Кирилл не был идиотом и понимал, что за такую же работу, любой местный гарвардский выпускник, потребовал бы втрое... А случись дяде Грише заказать математическую модель грунтовых сред — Биллу Гейтсу, то тот бы выкатил счет на сорок миллионов...

Но Кирюша все понимал.

Такова планида всех гост-арбайтеров.

Помалкивать в тряпочку и радоваться возможности годок — другой поработать в Америке, что само по себе, одним только этим фактом биографии будет потом, там в России — мощным локомотивом вытаскивать его Ciriculum Vitae на первые позиции среди прочих равных...

Работал Кирюша прямо у себя в квартирке.

И порою ему казалось, что вообще всю эту работу можно было делать не выезжая из Питера, общаясь с дядей Гришей по мэйлу...

Но в том то и был фокус.

Тогда бы в денежном выражение — работа тоже стала бы дороже.

А так...

А так — Кирюша вроде бы как обязан Григорию Ефимовичу.

Обязан, за то что, сделал визу...

Пригласил.

Обогрел, приютил...

Приютил, обогрел.

А остальному — он сам научится.

Здесь главное, как говорил один полюбившийся Кириллу персонаж, здесь главное — не упустить!

Попал в Америку — не зевай...

Америка умного — научит.

А дурака — оставит в дураках.

Но Кирилл не считал себя дураком.

Он только порой ругал себя за нерациональную влюбчивость.

Но дураком себя не считал никогда.

Конечно же, дядя Гриша обдирает его.

Однако, поработает он на дядю Гришу, наберется опыта, вернется в Россию, в Питер, а там глядишь — и свою фирму откроет.

Работа увлекала.

Она завлекала, засасывала, даже грозила порой поглотить его без остатка.

По сути — он творил свой мир.

Бог творил свой мир из кварков — из первокирпичиков великого хаоса.

А Кирилл повторял творение Господне — из кирпичиков микро и макро-команд учения о программировании.

Кирилл повторял.

Но делал сам.

По образу и подобию.

Он делал действующую математическую модель маленького кусочка Божьего мира.

И делал сам.

И порою не мог не восхищаться в изумлении — гениальной простоте решений Творца...

Ах, как здорово там у Него придумано!

Но и себе тоже порой не скупился на комплименты: ай да Кирюха, ай да сукин сын! Недурно подглядел, да срисовал...

Первый месяц Кириллу пришлось изучать суть физики сыпучих сред, которые до этого моделировались на обычных масштабных стендах, в которых обжимались гипсовые модели станций метро и подземных гаражей...

Кириллу предстояло математически описать процессы, происходящие со строительными конструкциями в толще песчано-глиняных сред, чтобы потом, с какого то момента, Григорий Ефимович смог выгнать половину своих сотрудников и беря заказы от городского муниципалитета и иных подрядчиков на подземное строительство, делать свои дорогостоящие экспертизы простым прогоном программы на компьютере.

Какая экономия! — восхищался Кирилл.

Он видел эти допотопные стенды, в которые загружались масштабные модельки подземных сооружений, он видел, как трое — четверо лаборантов, часами и порою сутками — сдавливали своды моделек специальными домкратами, доводя мини-станции метро до разрушения, чтобы получить свои таблицы и графики на основании которых составлялись отчеты для заказчиков.

А после того, как Кирилл закончит со своей математической моделью...

После того — Григорий Розенбаум сможет сделать почти полный локаут — и уволив лаборантов, и освободив помещения своих бывших лабораторий, сможет не снижать, а даже повысить объем заказов на исследования.

Кирилл даже прикинул на калькуляторе для своего собственного интереса — сколько он сэкономит дяде Грише...

Получалось, что в один год — более полутора миллионов долларов.

А платит ему дядя Гриша — триста баксов в неделю.

Не густо.

Но бизнес — есть бизнес.

К этой главной мысли Кирилл уже успел привыкнуть за первые недели пребывания в Америке.

Эмоции — в сторону.

Деньги важней.

А то, что Григорий Ефимович делает на нем свой профит — так в бизнесе всегда кто-то на ком то наживается. И Маркс — только отразил, а большевики только эмоционально окрасили это...

Придет время, и окрепший Кирюша тоже станет делать свой бизнес...

..................................................................................................

Кирилл работал по десять часов в день.

Он так сам завел в своем обиходе.

Вставал в десять.

Садился за компьютер в одиннадцать и работал до трех часов дня...

Обедал.

Потом спал до шести.

Потом снова садился за компьютер.

И до десяти вечера, пока в глазах не начинало рябить.

Из угла комнаты — повизгивала своим хип-хопом модная нью-йоркская радиостанция.

Кирилл стучал по клавиатуре, не отрывая глаз от скрина, закуривал и тушил бесчисленные сигареты, так же не отрывая глаз от экрана, отхлебывал давно остывший кофе...

Но в одиннадцать.

