— Думаю, что эта заметка попала также в руки к людям Баумана — они их обязательно проверяют. Если подобный инцидент имел место на самом деле, и в нём замешаны вы или ваш клан, то вам всем грозит опасность. Если ваше имя прозвучит рядом, хоть в какой-то связи с двумя-тремя подобными случаями (а во Франции вы, считай, уже один раз засветились), то наши враги всё умеют отлично сопоставлять. Будьте осторожны и прощайте.

— До свидания! — бодро сказал Клим и торопливо отключился. Его уже трясло — оказывается, мир — такой маленький. То, что он старался забыть, выплывает так быстро, да ещё с фотографиями и другими подробностями за тысячи километров отсюда. Клим будто перед глазами увидел карту в логове врагов, где был поставлен уже второй крестик напротив его имени. Возможно, за дверью квартиры в эту самую секунду его караулят уголовники Баумана. Клим решил не ложиться, пока не вернётся отец, и всё с ним обсудить. Но тот вернулся уже за полночь и в ужасном настроении — это было понятно по тому, что он сразу направился к бару.

— Пап, мне надо посоветоваться. Это — важно! — добавил Клим, увидев, как недовольно скривилось отцовское лицо.

— До завтра точно не подождёт?

— Нет!

Отец всё же сделал большой глоток коньяка и с сокрушённым выдохом повалился в кресло. Клим устроился напротив:

— Я сегодня выходил на связь с лондонскими оборотнями. Они показали мне вырезку из нашей местной газеты, в которой есть свидетельства того, что я менял облик. Какие-то пацаны меня всемером хотели побить около дома Варвары — ну, а я им ответил — только не в человеческом облике...

— А в каком?

— В волчьем, насколько я понял... Но там было очень темно! Я просто куснул одного, а в той газете есть фотографии следов от моего укуса.

— Там, что, и имя твоё есть?!

— Нет..., но английские оборотни сказали, что по таким случаям тот самый богатый сумасшедший немец, который охотится на оборотней, нас и вычисляет.

— Клим, что за глупости? В Москве больше двадцати миллионов человек, про оборотней жёлтые газетёнки пишут буквально ежедневно — как тебя вычислят? Не бери в голову! И больше не ходи один после восьми вечера — слышишь: запрещаю!

— Но...

— Не бери в голову! А вот у меня проблема с нашим контрактом — это да! Отчего-то дядя Женя совсем не обрадовался, что мне удалось его подписать. Сильно ругался по телефону и сейчас срочно возвращается в Москву. Обещал мне большие неприятности.

— А как ты ему объяснил? Как удалось подписать без его участия?

— Пока не углублялся ни в какие объяснения. Когда приедет, скажу, что нашёл двойника — актёра. Он же мне сам по телефону раз десять подтверждал, что контракт нужно подписывать! Какого чёрта?!

Отец в сердцах ударил кулаком по подлокотнику. Клима очередная неприятность ещё более погрузила в мрачные мысли — он хотел было подчиниться уверенному "не бери в голову", но теперь видел, что его собственные нехорошие предчувствия имеют свойство сбываться, несмотря на такую же отцовскую уверенность всего два дня тому назад. Клим не стал напоминать, что изначально считал затею с двойником дяди Жени провальной. Ему вдруг стало одиноко — все его близкие занимались исключительно своими делами, и поддержки при всё нарастающем чувстве опасности ждать было неоткуда. Отец сейчас накачается коньяком, а завтра не свет — не заря Климу надо ехать, чтобы возвращать старый облик Ольге, которая помешана на молодости. А понять, на чём помешана её дочь, вообще невозможно — кажется, что мысли в голову Варваре сами по себе. Климу захотелось стать маленьким, чтобы его опекали и защищали, но ему вдруг открылась пугающая истина, что теперь даже отец ведёт себя, как ребёнок, которого заботит какая-то бумажка, какая-то полная ерунда на фоне той громадной опасности, что грозит всей семье.

