От любви до ненависти...

В облаках пара, среди запахов мяты, трав и любви, они и не подозревали ни о чём таком. Купались себе в бане и вели любезные сердцу разговоры. Кэт расспрашивала его о покорённом городе, о дороге. Он пропускал сквозь пальцы её отросшие, волнами спадающие на плечи и спину шелковистые волосы, обливал мятным раствором и любил, любил, как сумасшедший. Её ушко горячили его слова: — "Я безумно скучал. Безумно! Залюблю...— И перейдя на баню, захватив мочку её ангельского ушка, в шутливой манере спросил:— Как тебе это нравится, котёнок?" Зачем спрашивать, ей нравилось всё. Она в своей, милой и порывистой манере поблагодарила его: за преподнесённый подарок,— жемчужное ожерелье, за приезд и баню. Естественно, сказала всё нежно — ласковое, что должна была сказать и сделала так, как должна была это сделать.

Ужинали при свечах и жарко горящем камине. Алексашка уписывал ужин, со вкусом запивал вином, болтал и украдкой рассматривал Кэт. Теперь он видя перед собой её с большим опозданием и сожалением хотел бы узнать от сих и до сих... Ведь она была для царя не просто ласковой и любвеобильной девочкой, а гораздо, гораздо больше. Кэт чувствовала потуги Меншикова и поэтому краснея не отнимала своего взгляда от стола. Застолье долго не продолжалось. Царь, унося на руках Кэт, исчез раньше, чем бы хотелось любезному Александру Даниловичу. Меншиков бредя вслед камердинёру со свечой с трудом унимал клокочущую в груди злость. Отослав слугу встал посреди покоев. Молча потряс кулаками. Ладно, поглядим чья возьмёт... В нём полногласно заговорило то, что всячески сдерживал, загонял в глубину... Кусая нижнюю губу он почти рычал, беспомощно рычал. В голове метались ураганом мысли: "На чью особо замахиваюсь. Как-никак царь. Не его ли волей поднят ввысь. Я, без него пшик, бревно у дороги... Хрястнут топорами и нет меня. Нет— нет, надо набраться терпения и ждать, ждать доколи время не придёт. А оно не пришло. Рано, ох как рано зубы скалить".

Ночь ночевали у Меншикова, а к полудню Пётр забрал Кэт с собой и отвёз к её отцу. Он хотел сам посмотреть в глаза мастеру, объяснить ситуацию и попросить её руки. Именно поэтому он не разрешил Кэт возвращаться одной. В карете Кэт разволновалась. Он, пытаясь её расслабить, потребовал его поцеловать. Кэт пришлось подчиниться. Чтоб был совсем доволен — поцелуй тянула. Это действительно её немного успокоило. Родитель, увидев дочь в женском платье, был приятно удивлён. Она ему очень понравилась и напомнила покойную жену. Что касается союза с Петром — рад и напуган. Бесцельно ходил из угла в угол. Он был в некотором смятении, но препятствий не чинил. Доводы русского царя были неоспоримы. Вытерев ладонью глаза, предложив им подождать, старый корабел внезапно вышел из комнаты. Вернувшись, протянул Кэт цепочку с медальоном. Это было украшение покойной жены. Прежде чем опустить дочери в ладошку, в раздумье помедлил:

— Теперь твоё по праву. Держи и властвуй,— мягко сказал он.

Пётр невольно посмотрел на дорогую голландцу вещь. Просто, а глаз не оторвать. Надо своих мастеров потчевать. Корабел вздохнул. Теперь считая дочь взрослой и определившейся, он по праву наследницы передал ей украшение матери.

Смущение сводило с ума, а страх перед отцом делал немой. Покраснев и запинаясь, Кэт благодарила отца. Пётр был доволен. Всё складывалось, как нельзя лучше. Их союз приняли в таком виде, как сложилось. На радостях и с чувством благодарности, согласился на её проживание в доме отца. От горничной, которую просил завести её царь, она решительно отказалась. Решила, что переодеваться и причёсываться будет сама, да и не желала иметь рядом с собой чужие глаза. В доме были две женщины занимающиеся хозяйством, она посчитала это достаточным. От роскоши и подарков тоже, заявив, что всего достаточно у неё. Он только усмехался. Анна с Евдокией гребли всё и просили добавки. К себе он привезёт её позже Екатериной Алексеевной. Но только в 1712 году она станет законной супругой Петра Алексеевича. Напуганный с детства бунтами, он решится на такой шаг, когда будет недосягаем не для кого. Только Кэт не будет торопить время. Она подождёт. Впервые, после стольких ошибок он угадал. Ей важен сам Пётр, а не его титулы и положения. Она посланница любви, а не какой-то партии или страны. И все те сказки, что сочинит толпа и люди — это не правда про неё, а только людская брехня, зависть, непонятки и пересуды. После восхождения на трон, Екатерина будет помогать бедным, раздавая милостыню за неспокойную душу Петра и продолжая его дело— строить флот. Не понимая в устройстве государства ничего, она не лезла в государственные дела, отдав их более ушлому в них Меншикову, и не начинала войны. Считала: воевать должен тот, кто умеет. Она не умела. Но до этого ещё должно добежать время. А пока, Кэт сменила мужское платье на женское. Вместо Николки появилась вновь Кэт. У одного художника есть портрет "Неизвестного в треуголке". Много поколений гадают кого же спрятал под домино живописец. Под ренгеновскими лучами явно просматривается женщина. Так кого же спрятал художник? Мы знаем, что в самом своём начале он был знаком с Шуваловым, Ломоносовым. Они делали мозаичный портрет Елизаветы Петровны. Позирование. Разговоры. Именно от них он слышал подлинную историю Кэт. И поражённый пишет этот портрет. Такой он её представлял и так. Выходит, Елизавета не первая женщина одевшая мундир, до неё была Кэт, её мать и дочь знала ту историю до мелочей.

Много, много позже, Пётр, любивший Катерину больше своей жизни, подарит ей Сарскую мызу. (Теперь это Царское село) Отсюда он выбирал место для северной столицы, а потом любовался только ещё начинающимся среди топей и лесов её строительством. Здесь он поставит ей дворец на холме. Большой дворец, Екатерининский. Каждый самодержец будет пристраивать к нему свою часть, но екатерининские "каменные палаты" останутся неприкосновенными.

Но всё это будет позже. А тогда Пётр будет видеть перед собой прекрасную в своём спокойствии маленькую женщину, безумно нравившуюся ему лицом и фигурой. Женщину, которая жила для отца и которая непременно сможет жить для него. Благодаря ей он надеялся иметь семью и дом, которых, с потерей матери у него не было. А ещё он разглядел в ней загадочную женщину, умом и добротой которой он не уставал восхищаться. Именно она вольёт в него новые силы и вдохновит на новые дела. Он поставит цели и пойдёт к ним.

Природа шла своим чередом. Менялись времена года. Чередовались солнце с дождём. Русская жизнь катилась по разбитой дороге.

Меншиков, улучив минуту, Петра не было в Москве, не грех и побеседовать с ловкой девочкой, так он считал, с рождественскими подарками и льстивыми речами заявился к Кэт. Снег, выпавший накануне, одел пухом деревья, дома и купола церквей, вольготно улёгся вдоль дворов и тем самым поднял его настроение. В сопровождении подбоченясь гарцевали эскадронцы. Вслед томно вздыхали девицы. Подъехал и с ходу занял наступательную позицию. Ведь его противник — всего лишь бедная иноземка— девчонка. Визит под надуманным предлогом был очевиден даже не искушённой в таких делах Кэт. Так сказать разведка боем. Он решил, что именно так можно преуспеть в его деле. Потому как для надежд были основания. Все бабы падки на подарки. Именно подарки прямой путь к расположению бедной девушки. Окрылённый идеей он и принялся за дело. Свою главную задачу он видел в том, чтоб стать её ближайшим другом. Поэтому вовсю выказывал любезность и дружелюбие. Вот его-то Кэт уж никак не ожидала у себя видеть. У неё перехватило от возмущения дыхание, а рука задрожала, от чего она крепко сжала веер, так крепко, что он хрустнул. Он галантно поклонился, очертив шляпой полукруг. Кэт холодно повела глазами и неприступно вскинула подбородок. Она сильно удивилась этому визиту по её предположению убийц к ней могли подсылать только двое: родня Евдокии и Меншиков. Доверять ему не могла и посчитала нужным не скрывать это. На её лице не было даже улыбки, не то чтоб уж радостного восклицания. Такого он не ожидал. Его до такой степени не любезный приём перекоробил. Проговорив телегу комплиментов, о чудной коже, красивых бровях и несравненных руках, вручив гарнитур из серёг и браслета со словами: — "Соблаговолите принять мой скромный подарок!"— он ждал отдачи, но она абсолютно не оценила его комплименты и не желала принимать подарки. В конце концов, резанув по его самолюбию, но уступив его напору, небрежно кинула на стол, заявив:

— Хорошо, если вы настаиваете — отдам на русский флот. Там нужны деньги. Но я буду очень признательна вам, если вы впредь не позволите себе такого делать.

Она бросила быстрый взгляд на его лицо. Казалось, он был поглощён своими кружевами. Или делал вид будто не слышал. В действительности же, Меншиков почти лишился дара речи: этот недоросток предостерегает его, Меншикова, относительно опрометчивых поступков, но проглотил обиду и расшаркался в своей обычной манере, не для этого ли приехал. Подумал: что за чушь, ей бы, иноземке оборванке, в самый раз трепетать перед вельможей номер два государства Российского и заручаться его поддержкой, а она фокусы гнёт. Но в ругань не полезешь, пока её верх. Пока царь в ней души не чает. Пока!... Он делано протяжно вздохнул, демонстрируя, как с ним жестоко обошлись. Тёртый калач.

— Катерина, будьте уверены, я ваш покорный слуга. Подарки к празднику, от чистого сердца, так сказать, в знак моей преданности и дружбы. Эти чудные камни непременно будут прелестно смотреться в ваших ушках и на запястье. К тому же, осмелюсь заметить, у такой необыкновенной девушки, как вы, награждённой таким лицом, фигурой, чудной кожей и умом, всегда есть просьбы и пожелания, у царя много дел, а я к вашим услугам. Одно ваше слово и...

Кэт бросила на него негодующий взгляд. Ей нет дела до того, куда он клонит, она вздёрнула подбородок и выставила ножку. Я себе цену знаю. Она отлично поняла зачем он пришёл— флиртовать и вербовать. Ну что ж, если представился такой случай, то она скрестит с ним свою шпагу. Продемонстрировав великолепные манеры, повела себя с достоинством. Холодным, как лимонад со льда голосом, она вымолвила:

— Простите сударь, мне ничья помощь не нужна, в моих близких друзьях числится самый могущественный мужчина государства. Если мне будет в том необходимость — я обращусь к нему, а уж он назначит исполнителей его воли. Будем считать ваш приход данью вежливости. Вероятнее всего так оно и есть.

Резко повернувшись на каблучках, она исчезла за дверью, возмущённо хлопнув ей и оставив царского любимца с носом.

Продолжать упорствовать было бессмысленно. О! Меншиков, блистательный и закалённый в баталиях, борьбе и любви, получил совершенно неожиданный удар. Его задело и глубоко оскорбило то, как был отвергнут. Его хвалёная выдержка подводила. Он был мрачен. В его глазах мелькнули злые искры: "Вот сучка, она у меня ещё получит. Прихлопну как муху". Согнувшись почти пополам, он отступал на выход. Да и пыли не пыли, а пришлось ретироваться, рассеивая по ступенькам весь свой воинственный пыл. Ехал и, перемогая злость, потешался над собой. "Ишь разлетелся! Вот тебе друг. Вот тебе любовник..."

Из глубины комнаты, она наблюдала за тем, как он выскользнул из дома, вплоть до его отъезда. Демон! Когда он убрался, она почувствовала облегчение. В её глазках плескалось удовольствие; щёлкнуть по носу самого Светлейшего — не плохо. "Непременно сунется ещё, но не скоро и вероятнее другим боком".

