Заклятые супруги. Золотая мгла

— Возьмите что-нибудь почитать. — Я быстро обежала полки взглядом и указала на нижнюю. — Вот там история Маэлонии, достаточно интересно.

В глазах Луизы явственно читался вопрос: "Я что, похожа на женщину, которую интересует история"? — но я уже устроилась за столом, разбирая книги. Некоторые были совсем древние, только заклинание сохранения не позволяло им рассыпаться в пыль. Оставь такое сокровище на пару месяцев без защиты — и ему придет конец.

Итак, хэандаме. Первое упоминание — за несколько тысячелетий до новой эпохи. Эту силу называли золотой мглой или паутиной поглощения. Я была права, сила мужа — это в какой-то степени антимагия. Обладающий ей не способен сплести даже простейшее заклинание или поставить слабенький щит. Иными словами, он уязвим для кинжала, пули или стрелы, как самый обычный человек. А вот магией хэандаме ударить невозможно — любые чары, попадающие во мглу, развеиваются сразу.

Армалы называли это неестественным искажением крови, потому что первый малыш появился у пары сильных магов. От него же пошли и остальные, девочки расы поглотителей были редкостью, в основном рождались мальчики. Дети появлялись на свет с золотыми глазами, но через несколько месяцев они становились естественного цвета. Единственным отличительным знаком был золотистый ободок вокруг радужки, который оставался на всю жизнь. Когда поглотитель использовал силу, золота в глазах становилось больше.

"Боевая сила хэандаме, обрушенное против мага поглощение силы и отражение атаки, бьет не только по противнику, но и по ее обладателю. Она вытягивает жизнь и губит".

Ну хоть какая-то слабость у него есть. Интересно, способна ли мгла причинить вред обычному человеку? Все армалы были магами, а первым немагическим оружием стали пользоваться, когда численность поглотителей стала стремительно расти — чтобы иметь возможность защищаться. Попавший под действие мглы на пару минут лишался сил на несколько дней, если же кому не повезло оказаться в ней надолго, можно было полностью опустеть. Сопровождалось все это крайне болезненными ощущениями. Еще бы, когда из тебя пьют самую суть, приятным это не назовешь.

Я перевернула страницу.

"Кровь хэандаме — яд для любого мага. Во времена, когда культ поглотителей набирал силу, ее использовали для опустошения".

А вот это уже интересно. Я перебрала несколько книг, пока нашла то, что мне нужно. Поглотители основали культ в качестве протеста после запрещения смешанных браков с магами. Самое смешное, что некоторые приравнивали их к полубогам, поэтому охотно шли за ними, добровольно отказываясь от способностей.

"Кровь и семя хэандаме сильнее крови любого. Рожденное в таком браке потомство было магически слабым, во время полового созревания дети полностью лишались сил и становились поглотителями".

Неудивительно, что браки с поглотителями считались у армалов мезальянсом и были запрещены. Во времена, когда каждый был магически одаренным, рождение слабого ребенка не шло на пользу ни ему, ни обществу. А уж если сила хэандаме полностью брала верх над магией... Вот только это ни коим образом не вязалось с отцовской одержимостью укрепления рода. Я изучила еще несколько книг и выяснила, что все союзы магов и поглотителей случались исключительно по большой любви, и никогда по расчету.

Культ набирал силу и проповедовал полный отказ от магии. Убийства магов, истощение, ритуалы, когда кровь хэандаме смешивали с кровью магов, а те становились пустышками. Мороз по коже шел, когда я читала о зверствах, что тогда творили. Культ и его деяния были преданы огласке, когда один из поглотителей не выдержал творящегося кошмара и предал своих братьев по крови. Лидеры культа и все его ярые последователи были казнены, остальных хэандаме выслали на острова, где их раса, отрезанная от цивилизации, прекратила свое существование.

Прекратила, да не до конца. Видно, все-таки оставались полукровки.

