежишь?! Я тебе так противен?! Или похож на маньяка?!
— А, по-твоему, куклы, или игрушки ведут себя по-другому? — с наигранной холодностью, выдавила Влада, борясь с искушением, прикоснутся к его мускулистой груди, что сейчас вздымалась от тяжелого дыхания.
— А я-то вдруг подумал, с чего это ты решила изменить своим принципам и убеждениям не спать со мной, — резко оттолкнувшись, Громов встал с кровати, и, окинув невидящим взглядом девушку, презрительно фыркнул, — А оно, вот значит, к чему ты клонишь.
— К этому самому! Естественно, что не от неожиданно воспылавшей к тебе страсти! Ты же исключительно ради такого устроил все это? — вновь усевшись на кровати, выкрикнула Ильина, обводя взмахом руки комнату, — эта поездка! Этот номер, якобы последний и единственный во всей гостинице! Решил привязать к себе, как собачку? В конце концов, тот абсурд с Андреем! Скажи, неужели тебе доставляет удовольствие прилагать столько усилий лишь ради того, чтобы затащить меня в постель? Так вот она я — бери и пользуйся, раз купил! Я ведь даже не возражаю, если ты не заметил!
— Сволочь продажная, твой Андрей, — сунув руки в карманы, спокойно осведомил Антон, — с гнильцой твой женишок оказался.
— А мы сейчас не об Андрее, — хмыкнула Владислава, спуская босые ноги с кровати, поправляя халат, и завязывая поясок, — вот скажи, неужели ты настолько низок, чтобы действовать подобными изощренными способами? Или считаешь, что без денег уже ничего не сможешь сделать, ни на что не способен?
— Да глаза я тебе открыть хотел, понимаешь? — безразлично бросил Громов, отвернувшись к окну.
— На что? — еле слышно уточнила девушка.
— На твоего Андрея. На его так называемые чувства. На то, что великих и светлых чувств, именуемых любовью, на самом деле не существует, — стал безразлично перечислять Антон, не глядя на Владу, — Что это так, плод больного воображения подобных тебе, романтических девиц.
Менее минуты Ильина с недоумением смотрела на красиво очерченный профиль мужчины, что в свете заходящего солнца выглядел как-то по-особенному. Открыть глаза он хотел... Почему для него все так просто? Ворваться в чужие жизни, перевернуть все с ног на голову, разрушая то, что строилось долгое и долгое время. И говорит так, словно имеет право. Возомнил себя всевышним. Как будто все так просто. Захотел — купил, продал, разрушил... А остальным как? Владе что теперь делать? Как жить? Кому доверять? От этого было больнее и сложнее всего.
