Право на одиночество

— Максим Петрович... А у вас, случайно, нет с собой зелёнки? — я решила проверить Громова на степень предусмотрительности.

— Есть, конечно.

Всё. Я покорена!

Наша гостиница располагалась в самом центре Болоньи, около вокзала. Она была поистине шикарной. Светлый холл, лаконичный дизайн, бесплатный бассейн, платный бильярд и боулинг, ресторан и пиццерия... А уж когда я увидела номер!

Светлый ковёр с мягким ворсом на полу, лампы в стиле Тиффани, огромная кровать, большой гардероб, картины на стенах, зеркало в полстены, душ и ванная с джакузи!

Я хочу здесь жить.

Только я начала распаковывать свои вещи, как в дверь постучали. Это оказался Громов.

— Держите мой планшет. А это пароль от бесплатного вай-фая, — он протянул мне планшет и бумажку с каракулями. — Если вдруг не разберётесь с настройками, приходите, я покажу. Только через полчасика, сейчас я в душ.

Я кивнула, поблагодарила Максима Петровича, закрыла за ним дверь и, сев с ногами на кровать, включила планшет. Пару минут — и я вошла в свой скайп. Слава небесам, мой любимый блондинистый охламон был в сети. И тут же стал мне названивать.

На экране планшета появилось его усталое лицо с синяками под глазами, как будто он не спал уже несколько дней.

— Антош, — я вздрогнула, увидев его, — ты... почему ты такой помятый?

Несколько секунд он молчал, разглядывая меня. Потом усмехнулся:

— Пил.

— Сильно? — я нахмурилась.

— Достаточно.

Я вздохнула.

— Ты сердишься?

— Нет, пчёлка, — тихо ответил Антон. Его "пчёлка" порадовала меня — значит, не всё ещё потеряно.

— Обижаешься?

— На правду не обижаются.

— Антош... — как жаль, что я не могу сейчас его обнять... — прости меня. Давай забудем всё это, а? Ты же знаешь, что я тебя очень люблю, со всеми твоими недостатками. Ты не был бы собой без них...

— Я всё понимаю, пчёлка. Тебе не нужно извиняться. Ты права во всём. Да, я эгоист, я потребитель, я ни разу в жизни не совершал бескорыстных поступков. И... прости, что я в этот раз так бессовестно тебя домогался. Признаю, я действительно просто надеялся, что ты отдашься мне по причине своей доброты и безотказности... Ну и, само собой, я всегда считал себя неотразимым, — друг усмехнулся.

— Ты такой и есть, Антош.

— Для всех, кроме тебя. Ты всегда — была и будешь — исключением. Ты не такая, как остальные, Наташ. И я, наверное, никогда не смогу постичь всей глубины твоей души.

— Послушай, — я вздохнула, — перестань. Ты так говоришь, будто произошла какая-то трагедия, и я спасла чью-то жизнь. Пойми же — у всех есть недостатки, и их наличие совершенно не значит, что ты не заслуживаешь любви и уважения. Я люблю тебя, ты мой лучший друг, я всегда радуюсь, когда ты приезжаешь — разве этого мало?

Антон смотрел на меня с какой-то непонятной горечью. Я никогда не видела такого выражения в его глазах.

— Это очень много, пчёлка. Но я хочу большего.

— Не поняла? — я нахмурилась.

— Я объясню. За прошедшие годы, Наташ, я начал считать тебя своей. Ты права, я эгоист и собственник, я всегда только беру... а ты отдаёшь. Ты для меня — неиссякаемый источник сил. И в этот раз я... переступил некую черту. Я вдруг увидел тебя в другом свете. Увидел силу твоей души и твоих убеждений, понял, что ты не хочешь меня. А я ведь считал, что это невозможно, Наташ. Я заранее называл тебя своей — во всех отношениях, для меня это был просто вопрос времени... И вдруг — ты отказываешь. А потом этот твой Громов... подожди, не перебивай меня. Я знаю, что у вас ничего нет, ты для этого слишком... порядочная. Но я заревновал! Ты говорила о нём с таким уважением и восхищением... Пчёлка, у меня от ревности даже в глазах помутилось.

