Неправда

— Видишь ли в те времена существовал культ этого. Ему ставились храмы, памятники на перекрестках дорог, приносили бескровные жертвы, умащивали маслами. С его помощью отгоняли злых духов.

Мишка засмеялся:

— Так тебе надо было в ту ночь штаны снять перед демоном, он бы испугался и сбежал! — И Олька щелкнула ему в лоб. Лешка не обращая внимания на подкол продолжил:

— Языческие культуры того времени называют фаллическими. То есть это не было матерное слово. Наоборот. Назвать так мужчину — значит сделать ему самый большой комплимент.

— Значит наш город называется в честь...

— Угу. В честь мужского полового органа. Кстати, и звучание очень похоже "Кир" — "Хер". "Киров" — "Херов". Группа языков-то одна, индоевропейская.

— Теперь я понимаю, почему мы так "херово", извините за выражение, живем. Как корабль назывешь, так он и поплывет. Кстати, у нас же городская администрация находится на Воровской улице! — воскликнул Мишка.

— Не на ВоровскОй, а на ВорОвского. Такой революционер был — Воровский. — Ответила ему Оля.

— Да эти колдуны специально неправильно ударение ставят. На самом деле это Воровская улица. И вообще, половина этих самых революционеров — убийцы. Халтурин, например. Хотел зачем-то царя взорвать, а взорвал только слуг — человек шестьдесят, что ли? Родоначальник террористов всего мира, или этот, Юровской — царя расстрелял. А теперь его именем у нас на Зелени улицу назвали.

— Обалдеть... А ты откуда историю про Кирова знаешь? — спросила у Лешки Аня и ткнула Мишку пальцем под ребра.

— А нам препод рассказывал на истории Древнего Мира, когда проходили греко-персидские войны.

— А я-то удивлялся, когда в прошлом году, на дне города тетки в русских костюмах стихи читали и прямо со сцены заявили: "Славься ты во веки Вятка, всей России нашей матка!" — захихикал Мишка.

— Мужики, может быть хватит? — возмутилась Аня, на дух не переносившая никаких пошлостей и шуточек на половые темы.

— А я чего? Это же не я придумал. Между прочим, на Театральной площади заявили во всеуслышание. — Открестился Мишка. — Кстати, я с ними абсолютно не согласен. Если Москва — сердце Родины, то Вятка — это ее печень. У нас же на полтора миллиона человек аж пять спиртоводочных заводов работает — в самом Кирове, в Слободском, в Уржуме, откуда Сергей Миронович, в Яранске, и еще в Кирово-Чепецке ликерный. А пивоварен сколько? Циррозная какая-то печень.

— А Питер, наверное, голова.

— Ага, простуженная через открытое окно в Европу. — Хихикнула Аня.

— Урал — это хребет, Камчатка — хвост. Из-под нее Сахалин и Курилы валятся. — Продолжил мысль Миша.

— Главная артерия — это Волга. Так даже в газетах пишут. — Подтвердила Оля и добавила свой комментарий. — Только вся в холестериновых бляшках ГЭС. А Урал остеохондрозом болеет.

— Почему это? — поинтересовался Лешка.

— Заводы, заводы, заводы. И шахты, шахты, шахты. Все изрыто отложениями полезных ископаемых. Я же геолог, знаю, что говорю. — Ответила Ольга.

— Интересно, а Крым это что такое? — Спросил ее Мишка.

— Не знаю, ой смотрите! — И она бросилась к окну.

"Гнилая вода" кончилась, пока они развлекались фантазиями и пошли бескрайние просторы степного Крыма.

Вот уже незаметно появился за окнами Джанкой. Все ближе и ближе они приближались к новым, неведомым еще приключениям. И цена этим приключениям тоже была неведома — то ли жизнь, то ли смерть...

Лешку совсем не интересовали новые, неведомые пейзажи, как это было бы раньше, в каком-нибудь походе. Отогнать тревогу не удалось и он снова замкнулся в себе, как та знаменитая кантовская вещь.

Угрюмое, незнаемое когда-то давно, в детстве, чувство безнадежного страха до боли и тошноты грызло его сердце. Но признаться в этом он почему-то не мог ни друзьям, ни тем более самому себе. И вновь вернулся тот взгляд, внимательно и мерзло скользивший по позвоночнику. Сосущее чувство тоски росло вместе с синими силуэтами предгорий. Как будто бы он должен был попрощаться с друзьями, с городом, с жизнью, с душой.

