Через час я поймал себя на бездумном созерцании облачного покрова надоевшего мира, просеивании песка сквозь пальцы и других "государственных" делах. Тогда я вдруг разозлился, лег и уснул. Сон не освежил и не принес ясности. Я уныло тянул время, чувствуя себя двоечником, вызванным к доске на бесконечно длящемся уроке. Потом сходил попить, заодно удивившись нынешнему своему "Не ем и не тянет", набрался мужества и признался Тари в своем ничтожестве. Действительно, я не был ни самым умным, ни каким-то там еще. В смысле исключительности. Как и Дэв. Самые заурядные терране, в меру изобретательные, в меру умные, в меру ленивые.
Невидимка хмыкнул:
— Только чур не зазнаваться. Вообще-то я знал, что ты скажешь что-то такое. Действительно, ты далеко не фонтан во многих отношениях, но есть кое-что, в чем тебе нет равных за всю историю как твоей Терры, так и других планет твоей вселенной. И не только твоей. Дэвид, скорее всего отличается от остальных терран тем же драгоценным даром, что и ты.
Он замолчал. Я вновь задумался, постарался нелицеприятно проанализировать себя и вновь не нашел ровно ничего эдакого.
— Трудно, знаешь ли, подбирать понятия, чтобы говорить о доселе неизвестных тебе вещах. Да деваться некуда, попробую. Итак, твоя исключительность... Нечто неощутимое, но реальное, неприметное, а в то же время бросающееся в глаза, весьма милое и неописуемо отталкивающее в зависимости от точки зрения.
— Ты уже в курсе, что каждое сознание несет в себе так называемую "Основную схему реакций". На нее опирается все — и твой "характер", и все возможные твои будущие, то есть твой Комплекс Индивидуальных Вероятностей. Он подобен мосту, опираясь на уже знакомую тебе основную схему с одной стороны, и на пока что неизвестный закон компенсации, с другой. Дело как раз в нем, поэтому попробую растолковать тебе его в самом примитивном виде, в эдакой схеме. Конечно, на самом деле он неизмеримо сложнее, но в общем основное положение на твоем языке звучало бы примерно так: "Могущество в одном влечет с собою обязательную беззащитную беспомощность в другом."
— Доступно. Даешь каждому Ахиллесу по ахиллесовой пятке к двухтысячному году Эн Ди пародирует лозунг правительства Брежнева: "каждой семье — квартиру к двухтысячному году"! — фыркнул я. Тари не поддержал шутку и очень серьезно прошелестел:
— Так вот, оно в твоем случае бессильно.
— Вполне! Ты что, хочешь сказать, что я абсолютно беспомощен?
— Скорее наоборот. То есть, конечно, у тебя есть немало слабых сторон, которые так и просятся для использования в качестве кнопок управления твоим поведением. И тот, кто пытается тобой управлять, убеждается, что это легко, даже приятно. Ты становишься марионеткой...
— Не очень-то мне все это нравится.
— Это как раз никого не интересует, что тебе нравится — не нравится! — оборвал он меня, — Слушай дальше. Так вот, могу тебя обрадовать. Ты при всей внешней своей уязвимости абсолютно неподконтролен. Я имею в виду — на продолжительное время. Все соткано из бездны вероятностей, все двоично, все зыбко. А то, что кажется элементарным, всегда головоломно сложно.
— А мне кажется, что ты недоговариваешь. Ну, неподконтролен, хрен со мной. Да ведь я бродяга без особых достоинств, да еще и вне закона! Я просто никто, Тари! И я уже даже не человек... и не галаксмен, так, неизвестно кто!
— Прекратить истерику !!! — гаркнул невидимка, — Учись, понял, ты?
— Ты чего это? — заморгал я.
— Того самого! Тупой ты, как... Как не знаю что. Это сейчас ты бродяга без роду — племени, так не навечно же! Всему есть свое, надлежащее время. И место тоже. И нечего тут сопли на кулак мотать.
— Я не мотаю! — возмутился я, — Я просто...