Я засмеялась.

— Не смейся, Наташ, это плохо. И после того, как ты на меня накричала, я понял... Я отношусь к тебе, как к своей собственности, к своей вещи. И это неправильно, так не должно быть... Ты... не презираешь меня после всего сказанного?

— Нет, — я покачала головой и улыбнулась. — Я люблю тебя, в который раз повторяю.

К моему удивлению, Антон закрыл лицо ладонями и застонал.

— Пчёлка, ты невозможна... Любая другая женщина оскорбилась бы после всего этого, а ты... говоришь, что любишь!

— Почему я должна оскорбляться, Антош? "Каждый ошибается в меру своих способностей", как говорила моя мама. Ты считаешь меня своей собственностью — ничего, это со временем пройдёт. Кстати, в каком-то смысле я действительно твоя. Люди ведь принадлежат друг другу, особенно близкие люди.

Улыбаясь, я смотрела, как Антон поднял глаза. Он изучал моё лицо и улыбку несколько секунд, а затем выдохнул:

— Как же я соскучился.

— Я тоже соскучилась. Слушай, прекращай пить и заниматься самобичеванием, хорошо? Ничего страшного не случилось, я по-прежнему жду тебя в гости любой день в году.

Антон вздохнул. Кажется, ему стало легче.

— Ты уже в Италии?

— Да, в гостинице. Хочешь, я буду тебе каждый день писать, как у меня здесь дела?

— Конечно, хочу.

Мы распрощались. Антон пообещал, что прекратит свой запой и будет больше спать. Я же, выключив скайп, вздохнула с облегчением. Этот разговор был трудным... Я всегда чувствую состояние близких людей, особенно их боль, и в этот раз боль Антона чуть было не выбила меня из колеи...

Он хочет большего... Может быть, стоило объяснить, что я бы дала ему больше, если бы у меня было, что дать?

Ведь когда ничего нет — нечего и давать...

Приняв душ и разобрав вещи, я постучалась в номер к Громову. Он открыл мне, одетый в белый гостиничный халат. Я смутилась.

— Извините, Максим Петрович, я просто хотела отдать планшет...

— А-а, вы уже поговорили? Я тогда тоже сейчас своим позвоню... — сказал он, забирая планшет.

— Максим Петрович, а вы не хотите пообедать и погулять по городу? Я немного проголодалась, да и Болонью хотела бы посмотреть...

— Конечно, — Громов кивнул. — Я буду готов через пятнадцать минут. Одну я вас не отпущу, мало ли что.

— Здесь вроде нет агентов Марины Ивановны, — я рассмеялась.

— Ну, придурков везде хватает. Идите пока к себе, я зайду за вами, хорошо?

Я согласно кивнула и вернулась в свой номер.

Ровно через пятнадцать минут мы с Максимом Петровичем выходили из гостиницы, вооружённые картой города и достаточным чувством голода.

— Куда пойдём? — спросила я, рассматривая карту.

— Я бы сначала поел. На той стороне улицы я вижу симпатичный ресторан... или можем вернуться в гостиницу, там тоже можно покушать.

Мы решили, что в гостинице поесть всегда успеем, перешли дорогу и зашли в ресторан. Цены там были не маленькие, но чувство голода пересилило желание сэкономить. Тем более, что весь этот банкет всё равно оплачивает издательство.

Громов настоял на бутылке красного итальянского вина и сырной тарелке. Мы оба заказали лазанью, а на десерт я соблазнила Максима Петровича своим любимым тирамису.

— Сравню его с московским, — улыбнулась я, отдавая меню официанту.

Откинувшись в кресле, я осознала, как устала. Дорога не была длинной, но почему-то очень утомила меня. Да и эта ссора с Антоном... такие вещи всегда выбивали меня из колеи.

— Наташа... могу я спросить?.. — услышала я тихий голос Громова.

— Да, Максим Петрович, конечно. Вы так говорите, как будто собираетесь вызнать у меня страшный секрет.

Он рассмеялся.