— Слышь, Леш... А у твоего меча имя есть? — ни как не мог угомониться Мишка.

— Зачем тебе? — буркнул Лешка.

— Ну, вот в сказках, у каждого меча должно быть имя. Иначе он является просто железякой. Только в нашем случае он будет железякой или просто пучком энергии?

— Слышь, Миш... — передразнил его Лешка. — А может ты все-таки заткнешь свое хлебало? Или помочь? Сколько можно говорить, мы не у себя дома! Понял? — неожиданное чувство ярости заклокотало в его душе.

Оля недоуменно посмотрела на него снизу вверх, а Мишка примирительно поднял ладони:

— Да ладно, командир, не кипятись, чего я такого сказал?

— Да пошел ты! И знаешь куда? — Но Леха все же сдержался, чтобы не обозначить адрес посылки. От этого злость вспыхнула еще больше, тогда он стремительным движением сбросил тело с полки прямо в стоптанные кеды и, рванув дверь, вышел из купе. Чувствуя на спине вопрошающе испуганные глаза ребят, он упрямым шагом отправился в тамбур.

— Чего это он? — тихо спросил Мишка. — Ань, чего это...

— Не знаю... — задумчиво сказала Аня. — Сейчас схожу, поговорю. Пусть только покурит немного.

А Оля, забившись в угол, печально смотрела в окно.

Когда Аня зашла в тамбур, Леха добивал вторую сигарету.

Он сделал вид, что не видит Аню. Тогда она ткнула его кулаком в плечо и тихо сказала:

— Ты чего, командир?

Он только тяжело вздохнул, понимая что не прав.

— Леш, понимаешь, я тоже боюсь. И Мишка боится. И Оля. Но мы же не срываемся друг на друге!

— Я не боюсь, с чего ты взяла!

— Боишься... Не можешь не бояться. Потому, что и ты, и я, и Оля с Мишей не знают — что нас ждет впереди. Может быть, все будет хорошо?

— Откуда я знаю! — буркнул Лешка, остывая.

— Ты не можешь знать. И я не могу. Но ты не должен показывать вид, что не знаешь. Ты командир, понимаешь. Мы верим тебе. Иначе, без веры, все это бесполезно.

— С чего это вы мне верите? Я еще никак себя не проявлял!

— Ну и что? Нам надо верить в кого-то. Иначе никак.

— В Володю лучше верь. По крайней мере, он и опытнее, и сильнее, и, в общем не человек он.

— Где Володя, а где мы?

— Уговорила. Прости.

— Ты не передо мной извиняйся. Перед Мишкой.

— Еще чего, — снова закипел было Лешка. — Я ничего такого не сказал.

— Сказал. И если не извинишься, то вся наша четверка под угрозой окажется. — Произнесла Аня и просительно глядя в глаза командиру погладила его по плечу.

И тут в тамбур зашел загорелый тощий мужик с унылым лошадиным лицом. Он оценивающе посмотрел на ребят, что-то там понял для себя, и сказал:

— А квартирки ребяток не интересуют? Алушта, Алупка, Ялта, Феодосия, Евпатория. А недорого! От 10 баксов! А ребятки?

— Спасибо, у нас есть? — не глядя, отрезал Лешка.

— А рублики на купончики меняем? А выгодно, выгодно меняем!

— Да не надо нам! — тоскливо ответил командир магического диверсионного подразделения. — Как вы нас все задолбали! На каждом километре со своими купончиками лезете. Поменяли мы уже всё!

Меняла посмотрел пустыми глазами на ребят и, вздохнув ушел в вагон.

Злость куда-то улетучилась, и Лешка вздохнул:

— Да, Ань, ты мертвого защекочешь... Пошли, что ли собираться. Скоро наша остановка.

Но перед самим Бахчисараем меняла, уже в купе, опять нарисовал свою унылую физиономию:

— А квартирки ребяток не интересуют? Алушта, Алупка, Ялта, Феодосия, Евпатория. А не дорого! От 10 баксов! А ребятки?