Клим перед сном пытался полистать рукопись, но в его нынешнем состоянии она казалась полной абракадаброй. Он дрожал под одеялом, не в силах согреться, пока не провалился в липкий сон. Разбудил его будильник. Клим, как сомнамбула, одел школьную форму и, даже не позавтракав, отправился к Варваре и Ольге. У метро он купил цветов — в качестве маскировки: кто заподозрит оборотня в тщедушном мальчишке с букетом? Родственницы, по обыкновению, встретили его в пижамах. Варвара фыркнула, глядя на цветы. На что Клим спокойно заявил:

— Надо придумать другое место для наших встреч. Можно у нас дома или ещё где-нибудь. Про мою стычку с местной шпаной уже написали в газетах, так что меня могут узнать.

Родственницы недоверчиво таращились спросонья — видимо, смысл сказанного до них ещё не доходил. Тогда Клим усадил их за стол и помог вернуть старую внешность Ольге — всё прошло быстро и довольно рутинно. Он не стал выслушивать жалобные стенания двоюродной бабки по поводу вновь обретённого старого тела, а отправился в школу. Когда издалека послышались звуки жизнерадостных детских песен, а число крутящихся под ногами детишек — нелепо причёсанных, с цветами и в плохо сидящих пиджаках и платьях, — достигло апогея, Клим почувствовал прилив тошноты. Этот якобы праздник был сейчас нелепым и несвоевременным. Однако, оказавшись среди своих одноклассников, которые толкались, много и глупо шутили, смеялись и смотрели друг на друга ясными ещё, блестящими глазами на загорелых лицах, он вдруг, наоборот, стал видеть все свои переживания по поводу охотников на оборотней дурным сном. Ему захотелось подольше оставаться в этом умиротворяющем водовороте детской суеты. Тут было безопасно.

Клим обнаружил рядом с собой Наташку Сорокину — вначале даже не узнал её из-за загара, выбеленной чёлки и роста — за лето она здорово вытянулась, и теперь он видел на уровне своих глаз мочку её уха. Ещё была видна длинная загорелая шея, которая к тому же интересно пахла. Клим чувствовал себя лучше и намного уверенней от такого соседства. Внезапно что-то отпихнуло его от столь успокаивающего объекта — одноклассник Фролов ввинчивался между ними. Фролов был атлетичен и элегантен — на нём красовался далеко не детский костюм с пижонским красным платком, высунутым из нагрудного кармана. На шее у него, пусть и набок, но сидела такая же красная бабочка в белый горох. Фролов был законченной звездой школы, победителем олимпиад и сыном какой-то "шишки". Эта звезда уже начала что-то развязно говорить Наташке, но Клим внезапно озверел от его наглого отпихивания. Он ухватил Фролова на плечи и развернул в обратную от Наташки сторону. И, хотя тот был крупнее Клима, толчок застал его врасплох — он повалился на других одноклассников, а Клим победно занял своё место рядом с заветной шеей.

Их классная руководительница тут же оказалась рядом — она зашипела что-то невнятное и ущипнула Клима за предплечье. Он только разобрал, что нужно будет остаться после уроков. Уроки были на редкость скучными — казалось, что утреннее оживление их совсем не касается. Учителя выглядели ошарашенными, но старались бодриться, ученики шёпотом обсуждали свои летние приключения. Фролов активно игнорировал Клима — он подсел к Наташке Сорокиной и непрерывно шептал ей что-то на ухо, коварно усмехаясь. Клим пытался отвлечься от этого неприятного зрелища, но от речей про перспективный план занятий, рефераты и доклады сводило скулы — голоса учителей превращались в однообразное жужжание среди пыльных лучей бьющего в окна солнца. Клим ожидал прослушать такое же жужжание от классной руководительницы, входя после уроков в её логово — кабинет биологии. В отличие от утра у неё здорово покраснел нос — она чихала и ругала цветы — ими были завалены две первые парты. Как только Клим вошел, она поспешно высморкалась, сморщила лицо и бросила:

— Что, Веселков, решил открыть сезон дуэлей? Прямо с первого сентября? Уж если так начинаешь год ты... — а ты у нас — не из буйных, вроде...