Но почему отец отдал меня ему? Ведь нашим детям не суждено было стать сильными магами. Или его вдохновляло возрождение расы поглотителей? Нет, быть такого не может.

Я вздохнула, окинула стопки книг тяжелым взглядом, и вернулась к работе. Не в моих правилах сдаваться, причина есть у всего. Я неплохо изучила отца, а значит, нужно просто внимательнее искать. Страницы пестрели резью в глазах, я даже несколько раз прерывалась, чтобы проморгаться и разогнать мельтешащих перед глазами несуществующих мушек. Вот только никаких причин найти не могла, как ни старалась. Создавалось ощущение, что какую-то страницу просто выдернули из истории. Или я вообще ничего не понимаю!

— Тереза, хотите чаю?

Я подняла на Луизу растерянный взгляд: она зевала и потирала глаза. На диванчике валялась какая-то книга, уж не знаю история Маэлонии или что еще, но ее будущая светлость под нее заснула. М-да.

— Я попрошу Барнса подать его прямо сюда.

— М-м-м-м...

— Хотя лучше, наверное, будет сразу просить ужин. Вы знаете, что мы с Винсентом недавно помирились?

А ведь и правда стало темнее, только край солнца полыхал над деревьями. Сколько же времени прошло? Пришли мы сюда сразу после обеда, но я же еще ничего толком не прочитала! Даже к Луни с Демоном не наведалась, да и с Луизой как-то неловко получилось, привезла ее сюда и забыла про нее напрочь. Но я ведь и не рассчитывала, что начну копаться в истоках своего брака.

— Нашли, что хотели?

Если бы.

— А что вы хотели, кстати?

Поначалу — совсем другое.

Теперь я хотела узнать, зачем меня выдали замуж. Почему именно за него. Почему раса хэандаме после истории с культом стерта изо всех летописей, точно и не было ее никогда.

— Я распоряжусь насчет ужина.

Подняться я не успела: запястье дернуло острой болью.

Еще раз, сильнее.

И еще.

По руке расползался холод, я стянула перчатку и в немом изумлении воззрилась на браслет: золото померкло, его пронизывали чернильные прожилки, дорожками стекающие на ладонь.

16

В тишине ночи грохот копыт казался просто оглушающим. Мы с Демоном влетели в Лигенбург, какой-то бродяга шарахнулся в сторону, разразившись проклятиями. Позади осталось городское кладбище, раззявленная пасть проржавевших ворот, трущобы окраин с их разрухой и вонью, полыхающие под мостом огонек костра — прибежища для бездомных. Ветер свистел в ушах, но я ни о чем не могла думать. Запястье заледенело, боли не было, но и золото не возвращалось. Проверить, как оно сейчас, я не могла, но когда выезжала из Мортенхэйма, чернота по-прежнему заливала узор. Мельтешение фонарей и улиц — одна за другой, летящее за нами эхо. Вот он, наш дом — впереди, темные окна, ни признака жизни. Хотя смерти тоже не чувствуется.

Я натянула поводья, спрыгнула, на ходу потрепала Демона по шее.

— Спасибо, милый.

Дверь, разумеется, была заперта, я постучала для начала молотком. Поскольку встречать меня не торопились, постучала кулаками, в сочетании с носком сапога грохот стоял знатный. Наконец-то послышались шаги, открыл мне тот молоденький худющий парень, который помогал Жерому с багажом. Он же занимался уборкой по дому — право-слово, никогда такого не видела, чтобы мужчины выполняли обязанности горничных. Демоны знают что, а не прислуга!

Глаза у него округлились, особенно когда он увидел взмыленного коня, а я быстро прошла в холл.

— Граф дома? — осведомилась светским тоном, будто только что выплыла из экипажа. Мальчишка несколько замешкался, но все же пробормотал:

— Да. Он... наверху.