— Слышь, мужик! А ты забодал уже! Туристы мы, понимаешь? Повторяем по слогам: ту-рис-ты! У нас палатки. Па-лат-ки! По-нял?

— А рублики на купончики меняем? А выгодно, выгодно меняем! — белесые глаза продолжали бессмысленно смотреть сквозь Алексея.

— Освободи проход бегом! Не видишь, мы выходим. — Рявкнул Лешка, снова заводясь.

Но мужик все ныл и ныл:

— А машинку надо? Алушта, Алупка, Ялта, Феодосия, Евпатория. Маршруточка, легковушечка, автобусик!

И тут Лешка не выдержал. Он покрыл менялу таким густым и забористым матом, что даже сам покраснел. Но чуть позже. Когда, тоскливо вздохнув, тощий меняла грустно исчез в необозримом чреве поезда.

— Ты кажется, ему основательно ауру попортил. — Смущенно сказала Оля, когда они уже стояли в тамбуре.

— Ты как знаешь? — поинтересовался Михаил. — Ты же сейчас не медитируешь?

— Я читала, что многие слова несут мощный энергетический заряд. Мат, например, это сильная разрушающая энергетика, объяснения в любви — мощная созидательная.

— То-то, когда Лешка матерился, у меня уши покраснели! — засмеялась Аня. — Олька, будешь меня чинить вечером.

— А вот бы, когда чер..., ну то есть Этих встретим, матом их покрыть, бац, и они схлопнулись куда-нибудь в двухмерное пространство! — "Роза мира" явно повлияла на словарный запас и настроение Мишки. Он, вообще-то не очень любил фантастику, но еще вчера вечером, заявил, что хочет почитать "Этого, как его, Головлева? А, нет, Головачева, точно!"

— Смотри, сам не схлопнись, когда выходить будешь, тут перрон низко! — неожиданно сказала дотоле незаметная проводница. И открыла дверь.

10. 5 мая. Четверг. Украина. Крым. Бахчисарай.

— Ух ты, ёк-макарек! — такими словами встретил Лешка крымское солнце, с такой силой шлепнувшее его жарой в макушку, что он аж пригнулся.

— Красотища! — довольно сказал Мишка. Как все худощавые люди он обожал жару и ненавидел зиму. Впрочем, Леха тоже зиму не любил. Особенно после одной лыжной "единички" по Северному Уралу. Тогда группа попала в пургу на перевале, и Конжаковский Камень, считавшийся, обычно, мирной горой, едва не унес их жизни. Слава Богу, поняли они это только дома. А тогда весело хохотали над собой следующим утром, когда проснулись в охотничьей избушке. Лешка тогда обморозил правую половину лица, кисти, все пальцы на руках и ногах и... пятки! Потом месяц по ночам пугал в общаге первокурсников, когда ходил за чайником на кухню. Еще бы — увидеть в угрюмой темноте обшарпанных коридоров надвигающуюся на тебя мрачную, бородатую физиономию с разноцветными пятнами на щеках и клочьями свисающей кожи!

И попасть после какой-то унылой осенней весны в жизнерадостную теплынь улыбчивого Крыма было для него наслаждением.

Оля к погоде относилась вполне спокойно, находя особый комфорт и в ненастье, и на солнце.

А вот полненькой Анюте было тяжеловато. Хотя она и не показывала виду, но голову она тут же прикрыла новомодной бейсболкой.

Бабушки разных национальностей сидели на перроне и мирно торговали всякой вкуснятиной — и непременные семечки, и невиданная в Кирове разноцветная орехово-фруктовая колбаса под грузинским именем "чурчхела", и жареные чебуреки с вареной сгущенкой, и никогда неслыханные студентами копченые креветки, и домашняя чесночная колбаса. Бабушки лениво махали газетами и утирали пот с лиц, только один усатый мужичок в бумажной треуголке безостановочно растягивал:

— Ееежевика! Леснаая яягодаа! Ееежевика! Леснаая яягодаа!

— Интересно! Откуда он в мае ежевику взял? — подивился Мишка.

— Может быть у них она в мае и созревает? Как, Аня думаешь?

— Вряд ли... Может он ее специально выращивает?

— Пошли рюкзаки в камере хранения оставим, потом спросим у него, где он эту "Ееежевику!" надыбал. — Сказал Лешка.