Клим решил про себя, что просто будет кивать, выглядеть насупленным, а под конец раскается в содеянном. Он и сам себе удивлялся, зачем напал на Фролова — видимо, теперь, после французского лагеря, драки перестали казаться ему пугающим и неприемлемым средством. Классная руководительница тем временем снова чихнула, но продолжила, несмотря на брызнувшие слёзы:

— Оно тебе надо? Я всё видела: вы там из-за Сорокиной сцепились — но ты же понимаешь, что у тебя нет шансов?

Клим удивлённо поднял брови — кажется, на классную руководительницу действовал не только аллерген. Возможно, в учительской уже успели поднять бокалы за начало учебного года, поскольку она продолжила в том же ключе:

— Нужно ставить себе посильные цели — тогда есть шанс их достигнуть. Я понимаю, у вас переходный возраст, нужно внимание девочек, но Сорокина — это же не твой уровень!

— А какой мой уровень? — с вызовом спросил Клим, забыв про заготовленный сценарий.

— Тихие, умные девочки. Вон их сколько! Ёжики должны водиться с ёжиками, а львы — со львами... вернее, львицами...

Клим вспыхнул, но вдруг передумал спорить. К тому же у классной руководительницы начался очередной рецидив — она чихнула семь раз подряд. Клим в это время вспомнил про свой разговор в лагере с крупной польской девушкой — тогда он вёл себя так же и тоже предлагал смириться со своей судьбой. Как Агнешке не быть канонической Дюймовочкой, так и ему не быть спортивным и богатым Фроловым, которым должны доставаться красивые Сорокины — вот что ему втолковывает классная руководительница. Ей положено говорить совсем другие вещи, но из-за аллергии и, возможно, алкоголя у неё проснулось вдруг желание "научить ребёнка настоящей жизни". Полгода назад он бы принял такие наставления с благодарностью, счёл бы их признаком собственного взросления, но сейчас Клим чувствовал, что уже перерос подобные тухлые истины. И дело даже не в его секретных способностях, которые на время забылись. Клим теперь твёрдо знал: он, хотя толком не умеет, но сможет, если нужно, драться. И пусть он не готов ещё представлять себя львом, но и ёжиком быть не намерен.

Дома всё оказалось плохо — когда Клим вернулся, отец уже сидел в кресле и пил свой коньяк. На расспросы он не отвечал, а только махал на сына рукой. Клим заперся в своей комнате и принялся штудировать рукопись — пока было время до разговора с Лин. Он пытался найти, где речь идёт про трансформацию внешних предметов. Перелистав рукопись два раза, Клим начал отчаиваться, пока не вспомнил, как растворилась мокрая одежда во время превращения в дядю Женю. То есть они с Варварой смогли своим воображением повлиять на эту самую одежду. Клим нашёл нужное место в рукописи, но там не оказалось ничего нового, никаких подробностей. Тогда он стал двигаться по строчкам в обратном порядке, ища что-нибудь про воду. И нашёл: "Велеть вещам можно только вологим" — так и есть: трансформировать вещи можно, только намочив их. Дальше следовала фраза, которая когда-то поставила Клима в тупик: "Суета по поводу древ и камней должна проходить через голову". Следуя смутному подозрению, Клим схватил со стола металлический сувенир — миниатюрную Эйфелеву башню — и попытался вообразить, будто она плавится в руках, превращаясь в шар. Убедившись, что ничего не получается, Клим сбегал в ванную и намочил башню из-под крана. Вода стекала по металлу, но капли кое-где держались на поверхности, поэтому вещь можно было условно считать мокрой. Затем Клим прижал её ко лбу и снова представил шар — пальцы немедленно ощутили изменение формы. Клим одёрнул руку и посмотрел на ладонь: башня пусть и не стала шаром, но заметно деформировалась. Он запрыгал вокруг себя и шёпотом завопил от восторга — рукопись, действительно, оказалась очень и очень ценной.