— Замечательно. Осторожнее с Демоном. Он не особо жалует чужих. — Я вручила ему шляпку и направилась к лестнице, стараясь не сорваться на бег. Достаточно того, что я заявилась домой ночью, без намека на сопровождение, верхом. Да и вряд ли со мной говорили бы таким спокойным тоном, случись что-то серьезное. Или говорили бы? Я на ходу стянула перчатку и увидела, что черные прожилки немного поблекли. Значит, все хорошо? Наверное.

Дверь в спальню была чуть приоткрыта, оттуда доносились негромкие голоса. Гневный — Жерома и хриплый, надтреснутый — Анри. Они стихли, стоило мне подняться на этаж. Пришлось отпрыгнуть в сторону: камердинер, повар или непонятно кто еще вышел в коридор так резво, что чудом не столкнулся со мной. Ниже меня на полголовы, он тем не менее умудрился посмотреть презрительно. В светлых глазах мелькнула жесткая ярость, от которой мне на миг стало не по себе. Губы его искривились, он запустил растопыренную пятерню в светлые волосы с таким видом, точно собирался вырвать клок, что-то пробормотал себе под нос и быстро прошел мимо.

Я же толкнула дверь и вошла. Анри лежал на кровати, посередине, глаза сияли золотом так, что мне стало дурно. На груди клубком свернулся Кошмар, хотя эта самая грудь еле вздымалась. Под головой — несколько подушек, в темноте его лицо выделялось неестественно белым пятном. Я повернула ручку светильника, и комнату озарил неяркий свет. Теперь муж выглядел слегка зеленоватым, под глазами залегли глубокие темные круги, а потрескавшиеся губы напротив были горячечно-красными. Зато волосы слегка потускнели, словно кто-то выжег из них цвет.

— Что с вами случилось?

Я моргнула, чтобы посмотреть на него сквозь грань — нет, смерти тут не было. Сейчас не было, но она его коснулась — черно-серые прожилки расползались сквозь бесцветный туман кожи и медленно таяли, уступая силе жизни.

— Вопрос в другом. — Несмотря на хриплые нотки, голос его звучал твердо. — Что ты здесь делаешь?

Как это мило! Мне живо расхотелось интересоваться случившимся, а вот желание дать ему затрещину стало непреодолимым.

— Я вернулась домой.

— Глубокой ночью? Так спешила, что не могла подождать до утра?

Теперь он еще и издевается!

— Разумеется. У меня вот... — Я показала браслет, который понемногу — медленно, но верно, наливался пока еще тусклым золотом.

— Вы что, беспокоились за меня? — В глазах его зажегся теплый свет, уголки губ дрогнули.

— Беспокоилась? За вас?! — Я приподняла брови, всем своим видом выражая изумление.

— Значит, не беспокоилась.

— Жаль вас разочаровывать, но нет. — Я пожала плечами. — Просто решила, что вы мне изменяете, а супружеская неверность — основание для развода.

— Неверность?

— Именно. Я же не виновата, что вы нацепили на меня этот браслет.

— Супружескую неверность он не обличает.

Можно подумать я не знаю. Столько книг перечитала про эти брачные договоры, что до сих пор тошнит. Армалы решались на такой обряд, когда у них все было всерьез. А это означает полное доверие.

— Считайте, что вам повезло.

— Я тебе не изменял и не стану.

— Как жаль.

Взгляд Анри стремительно холодел, точно иней бежал по стеклу, но я вызывающе сложила руки на груди и отвернулась. Всевидящий, да что со мной? Ни капельки я за него не беспокоюсь, просто браслеты нас связывают, и мне не хотелось бы испытывать неприятные ощущения, если его ненароком хватит удар. Умереть мне не грозит, но вот проваляться в болезненной горячке несколько дней — вполне.

— Какого демона ты потащилась в Лигенбург посреди ночи, Тереза?!

— Я с вами живу. К сожалению. Если вы имеете что-то против, завтра же попрошу Мэри собрать вещи.

Анри с силой сжал зубы, на скулах заиграли желваки.

— Вы так и не сказали, что с вами случилось.