— Нет, просто... Это касается последних событий. Я всё забываю спросить... Когда вы набрали мой номер из кабинета начальника АХО... Почему именно мой? Почему вы не позвонили на охрану? Они же на два этажа ближе сидят.

Ого! Да, действительно...

— Максим Петрович, — я посмотрела Громову в глаза, — я понимаю, это было бы логичнее, но... в такой ситуации сложно рассуждать здраво. Я набрала ваш номер, потому что он первым всплыл в моей голове. Ну и... я доверяю вам. И я искренне сомневаюсь, что наши охранники примчались бы быстрее вас. Вы были на месте через полторы минуты, они бы пришли минут через десять, он бы успел меня раза два изнасиловать.

— Тут вы правы, — Громов вздохнул. — Охранники не побежали бы к вам со всех ног, а пошли степенно и спокойно... Ещё бы кофе по пути выпили. Или покурили...

Я рассмеялась.

В этот момент принесли наше вино. Громов разлил его по бокалам, я сделала один глоток и... сама решилась кое о чём заговорить.

— Максим Петрович... мне, честно говоря, до сих пор стыдно, что я предстала перед вами в таком неподобающем виде, с разорванной одеждой...

— Стыдно? — кажется, Громов поперхнулся. — Господи, Наташа, неужели вы думаете, что я виню вас в случившемся?

— Нет, я так не думаю, просто... мне неловко.

Вот и зачем я всё это говорю? Я сделала ещё глоток, чтобы не смущаться так сильно.

— Не переживайте, — Максим Петрович улыбался. — Я был слишком возмущён и не особо вас рассматривал. Но то, что я помню, — он рассмеялся, — заслуживает всяких похвал.

Я почувствовала, что моё лицо заливает краска. Щёки просто горели, захотелось приложить к ним что-то холодное.

— Как вы очаровательно покраснели, Наташа. Ну да, вы очень красивая девушка, это было бы глупо отрицать. И стыдиться в данных обстоятельствах вам нечего, можете мне поверить, — Громов по-прежнему смеялся, но смех этот не был злым или ехидным. Он смеялся очень весело и непринуждённо... и я рассмеялась в ответ.

— Спасибо, Максим Петрович. И за поддержку, и за... комплимент.

— Всегда пожалуйста. Могу добавить — вы самая красивая девушка из всех, кого я когда-либо знал.

Если до этого я просто покраснела, то сейчас мне показалось, что я взорвусь от смущения.

— Максим Петрович...

Ответить я не успела — нам наконец принесли заказ. Отдуваясь, я принялась поглощать лазанью, но после комплиментов Громова кусок в горло не лез.

Однако... мне приятны его слова. Я слышала комплименты из уст разных мужчин, но ещё никогда мне не было так приятно, как в этот раз. Наверное, потому, что никого из тех людей я не уважала настолько сильно...

— Максим Петрович, я хотела вас спросить, — я решила сменить тему, чтобы наконец избавиться от своего смущения. — Почему вы ушли из "Ямба"? Если это, конечно, не тайна.

— Нет, это не тайна, — ответил он, пригубив вино. — Меня оттуда еле отпустили. Но, честно говоря, с тех пор, как там поменялся генеральный — как и у нас, в "Ямбе" генеральный не является владельцем издательства, он такой же наёмный работник, как и все остальные, — так вот, с тех пор всё изменилось. Юрий Павлович начал увольнять весь руководящий состав... заменяя его на своих родственников и друзей. Я против семейственности на работе, Наташа. И предпочёл уйти сам. Предложение Сергея Борисовича было очень кстати.

— Вы давно знаете Королёва? — уточнила я.

— Да, пятнадцать лет. Мы раньше работали вместе, в том же "Ямбе", но он ушёл в "Радугу" раньше. Сами понимаете — обычно люди не отказываются от руководящих должностей, — Громов усмехнулся. — В "Ямбе" он был коммерческим директором, а здесь стал генеральным. Пару лет назад Сергею, кстати, предлагали вернуться, но уже на должность генерального директора. Он отказался.

— Почему?

— Знаете, каким бы террариумом вам не казался коллектив "Радуги", поверьте мне, в "Ямбе" он намного хуже. И с каждым годом положение только усугубляется. Кроме того, Сергей не хотел бросать здесь Крутову, без него она бы не продержалась на должности и двух дней.