Медальон замигал зелёным, хотя на часах было без пяти минут. Войдя на сайт, Клим увидел окно с непонятной надписью — поскольку ничего другого не нашлось, нажал на него курсором. И тут же увидел Лин — в плохом разрешении, в какой-то полутьме, с большими наушниками на голове, но, определенно, это была Лин. Она улыбалась ему и махала рукой:

— Привет, Клим.

— Привет! Рад тебя видеть.

— Как же давно этот лагерь был у нас с тобой... Мне сказали: тебе нужно помочь.

— И мне сказали тоже. Просто я никого ещё из своего клана не нашёл, а ты, говорят, преуспела...

— Ну, нашла двоих. Отец таким особенным оказался — жаль, что не мама, с ней было бы проще. А отец пять лет как от нас ушёл, ещё одну семью завёл, так что, когда мои братья и сёстры подрастут, да ещё новые отцовские — нас тут целая армия получится! — Лин рассмеялась, а Клим испытал что-то вроде ностальгии — по тем временам, когда с этой вьетнамской девочкой они усиленно тренировались, а она вот так же смеялась по любому поводу.

— Так поделись опытом, как ты отца вычислила? — Клим понимал, что его слушают ещё и невидимые кураторы, поэтому он должен проявлять должную по его легенде любознательность.

— Да просто маму спросила, не было ли у нас в семье кого-либо со странностями. Она сразу на отца указала — тот даже в тюрьме сидел, когда чужие товары на рынке забрал. Мама рассказала, что ему это удалось, потому что его спутали с настоящим хозяином. Я тогда сразу поняла, кто у нас в семье особенный...

На этих словах Лин покрутила головой по сторонам и понизила голос почти до шёпота, сжав торчащий из наушников микрофон в ладошках. Веллингтон предупреждал, что она выходит на связь из какого-то клуба — пока Клим с ней разговаривал, на заднем плане шастали разные люди.

— Что за косоглазая цыпочка?! — внезапно громыхнуло над головой — там возвышался довольно пьяный отец. Клим выключил свой микрофон и ответил:

— Во Франции в лагере познакомились — теперь, как видишь, практикуем французский. Если не сложно, дай нам поговорить... наедине.

Отец помахал рукой Лин и оскалился — та помахала в ответ. Хорошо, что она не знает русского. Отец нехотя вышел за дверь, а Клим снова включил микрофон:

— Это мой отец — извини его: он пьяный, потому что неприятности на работе.

— Да всё в порядке!

— Он засудить меня грозится! — отец снова появился в двери. — Давай превратим меня во льва, я ему башку оторву, и пусть меня судят — но только, как льва!

Клим пытался отключить микрофон, но не был уверен, что успел сделать это вовремя. Тогда он прижал руки к груди, изображая извинения, и помахал Лин рукой. Потом выключил связь. Отец тем временем полностью ввалился в детскую и с размаху уселся на кровать. Он совершенно пьяным движением потёр лоб, потом принялся икать и говорить одновременно:

— Оказывается, хитрый дядя Женя... Ик! ...узнал, что контракт будет липовым... Ик! ...но ничего мне не сказал, а просто смылся, дабы не объяснять причин. Источник у него, видите ли, конфиденциальный!

— Ну, а ты что ответил? — спросил Клим.

— Я? А что мне отвечать? Приезжал же Евгений Борисович собственной персоной, даже контракт сам подписал — графологи подтвердили, что там — его подпись. Так что пусть теперь доказывает, кто это вместо него выезжал за рубежи нашей родины по его паспорту!

— Пап, что ты наделал?!

— А что? — отец изобразил пьяное удивление.

— Если такие детали всплывут в прессе, нам с тобой — конец. Мне буквально вчера наглядно показали, что куда меньшие инциденты становятся известными в Лондоне уже через пару дней. Ты не мог замять это дело?