Но в одиннадцать — выходил на улицу.

Иначе.

Иначе — как понимал он — ничем хорошим для здоровья, подобный модус вивендис закончиться не мог.

И Кирюша выходил погулять.

Только вот вопрос — на много ли можно разгуляться, имея в кармане триста долларов на всю длинную неделю?

Путем самых простых манипуляций с клавиатурой, даже не будучи магистром математики, несложно было подсчитать, что на свой ежевечерний досуг, после всех вычетов на сигареты, кофе, на плату за квартирку, на обеды — консервированным томатным супом, после всего этого у него оставалось чуть менее двадцати долларов на вечер...

А на такие деньги можно было разве что сходить в кино...

Или выпить пива в недорогом баре...

Но так размениваться — Кириллу не хотелось.

И вечерами он просто гулял.

Бродил по Нью-Йорку...

И экономил на субботний вечер.

На субботний вечер, когда имея в кармане сотню, он мог бы хоть что-то позволить себе такое из того, к чему внутренне готовил себя всю жизнь.

Первую часть жизни — неосознанно готовил, а вторую — уже понимая, что достоин лучшего, чем дешевая хавка в хот-дог-стэнде....

В тот вечер было зябко и сыро.

Нью-Йоркское небо сыпало мерзким, буквально питерским дождем...

И дождь этот в сполохах мегаваттной рекламы, высвечивался неким облаком взвешенного красно-зеленого аэрозоля, в котором они — нью-йоркские машины и пешеходы — плавали и жили, как в естественной и уникальной среде своего обитания...

Кирилл надел свой единственный приличный костюм, который они с мамой покупали прошлым летом на его окончание аспирантуры.

Повязал галстук, надел итальянский плащ турецкого изготовления, который тоже с мамой купили на вещевом рынке в Купчино...

И в этом наряде, в дождевой ареоле, подсвеченной мигающими рекламными огнями, Кирилл выглядел так, что нетрезвые бодигарды клубов на фэйсконтроле — принимали его за богатого молодого адвоката и говорили ему — "мистер", в то время, как ко всем иным — обращались, "хэй, мэн"...

Кирилл был любопытен.

И еще — где то глубоко, в нем был зарыт не реализовавшийся игрок — шпион, актер...

Он мог выдавать себя не за того, кем был на самом деле.

Мог.

И ему это нравилось.

Вчера вечером Григорий Ефимович выдал ему триста долларов.

Эти триста долларов — лежали теперь в бумажнике, во внутреннем кармане пиджака.

Но в понедельник — сто долларов следовало отдать хозяйке за квартиру.

А на сто долларов предстояло еще купить томатного супа, пива, кофе и сигарет...

Но все равно — в этом плаще, при галстуке и с тремястами долларами в кармане — он чувствовал себя почти богачом.

Возле клуба "Доктор Туппель", что на углу двадцать первой улицы, его поразила парочка, которая выходила из простого "еллоу кэба"... Вернее, он изумился простотой, с которой можно было хотя б на миг стать джентльменом ви-ай-пи.

Парочка приехала на простом такси.

Сперва опустилось стекло задней двери. Потом оттуда высунулась рука... Рука повелительно махнула, и один из маячивших в дверях швейцаров в высоком шелковом цилиндре, тут же ринулся к машине, на ходу открывая широченный зонт...

Кирилл зачарованно смотрел, как медленно ступает на асфальт нога господина, как бы медленно вытекающая из недр желтого такси.

И вот к ним уже засеменил и второй швейцар, потому как вслед за месье, из машины вытекла и его совершенно роскошная дама...

А потом те плыли к дверям клуба — дама и господин, а два швейцара в высоченных цилиндрах — закрывали небо над ними... Хотя и напрасно закрывали, потому как этот дождь — он шел отовсюду. И сверху, и снизу, и с боку... Они плыли, как те девушки из русского ансамбля "Березка"...

— И я могу тоже так, — подумал Кирилл, могу, потому, как у меня есть триста баксов.

................................................................................................

Хорошо, что Григорий — дядя Гриша, выдал две сотни мелкими — по двадцать, по десять и по пять долларов.

Кирилл завернув за угол, и дойдя до двадцать второй стрит, хайкнул такси.

— До клуба "Доктор Туппель"...

Шофер не удивился.

Здесь не принято удивляться.

Через круглое окошко в прозрачной стенке из непробиваемого плексигласа, он подал шоферу пятнадцать долларов.

Потом опустил правое стекло и высунув руку, щелкнул пальцами.

Подбежавший швейцар открыл дверцу и предупредительно распахнул над ним свой зонт.

— Мистер, вы одни?

— Один

— У вас есть членская карточка нашего клуба?

— У меня нет карточки, я просто хочу поужинать, если есть места в ресторане

— У нас платный вход, мистер, вход сто долларов...

Кирилл с достоинством кивнул и двумя пальцами вытащил из нагрудного кармана уже заранее приготовленную сотенную...

.................................................................................................

В клубе витала атмосфера непринужденности больших денег.

С оставшимися у него полуторастами долларов, Кирилл мог позволить себе лишь одну дорогу — в бар.

Он присел на высокий табурет.

Его оценивающе оглядели.

Бармен из-за стойки и две дорогие стильные проститутки, что сидели за первым от прохода столом, потягивая свои "маргариты"...

— Мистер? — спросил бармен, не прекращая протирать мерный стакан.

— Один бурбон, — закуривая ответил Кирилл, небрежно поглядев на проституток с "маргаритами"...

Бар и клуб были очень дорогими.

Именно поэтому ни одна из проституток не бросилась подсаживаться к Кириллу, прося угостить ее...

Здесь соблюдались приличия.

Джентльмен пришел отдохнуть — и ему нельзя мешать.

Если он захочет женщину, то он спросит об этом у бармена...

...............................................................................................

Чувствовал ли Кирилл, что в этот вечер увидит Инну?

Потом, когда он в тысячный раз вспоминал этот вечер, Кирилл не мог уже однозначно отрицать...

Наверное, что-то такое было, сверх и извне, что заставило его пойти и поймать за углом такси, чтобы с шиком подкатить к дверям "Доктора Туппеля", введя в заблуждение службу фэйс-контроля...

Так или иначе — он увидел ее.

Они встретились.

Кирилл и Инна.

.....................................................................................................

Раковая аллея.

— Мама, у меня болит здесь

— Где?

— Вот здесь...

— Дай подую... Вот так...

— Все равно болит...

Мать чувствует вину, если сын или дочь болеет, даже если сыну или дочери — двадцать пять лет...

Мать все равно чувствует свою вину.

Значит, чего-то не додала, значит, в чем-то недосмотрела, не доглядела.

Значит была сама больна, когда зачинала, когда носила плод...

— Мама, у меня болит...

-Где?

-Здесь...

Инна ощупывала бедро с внутренней стороны. Чуть выше колена. Сантиметров десять.

— Неделю болит и не проходит, когда надавливаешь...

Месяц назад у Инны был секс...

Фу!

Была близость с одним парнем, тоже с музыкантом, со студентом выпускного курса с дирижерского отделения.

Он был очень подвижен и даже агрессивен.

Он наоставлял ей синяков.

И с внутренней стороны бедер — тоже.

Но синяки давно прошли.

И уже были менструации после этого...

И самое главное — вчера и позавчера тут вроде как и не болело...

А теперь вот — болит...

Мать знала, что такое болезнь не понаслышке.

Три года назад матери делали операцию.

Там, на Каменном острове, на аллее.

И тогда Инна часто ходила туда к ней.

Пешком от метро Черная Речка через Ушаковский мост, мимо церкви Иоанна Предтечи, что в старом Павловском немецком стиле, мимо церкви, в которой Пушкин крестил своих дочек, что рождались тут на Каменном острове, когда семья поэта жила здесь на даче... И в этой же церкви потом ему наложили первую повязку, когда с места дуэли его везли назад в Петербург.

Ходила мимо борцовского зала олимпийского резерва, который в годы бандитской революции пережил нечто вроде своего ренессанса.

Этот зал стал местом паломничества бандитских королей... Впрочем — для многих из них это была своего рода alma mater...

У кого — консерватория или университет...

А у кого и борцовский зал...

Тогда у входа, как раз напротив церкви, всегда стояло по пять, а то и по десять самых дорогих Мерседесов.

Сильные мира сего — нувориши — устраивали в спортивном зале свои посиделки.

"Терки", как они их называли.

И однажды, когда Инна в очередной раз шла к матери и проходила мимо этого места, ее чуть было не затащили во внутрь... Еле ноги унесла.

А потом уже ей рассказали, что в этом спортивном сооружении есть и баня — люкс, и номера, и все такое прочее...

Но самое страшное на этом месте — это маленькое неприметное зданьице морга...

Желтый домик, величиною не более трансформаторной будки.

Фасадом он выходит на набережную Большой Невки.

По утрам оттуда выносят.

Грузят в печальный автобус...

И везут...

Чаще всего не далеко — за Пискаревку.

В Крематорий.

Именно туда и именно отсюда — мама с маленькой тогда Инной — плача отвозила свою маму — бабушку Люсю... Людмилу Александровну.

И вот настал момент, когда сама Инна пришла на раковую аллею.

Делать анализы...

Как страшно, Господи!

.... первичная злокачественная опухоль, поражающая скелетную систему организма.... Рак кости...

Здесь Инна узнала, что первичные злокачественные опухоли костей представлены саркомами, опухолями, которые возникают непосредственно в костях.

Узнала, что метастатические раковые опухоли развиваются из злокачественных клеток, образовавшихся в других пораженных раком органах и тканях и попавших в кости или суставы, как правило, гематогенным путем, то есть, через кровь.