— А зачем? Может сразу в горы? — спросила Оля. — Там лагерь поставим, потом сюда вернемся.

— Во-первых, надо карты местности купить, во-вторых в лагере надо кого-то оставлять, а этого нам никак нельзя, а в-третьих на разведку сходим, посмотрим, что и как, а вечером определимся вместе — кто виноват и что делать. — Спокойно ответил командир. — Может быть уже сегодня и обратно поедем.

— Жаль. — Вздохнула Анюта. — Когда еще в Крыму побываем. Да еще и на халяву.

— Не плачь, Анюта! — сдвинул сурово брови Мишка. — Когда освободим нашу землю от поганых и наглых захватчиков, я подарю тебе этот райский уголок.

И все они так громко засмеялись, что приемщик вещей в камере хранения неодобрительно и завидно покачал головой.

Потом они вышли обратно на перрон. Но мужика уже не было. Как и его ежевики.

— Ну надо же! — удивился Мишка. — И куда это чудо природы делось? Эй, бабушки, тут мужик ежевику продавал, куда он делся?

— Эй парень, — сказала ему одна из бабусь довольно молодым голосом. — Для ежевики не сезон пока. Это вам надо в июле за ней приезжать, а возьмите-ка креветочек! Всего за пятьдесят тысяч отдам!

— Чего? — удивился Мишка. — Не фига себе! Да у нас стипендия бабушка 200 тысяч рублей!

— Ой, да ты что сынок! Я ж про карбованцы говорю! В рублях я тебе за 2 тысячи отдам! А ежели долларами, то за один! — непередаваемым мягким говором вился бабушкин голос.

— Тогда спасибо, а попробовать можно? — Мишка потянулся к мешку с диковинным продуктом и тут же удивился. — Ой, соленая какая!

— А ты, милок, пывка у менэ возьми пид креветочки! — мягко "молвила" соседка "креветочницы". — То ж ты только приехал, а головэнечку вже напэкло! Якась ежевика у маю?

— Так ведь мужик-то продавал? Нам же не почудилось? — возразила Аня.

— Ой ты дитятки коханы! Доненька ты мая! — всплеснула широкими ладонями продавщица "пыва". — Якись мужик? Тю! Тута же одны дивчины сидят!

— Может нам и впрямь померещилось? — спросила Оля.

И Лешка медленно поднял палец к небу:

— Ну раз померещилось... Пошли гулять? Да купи ты себе этих креветок...

А когда они сели в полуразваленный автобус, шедший до Бахчисарайского дворца, Лешка тихо сказал ребятам:

— Помните, Володя говорил, что нам надо обращать внимание на всякие странности? Вот вам и первая загадка. У кого какие ассоциации с ежевикой?

— Синяя!

— На малину похожа!

— В лесу растет, он же говорил, лесная ягода! — увлеченно включились в игру ребята.

— И еще колючая!

— Кто? Ягода?

— Нет, кусты колючие...

— А созревает она здесь в июле.

— Июль — седьмой месяц в году.

— Знак Рака по зодиаку.

— Водный знак.

— Точно, вода! И синий — тоже цвет воды.

— Значит подытожим... Лес, колючесть, синий, похожа на малину, но не малина, седьмой, Рак, вода.

— Бред какой! — вздохнул Мишка.

— Ну почему же бред! Вот смотрите — колючее — значит опасное! Так? Значит нас ждет нечто привлекательное, но опасное. И это опасность связана с водой или лесом. — Подытожил командир.

— Ну и что? Здесь вокруг море... А леса мало!

— Значит и опасность отовсюду!

— А лес?

— Лес? Ну... может быть то, что мы ищем спрятано в лесу?

— А Рак что значит? —

И тут Лешка ехидно улыбнулся:

— А это значит, что кто-то сейчас креветками подавится, если с друзьями не поделится!

Настала очередь краснеть Мишки:

— Ой, простите, я что-то увлекся... — и протянул им остатки лакомства в газетном кульке.

— Да ладно, я пошутил! Я бы попил лучше чего. А от твоих креветок еще больше захочется. — Улыбнулся Лешка.

Оля с Аней тоже отказались от деликатеса. Тогда Мишка смял кулек и сунул в карман: