Но вот, наконец, и с этой напастью справились. Начальство отправилось по домам. И отправилось в очень приличном настроении, весьма удовлетворенное всем увиденным. Жизнь начала входить в свою обычную армейскую колею.
Пришло время и для разговора с Роммелем. Вечерняя чашка кофе. Занятие для здоровья, говорят, не полезное. Но если ты к этому делу пристрастился — то, как бы, и ничего. Откуда в стране брался кофе при введенных британцами ограничениях, Новикову оставалось только догадываться. Но в продаже он был постоянно и весьма неплохой. Вот под такой вечерний моцион и довелось двум командирам пообщаться на весьма интересные темы. Хотя, вначале, все началось вполне светски.
— Николай, а ты знаешь, что основным поставщиком этого божественного напитка, — Роммель чуть покачал, аккуратно, двумя пальцами удерживаемой чашечкой с ароматным и черным, как ночь, напитком, — для Германии, сейчас, является СССР? Как и чая, и какао.
— Откуда же мне знать такие тонкости? Я у вас в Германии никогда не был. А ваши камрады о таких проблемах не распространяются. Или не считают это нужным или просто забывают.
— И, тем не менее, это так.
Роммель опустил чашку на стол. Слегка помассировал пальцами виски, то ли отгоняя головную боль, то ли собираясь с мыслями. Взял из лежавшей на столе коробки папиросу. Щелкнул зажигалкой. Чуть откинувшись на спинку стула, выпустил к потолку струйку сиренево-серого, в свете лампы, дыма. Сидит себе человек, отдыхает. Вот только в глазах. В глазах что-то так полыхнуло, что Новиков мгновенно подобрался.
-Ты даже не представляешь, Николай, какое давление оказывают на Германию для того, чтобы мы вышли из договора с СССР!
Роммель, до этого смотревший куда-то на потолок, или даже сквозь него, теперь глядел на Николая. Глядел пристально и напряженно. Словно пытался в ответном взгляде что-то увидеть и понять.
— Мы держимся. Пока держимся. Если бы не Сект и Гитлер... Если бы не они, я не знаю, чем бы все это закончилось. И, если бы не Сталин. Немцы готовы молиться на Союз и на Вашего вождя. Это не преувеличение! Слишком многие, за прошедшее время, успели у вас здесь поработать. Теперь они прекрасно знают, чего стоит Союзу выполнять взятые на себя обязательства. Но знают и вашу силу. Этих от дружбы с Россией уже не отговорить. Но есть и другие.
По тому, как брезгливо дрогнули губы у Роммеля и чуть прищурились его глаза, его отношение к этим 'другим' было понятно.
— Для них главное в жизни, это деньги. И не когда-то там, а сейчас. А потом — хоть потоп. И им обещают деньги. Очень большие деньги. Если бы Гитлер не прижал их законом о национализации предприятий, то... Теперь они затаились. Их вроде и не видно. Но... Крыс и мышей тоже видишь не часто, зато слышишь и ощущаешь.
Эрвина, как говорится — несло. Оно и понятно. Не каждый день у человека появляется возможность поделиться наболевшим, своими мыслями с кем-то, кому безоговорочно доверяешь. Роммель говорил и говорил, и перед Новиковым вставала картина Германии, о которой он, как оказывается, и не знал, практически, ничего. Страна не просто проигравшая войну. Этого 'цивилизованным европейцам' было мало, и они постарались Германию раздавить. Было сделано все, чтобы немцы перестали ощущать себя великим народом. Голод. Безработица. Отсутствие надежды на будущее. Страна буквально балансирует на грани гражданской войны. И постоянный страх. Страх, что ОНИ вернутся. Вернутся, и тогда от Германии не останется ничего. И на этом фоне — величие людей которые отдавали все свои силы для того чтобы их Германия выжила. И не просто выжила, а собравшись с силами, возродилась сильной, великой и независимой. Сект, Тельман, Гитлер, Шпеер. Много. Много имен и фамилий. А за ними — невероятные судьбы людей и страны. Новиков не знал, и скорее всего никогда не узнает, что удалось, а что — нет, его старому институтскому товарищу 'Фрицу' в их попытке сбросить информационную матрицу одному из руководителей Германии, но то, что без него тут не обошлось, он знал совершенно точно. Они не могли устранить Гитлера, но они могли попытаться дать ему некую информацию о будущем. И, судя по всему, Гитлер эту информацию воспринял. Да и усилия Тельмана, жестко направляемого Сталиным, на предотвращение революции и гражданской воны в Германии, были оценены Гитлером, и не только им, по достоинству. И Гитлер совершил невероятное, такого его 'спонсоры и благодетели' не ожидали, и представить не могли даже в страшном сне, он пошел на союз с коммунистами Тельмана. Пошел на объединение партий. Он рискнул всем, и победил. Победа объединенной партии, поддержанной Сектом, на выборах в Рейхстаг, как и назначение Гитлера на пост рейхсканцлера — стали неизбежны. С такой поддержкой народа, армии и национальных промышленных кругов, Гитлер мог рассчитывать на успех планируемых им реформ. И успех пришел. Невиданный рост экономики. За неполные пять лет немцы забыли, что такое безработица и нищета. И это на фоне мирового экономического кризиса. Только одна страна в мире развивалась еще быстрее — Советский Союз. А важнейшую роль в таком росте сыграли советские промышленные заказы. Начатая еще Сектом политика экономического сотрудничества с СССР получила новый импульс к развитию. Такой импульс, что уже стало можно говорить о взаимной интеграции экономик двух стран. Особенно в области оборонной промышленности. И какую реакцию такое обоюдное усиление Германии и Советского Союза вызвало у 'поборников демократии' и 'столпов демократии' за проливом и океаном? Ненависть. Звериную, лютую ненависть. Они делали все, чтобы разрушить этот 'противный природе и демократическим ценностям' союз. Но все попытки экономической блокады и давления провалились, а после присоединения к договору Японии — стали попросту бессмысленны. Союз Германии, СССР и Японии становился самодостаточным, практически независимым от внешних поставок и закупок. Ну, кроме такой экзотики, как кофе или какао. Для западной цивилизации наживы и чистогана — это было равносильно смерти. Ведь рушилось то, на чем эта 'цивилизация' возникла и процветала — система мировой торговли. Если словом торговля можно назвать неприкрытый грабеж 'диких' стран не входящих в англо-саксонский мир. И что им оставалось? Им, почти ставшими властелинами мира? Война. Пока не поздно. Пока возникший, несмотря на их трехсотлетние усилия, тройственный союз не станет непобедимым. Вот только и тут вы, господа, просчитались! Даже сейчас мы способны отразить любую агрессию. А через год, максимум два, сможем не только отразить, но и ударить в ответ так, что от вас останутся только воспоминания в виде страшных сказок и работ историков.
К такому, примерно, выводу и пришли Новиков и Роммель. Что и отметили распитием бутылочки отличного армянского коньяка. Вот это напиток!
Новиков в последнее время все чаще ловил себя на том, что он стал воспринимать этот мир, и эту жизнь, как единственную реальность. Что проблемы будущего отодвинулись куда-то на второй план. И это ему чертовски не нравилось. Нет, он, конечно, прекрасно понимал, что человек такое существо, что не может гореть вечно. Что все человеческое ему не чуждо. Но... Но нельзя позволить себе забыть за ежедневными делами, ради чего все это делается. Нельзя потерять цель. Иначе все бессмысленно. Иначе получается, что свои знания и навыки, свои, невероятные для большинства людей, возможности он использует не на благо страны, а для себя лично. И после такого самоедства тут же возникал вопрос: 'А что ты еще не сделал? Мимо чего прошел?'. И по всему выходило, что не почивать на лаврах надо, а задавать самому себе трепку и порку. Ведь как не старался, а все же скатился к решению чисто военно-технических вопросов. Да, они важны! Очень важны. Но не они определяют будущее страны и её народа. Это только способ избежать ненужных жертв. А как добиться главного? Как и что надо сделать, чтобы ни 'оттепель', ни 'застой', ни тем более 'перестройка' не могли возникнуть в принципе? Сослаться на то, что ты невесть какая шишка и не можешь повлиять на всю страну? Оставить все эти заботы товарищу Сталину? Или все же бороться за страну и её будущее здесь и сейчас? Бороться против того, что привело Россию к позору и геноциду её народа? Бороться против тех, кто этому всячески способствовал, кому не Россия и её народ были важны, а только их личная власть и благополучие? Как бороться? Да давить их везде, где только встретишь! Не проходить мимо, брезгливо прикрывая глаза, а уничтожать эту падаль! И не только физически — это для них не так страшно, а делая их посмешищем, выбивать у них из рук их оружие — страх, страх перед безликостью государственной машины, и обращать его против них самих.
А поводов для таких действий было предостаточно. Ну, видимо, так уж сложилось, что Саратовская область стала этаким 'заповедником гоблинов'. Какие люди здесь занимали руководящие посты! Хотя зачем обижать род людской? Не люди — гоблины, тролли, вурдалаки. Это точнее и честнее. Одни фамилии чего стоили! Штейнгарт, Фрешер, Леплевский, Пиляр, Сорензон. Последний, правда, более известен как Агранов Яков Саулович. И ведь это только верхушка! Высшее руководство области. А за каждым таким сорензоном тянется целый шлейф родственников, прихлебателей и подельников. И все они не просто тихо сидят по норкам. Нет! Они невероятно активно норовят урвать себе от этой жизни всего и побольше. Вот только это все, почему-то, больше из области материальных благ и власти. Власть... Для этих тварей — это наркотик. Это приобщение к рангу неприкасаемых. Это возможность сладко есть самому, и отнять последний кусок у другого. И при этом — говорить, говорить, говорить! И лизать, лизать, лизать! И воровать, воровать, воровать. Ведь издавна известно: 'От трудов праведных, не наживешь палат каменных'. Это именно о них. Жить в таком окружении и не вляпаться в это дерьмо — просто невозможно. И что с того, что ты служишь в армии?! А твоя жена? Дети? Друзья и знакомые? Те, кто честно живет и трудится на благо своего народа?
Новиков взял за правило для себя и приучил к этому своих подчиненных — 'своих в обиду не даём'! Еще после того давнего случая с визитом Уборевича, который закончился большой зачисткой в Приволжском военном округе, Новикова побивались. И он старался использовать этот страх на всю катушку. Но время стирает память. Да и новое начальство, прибывшее из Москвы, чувствовало себя, со всеми своими 'связями', в полной безопасности и недосягаемости. И в результате ...
Новикова пришли арестовывать. Нагло. Полностью наплевав на закон, по которому любые действия против командира воинской части могли быть проведены только с письменного согласия его непосредственного начальника. А начальником Новикова являлся непосредственно командующий бронетанковых войск Слащев-Крымский. И вот его подписи на постановлении Новиков и не увидел. Да будь там хоть десять таких подписей! 'А вот хрен вам, а не малина'! Ну, а в такой ситуации, уже и сам Бог велел не зевать.
Арестовать его пытались, понятное дело, не в расположении дивизии, (Кто б их еще туда пустил!), а в оперном театре.
Посещение театра, особенно когда давалась премьера, давно уже стало признаком хорошего тона. И хотя самому Новикову на все эти 'вторичные признаки' было глубоко наплевать, но вот Таня в театр была влюблена. Ну а раз есть возможность, то почему бы жену не побаловать? Вот и в этот субботний вечер семейство Новиковых присутствовало на премьере в театре оперы и балета имени Чернышевского. Сына оставили у Татьяниных родителей. Рановато ему было в театры ходить, да и просто хотелось побыть вдвоем. Побыли, называется...
Может быть, у ГБистов что-нибудь и получилось бы, если бы вошли они в ложу быстро и неожиданно и сразу бы попытались его оглушить, но Новиков уже был настороже. Заметил непонятное шевеление в зале и в ложе напротив. Как раз там, где, как он помнил, сидели знакомые ему командиры, в том числе начальники артиллерийского и танкового училищ. Так что, когда дверь открылась, и в ложу ввалились ребята из ГБ, он был внутренне готов. Молча встал и, сделав жене успокаивающий знак, мол — 'Все в порядке. Дела службы', быстро вышел в коридор. Тут ему и предъявили эту филькину грамоту. А на вполне невинный вопрос — 'Товарищи, вы понимаете, что это незаконно?', вместо ответа чуть не получил стволом в зубы.
'Понятненько. Значит, никакая это не ошибка. Ну, да и я, не Христос. Щеку подставлять не буду, ни правую, ни левую'.
Всю прибывшую бригаду Новиков спеленал в считанные секунды. Теперь все решало время.
Вошел в ложу. Наклонился к Татьяне. Тихо и спокойно, как будто ничего не происходит, сказал: 'Танюшка. Быстро, но не торопясь, выходи из театра и садись в машину. Ничему не удивляйся и виду не подавай. Если кто чего будет спрашивать — отвечай, что тебе стало плохо и срочно нужно на свежий воздух. Пальто не бери. И никаких вопросов. Так надо, любимая'. А Таня молодец — никаких истерик и заламываний рук. Только огромные серые глаза стали еще больше. Встала, скользнула губами по его щеке и вышла из ложи. На её место Новиков быстро перетащил бесчувственные тела. Придирчиво осмотрел дело своих рук. Хорошо он их приложил. От души! И главное, куда надо приложил. Раньше чем через час в чувство не придут. Вот и хорошо. Вот и ладушки. А командира этой 'бригады' надо взять с собой. Пригодится.
Довести 'перебравшего' лейтенанта до туалета, дело минуты. Полукруглое окно сопротивлялось его усилиям примерно столько же. Ну, а тихий и темный сквер возле театра, это вообще, 'мечта поэта'. Теперь, рывок до машины. Верный 'Хорьх', подарок Фрунзе, стоял чуть в стороне от театра, ближе к скверу и дороге. Новиков всегда оставлял его там. Бывали случаи, когда по делам службы приходилось срочно уезжать, а стоящие у театра машины и извозчики, здорово мешались. Теперь это значительно упрощало задачу.
Тело лейтенанта удобно разместилось на заднем сиденье. Щелкнула ручка электростартера, мотор завелся с пол-оборота и тихо и мощно заурчал. Еще бы ему не урчать, если везде, где можно, стоят резиновые подушки, поглощающие шум и вибрацию. Фары Новиков не включал. Ему без надобности, да и Татьянины глаза от вида тела на заднем сиденье замерцали так, что светили ничуть не хуже прожекторов. Но ведь молчала! И вопросов не задавала. Только губу закусила. 'Ах, Танюшка. Солнышко мое сероглазое. Если бы ты знала, какая ты у меня умница и как мне помогаешь'! Но, лирику побоку, не время. А сколько же его, времени, прошло? Всего пять минут?! Это хорошо. Нет! Это просто здорово! Теперь тихонечко трогаемся и, стараясь не привлекать внимания, сматываемся.
И это 'сматывание' прошло вполне удачно. Теперь — газ в пол и за сыном. Да и Таниных родителей тоже надо забирать. Или лучше оставить? Пускай остаются. Но срочно переберутся к своим знакомым. На денек — другой.
Благо, что жили тесть с тещей в частном доме. Не пришлось сталкиваться с дворником. Отправил Татьяну собирать ребенка и уговаривать родителей, а сам принялся 'колоть' чекиста. Вопросов было всего три: Кто? Зачем? Почему? Собственно на два последних ответ он услышать не ожидал — не тот уровень. Но оказалось, что он недооценил способности старшего лейтенанта безопасности к анализу и сбору всевозможных слухов. Ниточка тянулась высоко. К самому товарищу Агранову или его ближайшему окружению. Такого голыми руками не возьмешь. Ну а зачем голыми, если он является командиром танковой дивизии? Осталось решить только одну проблему — попасть в эту дивизию, которая расположена на другом берегу Волги. Паром уже не ходит. На вокзал лучше и не соваться. Попытка прорваться через железнодорожный мост — равносильна извращенному самоубийству. Вооруженная охрана на въезде и выезде и в будках на опорах. И никаких позднейших либеральных предрассудков о 'сверхценности' каждой человеческой жизни у нее, охраны этой, нет. Зато есть режимный объект. И что бедному комдиву остается? Вплавь преодолевать Волгу? Но если для него самого это хотя и неприятно, все же ноябрь на дворе, но вполне осуществимо, то для Татьяны.... И в Саратове её оставлять нельзя. Просто некуда ее пристроить, не привлекая лишнего внимания. Нужна лодка или катер. Машину конечно жалко, придется оставить где-нибудь, но это уже мелочи. А вот где, на ночь глядя, взять лодку? А собственно говоря, чего это его заклинило на лодке? Чем ему не подходит, какой-нибудь буксир или пароход? Ведь работа в грузовом речном порту не прекращается ни днем, ни ночью. А там, в этом самом порту, работает немало его бывших солдат.