— Имело место. Ну да ладно, ты есть ты, — проворчал он — Подкидыш на мою голову. Мне так кажется, что пора сделать небольшой подарок, иначе сидеть тебе здесь до скончания вечности, а это будет чересчур для моей такой нежной и ранимой нервной системы.
— Подарок?! Подарки я люблю! И что ты мне решил презентовать?
— Юниверскаф. Это такая штука для путешествий по вселенным.
— Столь сие милосердно с твоей стороны, о Тари! Гип-гип-гип ура!!!
— Вольно. Я забочусь о своей нервной системе. Пока еще ты не нанес ей необратимого вреда. Так что чем скорее ты свалишь — тем лучше. Для нас обоих.
— Полностью соглазен. И где твой маленький презент? Давай его сюда — и я сваливаю. Ты мне тоже порядком надоел. Это далеко?
— Да уж неблизко. Но я могу доставить. Не возражаешь?
В голосе невидимки прозвучала ирония. Я отнес ее на счет собственной пассивности:
— Может быть — пешком прогуляюсь?
— Ну уж нет! Аппарат находится на обратной стороне планеты, пока ты до него доберешься — сотрешь ноги до подбородка, а меня сведешь с ума гораздо раньше, — проворчал Тари, — Уж лучше я сам доставлю тебя к твоему юниверскафу за несколько часов, пусть даже и с некоторой опасностью для твоего рассудка. Кстати, можешь подготовиться к моему появлению. Орать, звать мамочку, равно как суетиться вообще — необязательно. Я тебя предупредил.
— Хм, хотел бы я видеть то, что будет пострашнее моей морды!
Дрогнула поверхность песка. Я замолчал. На обозримом глазу участке песка поднялся как бы сухопутный шторм, и из-под песка стало проступать что-то живое и огромное. Оно рывками продвигалось вверх. На всякий случай я влез на свой облюбованный валун. Из сырого песка вынырнула голова, повернулась ко мне, слегка покачиваясь на длинной шее. Судя по размерам, мозг Тари имел объем средней комнаты в доме землянина. Мой собеседник все выкапывался, постепенно появляясь на поверхности всем своим чудовищным телом. Обоняние терзали отвратительные запахи, все набирающие густоту. Стараясь не поднимать закрывающую ноздри верхнюю губу, я прогнусил:
— Бод Эдд да-а!!!
— Рад, что нравлюсь, — ответствовал песчаный дракон Тари, — Я большой и душевный, не то, что некоторые. Так мы едем или восторгаемся моим скромным величием?
— Градиоздо! — сказал я, окидывая взглядом стометровый размах Тариных крыльев:
— Но в когтях и тем более в клюве я не поеду.
— Устраивайся, где хочешь. Места для тебя достаточно, — благодушно сказал дракон. Я подошел к кончику крыла, залез на него и помаршировал к основанию шеи Тари...
... — Просыпайся! — проворчал дракон. Оказывается, меня сморило.
Мы оказались в стране каменного хаоса. Скалы сплетенными щупальцами невиданных животных вздымались вверх под самыми невероятными углами, Освещение оставляло желать лучшего. Здесь стояла глубокая ночь. Сквозь разрывы облаков проглядывали немногочисленные звездочки, света они давали мало, но я как-то ухитрился видеть этот подозрительный пейзаж. Голова Тари маячила на высоте примерно третьего этажа.
— Ну как?
— Ничего... Камней много. Где аппарат? — поинтересовался я. Раньше ворчания компаньона я увидел.
— Ха, и как я туда заберусь?!
Яйцо аппарата намертво расклинилось в скалах на высоте метров так сорок, а то и пятьдесят. Оно буквально висело над нами. Дракон молчал, а я чувствовал растущее отчаяние и желание оказаться внутри юниверскафа.
Неожиданно мое желание исполнилось, неведомо как я оказался в этом яичке пятнадцатиметрового диаметра.
— Наконец-то, — довольно сказал Тари, — Теперь осталось только проверить системы да рассказать тебе как оно управляется.