— Праздное любопытство?

— Хочу быть уверена, что вы не умрете, пока мы не разведены.

— Не беспокойся, такого удовольствия я тебе не доставлю.

— Вот и славно.

Я подошла к окну, чтобы посмотреть на Демона. Завтра все-таки придется отвести его в городские конюшни, потому что у этой конуры даже намека на внутренний двор нет. Точнее, двор есть, но он общий.

— Миленький наряд.

Я скептически оглядела себя: темно-лиловая амазонка, из-под которой видны сапоги. И самую чуточку бриджи для езды в мужском седле.

— Рада, что вам нравится.

И правда, что на меня нашло?! Сорвалась с места, даже не сняла охранные заклинания с книг, которые отыскала — чтобы Луиза могла привезти их в Лигенбург. Теперь если понадобится что-нибудь еще найти, придется снова ехать в Мортенхэйм, вот только мое время кончилось, поэтому Анри непременно увяжется следом и начнет задавать вопросы. Еще и с Луизой объясняться, я же просто бросила ее там одну! И с мисс Бук. Я прикрыла глаза и мысленно застонала.

Когда мы прощались на конюшне, Луиза смотрела так, будто знает какую-то тайну, которая ей отчаянно нравится. Она даже не попыталась меня отговорить от этой сумасшедшей затеи. У матушки волосы бы дыбом встали, прознай она про мой ночной вояж, а Винсент бы вовсе не воспринял такое всерьез.

Одна. Ночью. Из Мортенхэйма в Лигенбург.

Ага.

Луиза же только сжала мои руки и пожелала счастливой дороги. Ну что за женщина!

Анри молчал, молчала и я, и с каждой минутой тишина становилась все более невыносимой. Глаза слипались — напряжение отступило, и теперь меня неудержимо клонило в сон.

— Вам придется подвинуться, — сказала я, наконец. — Я устала и хочу спать.

— Неужели решила почтить меня своим монаршим присутствием?

— Вторая спальня не убрана, а я не хочу дышать пылью.

— Выставляя меня за дверь, ты об этом не думала, не так ли?

Я вспыхнула, подобрала юбки и направилась к двери. Да я лучше буду спать на улице, на подстилке для ног, да я... Меня перехватили до того, как я успела выйти — на удивление проворно, я же рванулась, отталкивая его. Даже много сил не потребовалось — он пошатнулся и не свалился на пол только потому, что рядом была стена.

— Что вам еще от меня надо?

— Тебе понравилась наша игра, Тереза?

Ненормальный! Еле ходит, еле говорит, а все про игры думает.

Отказаться? Но ведь это хороший способ вернуться в Мортенхэйм без него. Хуже, чем было, уже вряд ли будет. Да и вообще, получить свободу действий ровно на половину времени, что мне придется провести рядом с Анри — это же замечательно! И не только свободу времени, но еще и полную власть над ним.

— Желаете продолжить?

— А ты?

— По рукам! Ваш день — мой день. — Я протянула ему руку, но вместо того чтобы на нее опереться, он поцеловал мои пальцы. Какие же горячие у него губы!

— Вам нужно в постель, — резко заметила я.

— Только после тебя.

Я хмыкнула.

— Не представляю, как Мэри будет меня раздевать в вашем присутствии.

— Да забудь ты про свою Мэри.

Анри тяжело обошел кровать с другой стороны и буквально свалился на нее. В таком состоянии он не то что меня раздеть — себя раздеть не сможет. Ладно, с амазонкой я справлюсь сама, разве что с корсетом возникнут сложности. А вот ему бы не помешало: только сейчас я заметила запекшиеся на темной рубашке пятна крови. И сердце вдруг сжалось — так, как никогда раньше, болезненно, щемяще-остро.

— Я помогу вам раздеться.

Анри повернулся ко мне, приподнявшись на локте.

— Ты — что?

— Не смотрите на меня так! — рыкнула я. — А то придушу подушкой.