А вот и нет, всё было наоборот. Схлеснулись два ума и два характера. Сделав выводы из неудавшегося похода, Светлейший сменил тактику. "Она ещё не знает с кем удумала бороться",— стучал кулаком в дубовый стол он. Теперь Меншиков завалил её подарками, но то были продуманные дары. Больше драгоценности он ей не подносил, но присылал портреты Петра в золочённых рамах, усыпанных драгоценными камнями, её портреты. Куда ей деваться— брала. Попробовал и другим боком приблизиться. Несколько раз, бывая в тех местах, где она появлялась с воспитанницами Толстой, просил оказать ему честь танцевать с ним, но Кэт сославшись на ещё плохое владение танцем отказывала. Меншиков вынужден был выхлебать и это.

Отгуляв с любимой Катенькой, ряжеными и фейерверками рождество, царь объявил новый набор в войско. Параллельно идёт набор плотников, землекопов, каменщиков. А так же вводится извозная повинность. Россия скрипит, но тянет воз. Петра ругают сумасбродным, кровопийцей, нехристем, но он гнёт своё — тянет свой воз, а с ней и Россию. Наконец-то вопрос был решён. Отслужили в церквях молитвы за воинство. С первым чириканьем весны шведов погнали по Неве вверх. С ходу взяли небольшую крепость Ниеншанц. Не имея из-за мелкой воды поддержки своего флота, что торчал вдали залива, сухопутный гарнизон не очень усердствовал. Пётр вздохнул с облегчением. "С Богом!" А спустя месяц русские одержали свою первую морскую победу, взяв на абордаж два военных корабля шведов. Радости было... И главное — проход из Ладоги в большие воды был открыт. Море со всех сторон, только смотри. Слабый ветерок золотит червонцами поверхность. Пётр тяжело вздохнул: "Денег уйдёт не меряно, но город стоит того". Чтоб закрепиться, Пётр на первом же отвоёванном у шведов участке собрался строить город в дельте Невы. Крепость Санкт— Петербург. Это делать отговаривали все как один. Были сомневающиеся, отговаривающие и проклинающие. Но Пётр упрям. Он был заложен и вырос вопреки всему на железной воле Петра. То чем переболела душа, что выстрадало сердце и что родила его голова, должно было воплотиться. И в том его не только не остановить и не переубедить, а самое мудрое не мешать. Не становиться поперёк его воли. Она закон. Он всё равно сделает по-своему. А ведь не удержавшись от скептицизму слово поперёк всунул даже светлейший. Накипело чересчур много, но сунешься, попадёшь первым под раздачу и всё же он осмелился сказать:

— Мин херц, то место где мы стоим, во время паводка уходит под воду, где ж тут строить-то? Ей, ей работа впустую. Потонем.

Для убедительности он вырезал крестом мох и сунул царь под нос. Вот, мол, смотри!

Пётр энергично поиграл желваками. Насмешливо сказал:

— Вот твой дом тут и встанет. Проверим.

Потрясённый Алексашка поёжился, выронил мох и сунулся было возражать, но Пётр гаркнул:

— Строить будем — я сказал!

Меншиков покосился на знакомую трость, издал стон. Упаси Бог пустит в ход. Он вгляделся в лицо царя. Сурово, на шутку нет намёка. Охо-хо... Случай был серьёзный. Сказал, значит, сказал! За этим упрёком уж точно последовало молчание. Голова-то одна. Он молча проглотил рык царя. Светлейшего и так чуть не хватила кондрашка, куда уж нарываться ещё-то... Построить-то построят, но будет ли он удовлетворён результатом, собственно это уже другое дело и за него иной спрос. Отозвался голосом, дрожащим от сдерживаемых эмоций:

— Я понял, мин херц, сделаю всё, что в моих силах. Как надо сделаю.

В тот миг в небе над головами появился орёл и стал парить. Потом опустился на верхушку берёзы. Сторожилы посчитали это хорошим предзнаменованием. Позже орёл приметит для своей жизни Петропавловскую крепость. А Пётр на содержание птицы наметит отпускать деньги. Вестник Петербурга как ни как.