Я осматривался со смешанным чувством удовлетворения и растерянности. Удовлетворения, так как здесь не было ничего, в том числе хладных останков, а растерянность объяснялась отсутствием в аппарате чего бы то ни было, что сошло бы за пост управления. Даже с самой большой натяжкой. Аппарат был первозданно пуст.
Исключение составляли шестиметровая чаша визора в узком конце корпуса, люк в середине широкого конца да скромная висящая посреди объема металлическая пластина размером с портфель.
Воздух здесь казался влажней и богаче кислородом, а сила тяжести — немногим больше тарианской. Шестигранные панели, покрывающие обшивку изнутри, светились синеватыми огоньками, и их мерцание напомнило мне огонь спиртовки в бабушкином парадном старинном кофейнике. Вдобавок, панели слегка пружинили и имели температуру тела. Корабль казался живым организмом. Что-то чуть слышно жужжало внизу, под полом. Ручек на пластине, ведущей в нижний отсек, не оказалось, если не считать вмятины в форме пятерни.
— Опознаватель, — пояснил дракон, — Предъяви конечность, попадешь в... Э-э... Короче, моторный отсек. Активация производится оттуда.
После соприкосновения руки и вмятины в прохладном металле я услышал негромкое Фссс, и металл не отошел в сторону,не отворился вбок, не скользнул вниз, не отвернулся по нарезке, и даже не скатался в рулон.Он прсто превратился в ничто, исчез, открыв овальный проем в толстом перекрытии. Вниз уходила стремянка, по виду — алюминиевая и очень хлипкая. Оттуда запахло озоном, и еще чем-то металлическим, такой же неоновый синеватый свет открывал взгляду механизмы, больше похожие на термитники, в виде некрасивых, покытых металлическими же потеками неровных темных колонн. До пола "моторного отсека" было метра три. Осторожно спустившись туда по нешелохнувшейся лестнице, я оказался стоящим рядом с центральным агрегатом, более всего напоимнающим стопку металлических листов, покореженную и частично расплавдленную в эпицентре близкого ядерного взрыва. Настроление стремительно упало. Оглядев узлы, явно непригодные к эксплуатации, я сказал:
— Тари, да это же огарки от энергоблока. Я их штопать буду лет сто.
— С чего это они вдруг стали огарками?! — недоумевающе спросил дракон.
— Да ты только посмотри на них, разве может нормальный энергоблок иметь такой вид?! — взорвался я
— А почему бы ему не иметь именно такого вида? — растерянно спросил меня дракон, — Эти устройства кажутся тебе непривычными? Или же оскорбляют чувство прекрасного?
— Ну если так, то все оно больше похоже на абстрактные скульптуры, — пробормотал я.
Заметив симметричные отверстия на верхней части этой кучи металлолома, сунул палец и получил болезненный удар электричества. Я отдернул руку и зашипел:
— Предупреждать надо!
— Туда сувать надо не пальцы а вон те стержни, что висят под потолком, — через силу выговорил дракон. Он лопался от смеха.
Под ставленное фырканье я поочередно пытался пошевелить ни на что ни опирающиеся железяки, но тщетно, пока не ухватился за одиноко висящий в центре трехгранный стержень, этот неожиданно пегко пошел вниз, и сразу же следом потянулись остальные, принятые металлом установки с жадным чавканьем. Жужжание сменилось настороженной тишиной. Затем с легким шелестом к колоннам протянулись тонкие нити все такого же мерцающего синего света.
Одновременно резко усилился запах озона — воздух стал насыщаться злектричеством.
— Можешь вылезать, — добродушно пробормотал Тари, — А ты говорил "огарки"!
Что я и сделал, чувствуя, как волосы встают дыбом от растущих в моторном отделении электростатических потенциалов. Как только я ступил на обшивку, с легким плоп-пфт возникшая ниоткуда толща металла запечатала проход.
Панель, что раньше висела в центре обитаемого отсека, теперь солидно покоилась невдадеке от люка. Этакая алюминиевая шоколадка. Весила она оченъ мало, самое большое — полкило и казалась пластмассовой... или пустотелой. Я поднял ее и пристроил на коленях, присев на крышку люка. Тари сообщил:
— Это панель управления. Возьми стило, пометь где у тебя что. Впрочем, сотрется!