— Он её так любит? — спросила я с удивлением.

— Любит-не любит, но живёт с ней уже больше десяти лет, с тех пор, как умерла его жена. Сергей сказал мне, что раньше Марина не была такой, это у неё в последнее время слегка... снесло крышу.

— У неё не крышу, у неё весь дом снесло... вместе с фундаментом, — фыркнула я. Громов ухмыльнулся.

— Возможно. Во всяком случае, я сейчас звонил Королёву... И он просил передать вам, Наташа, искренние извинения от Марины Ивановны. Сказал, что она позже и лично извинится.

— Ничего себе, — протянула я. — Неужели совесть проснулась?

— Почему бы и нет, — Громов отодвинул от себя тарелку с доеденной лазаньей и пробормотал:

— Всё-таки у них очень большие порции, я не уверен, что в меня ещё и десерт влезет...

— Впихнём! — я салютовала ему бокалом и, отправив в рот очередную порцию лазаньи, вдруг услышала:

— Наташа, а вы замужем?

Да, неожиданно...

— Нет, — ответила я коротко.

— А не собираетесь?

Я подняла глаза на Громова. По его лицу было сложно что-либо понять... Просто вежливо-заинтересованная улыбка.

— Нет, — я покачала головой. — А почему вы спрашиваете?

— По двум причинам. Во-первых, если бы вы были замужем, то скорее всего, ушли бы в ближайшее время в декрет, а мне очень не хочется вас терять. По крайней мере в ближайшие два года. А во-вторых... я не очень понимаю, как такая... замечательная во всех отношениях девушка может быть не замужем.

Ох. Если бы это сказал кто-нибудь другой, я бы рассердилась, но от Громова я была рада слышать подобные слова... Удивительно, вроде ничего особенного, да и нечто похожее он уже пару раз говорил, но почему-то стало тепло и радостно.

— Вы же меня совсем не знаете, Максим Петрович, — я смущённо улыбнулась.

— Я знаю вас вполне достаточно, чтобы сделать определённые выводы. Впрочем, чему я удивляюсь... современные молодые люди совершенно не разбираются в женщинах.

Наконец я справилась со своей лазаньей. Да, если бы Антон видел, сколько я сегодня съела... он бы порадовался, а то вечно ноет, как я похудела. А ведь ещё десерт! И сыр мы не доели...

— Современные девушки тоже не разбираются в мужчинах, — я улыбнулась, придвинув к себе тирамису. — По крайней мере мои ближайшие подруги полностью оправдывают это утверждение. Да и наша Светочка тоже... я уже и не пытаюсь запомнить имена всех её парней, они всё равно постоянно меняются.

Громов рассмеялся. И тут я вспомнила одну вещь...

— Максим Петрович, а вам нравится Светочка?

Он пожал плечами.

— Она хороший секретарь, да и человек тоже. И она очень любит вас, Наташа. Я бы даже сказал — она любит вас, как сестру.

Мне такое в голову не приходило...

Но, вспоминая наш разговор со Светой, историю про её настоящую сестру, то, как она заботилась обо мне... Да, пожалуй, Громов прав. Странно, я никогда в душе не называла Свету своей подругой, только коллегой по работе...

А ведь она поддерживала меня всегда. И не меньше, чем Антон или Аня...

Я всё-таки очень глупый человек.

Я почувствовала, что мои глаза увлажнились. Как всё-таки хорошо, что я отказалась от должности директора по маркетингу...

— Что с вами, Наташа? — спросил Громов обеспокоенно. Кажется, мои смятенные мысли отразились у меня на лице.

— Ничего, ничего, — я улыбнулась. — Давайте заканчивать нашу трапезу. Хочу побродить по городу.

Максим Петрович кивнул, улыбаясь мне, и придвинул к себе десерт.

Болонья — город колонн и арок. Именно такой я её и запомнила. В то воскресенье мы с Громовым исходили полгорода, разговаривая о чём угодно, кроме издательского дела и книжного бизнеса.