В руку ткнулся лазерный скальпель.
— Сможешь аккуратно награвировать символы? Да так, чтобы и на ощупь разбирать?
Как только я закончил с этим, проверил пару синтезатор — утилизатор и вытребовал, наконец, с синтезатора блок сигарет, дракон сказал:
— Ты отдохни, поспи немного, а потом мы на свежие головы займемся предполетной загрузкой.
— Так тебе чего куда отвезти надо? — недоверчиво уточнил я, — Отчего сам не справишься?
— Мне надо ввести в тебя навигационную обстановку.
— О боже! — возвопил я, — А без этого никак?
— Никак.
Я вздохнул и направился к синтезатору.Через некоторое время достал оттуда бутылку коньяку. Подумал, заказал так же бокал, коробку шоколадных конфет, зажигалку и пепельницу.
— Похоже, что ты собрался надрызгаться, — заметил дракон.
— Может, не стоит устраивать лекций? Может, хватит? — взмолился я, — И так ты накачал мою бедную маковку инфо аж под самый жвак, куда уж дальше!
— Между прочим, аппарат мной заблокирован, — сказал Тари, — А "лекции" нужны не мне, а тебе. Я и так все это прекрасно знаю. В отличие от некоторых.
После полубутылки старого армянского "Арарата" и нескольких конфеток я все же уснул. Проснувшись, хлебнул кофе, налил себе коньяку, закурил, к этому времени в синтезаторе появились тетрадь и стило. Я тихо, смиренно вздохнул, взяв одной рукой стило, а другой — рюмку:
— Ладно. Диктуй.
Для тех, кто включился в эту серию с опозданием, сообщаю, что программное обеспечение для работы с синтезатором хранит небольшой имплант — специально вживляемый кусочек инертного вещества. Так вот. Чтобы сэкономить место для дорогих сердцу вещиц после установки импланта Хайрой в лаборатории на Майе, мне пришлось тем же вечером слегка изменить его содержимое. Я смог это сотворить, и теперь у любого синтезатора мог, кроме разных майанских штучек, получить самые свои любимые вещи, как то: дюжину сортов пива, дюжину напитков покрепче, больше чем десять сортов курева, примерно полусотню любимых терранских деликатесов, в том числе глазунью по-холостяцки и разумеется свой обожаемый палтус-фри в сметанно-горчично-томатном соусе.
Штучки с программами синтеза пахли "разжалованьем" с промывкой памяти, но игра стоила свеч.Тем более, что я и без того вне закона. По крайней мере — в цивилизованных мирах моей Вселенной. Новое маленькое преступление не меняло уже ничего. Зато теперь домашний терранский уют доступен у любого синтезатора со стандартными входами.
Честно говоря, дело не завершалось полусотней вкусностей, Пистолет Стечкина, изъятый с дальнего военного склада Дэвовым проектором, тоже имелся там. На всякий случай. И, конечно, патроны к нему, да другое-прочее, что может хоть изредка, но пригодится.
Выпивка с сигаретой привели меня в хорошее настроение, и автоматически стенографируя в тетрадь слова дракона, я улыбался, ловя кайф и жалея об одном — что не смог записать в программный чип знаменитую, бабушкину спиртовую кофеварку.
Морока продолжалась еще месяц, дни тянулись бесконечно в беспрерывном конспектировании занудного материала. Дракон придирался к каждой мелочи, а я считал нудиловку странной придурью и психовал. Как не психовать, когда космогония сроду не числилась в списке моих увлечеий?
Мое легкомыслие сказалось: зачет, затеянный Тари, был провлен с треском. На меня иаорали, пригрозили держать на Тарии до тех пор, пока я не справлюсь с усвоением структур Мироздания — а это полтора десятка измерений, затем Тари потребовал трезвости, отсутствия табака и тетрадей, и погнал ту же ботву сначала, слово в слово. Естественно, я разозлился и стал нормально переваривать сказанное,
