Чертополох 3

Мысленно посетовав на то, что у меня нет молока, я, убрав засохшие корки из миски, положила в неё пару лепешек и несколько шариков сыра, а в плошку налила из баклажки настоянную на плодах шиповнику воду — моё обычное питьё в последнее время. Тихо и нараспев попросила:

— Хозяин Запечный, прими угощение. Сюда я пришла без злого умысла — не грабить и бесчинствовать, а за помощью. Надо с человека, тёмным колдовством запертого в птицу, заклятие снять. Нужен мне для чародейства чистый воск, клубок красной шерсти и железное кольцо. Помоги найти.

Шуршание за печкой немедленно затихло. Некоторое время я вслушивалась, в воцарившуюся тишину, но Хозяин не подавал никакого знака, и я, распрямившись, уже собиралась было покинуть кухню, как моей ноги коснулось невидимая, но от этого не менее тёплая и лохматая рука, а потом у входа раздалось тихое, похожее на мышиную возню, шуршание.

Сочтя это добрым знаком (было б много хуже, получись прикосновение Хозяина холодным или осклизлым), я вышла из кухни и, следуя за звуком, вскоре оказалась во внутреннем дворе имения, а после — поднялась на галерею. Шорох стих, как и появился, но на галерее меня уже поджидала чуть приоткрытая дверь. Войдя в расположенные за ней покои, я обнаружила, что Хозяин, скорее всего, привёл меня в комнаты владелицы имения. Когда-то, несомненно богато убранные, теперь они пребывали в полнейшем разоре — сборы здесь, в отличие от кухни, были суматошными и бестолковыми. И теперь я внимательно осматривала покои, больше похожие на поле после битвы, чем на уютное гнёздышко.

Хотя у массивной тяжёлой кровати сняли полог, часть расшитых драпировок остались на стенах, и теперь узорчатая ткань трепетала от наполнивших комнату сквозняков. У стены стояли ящики с засохшими растениями, рядом с ними, прямо на полу, высился бронзовый светильник с только-только начавшими оплывать свечами. Массивный, расписной ларь перегородил собою середину комнаты — его, видно, хотели взять с собою, да потом передумали — слишком тяжёл. Опрокинутые навзничь резные напольные пяльцы сиротливо лежали у окна, а подле них валялась выроненная в спешке шкатулка для рукоделия — при падении от неё отлетела крышка и теперь бисер, нити, бляшки, иголки, пуговицы и крючки рассыпались по всему полу. Что ж, Запечный Хозяин привёл меня верно — где ещё сыскать нужные мне вещи, как не в чужом рукоделии.

Присев на корточки, я стала рыться в вывалившихся на пол из шкатулки богатствах, и вскоре нашла искомое. Несколько железных и медных колечек, очевидно, должны были крепиться к поясу, а теперь соседствовали с резными пуговицами и булавками. Я выбрала из них одно — то, которое больше прочих подошло бы на лапу беркуту, и положила находку в сумку. Туда же отправились замеченные ранее свечи из ярого воску, а я, ещё раз оглядев комнату, решила , что необходимые мне красные нити скорее всего сыщутся в сундуке.

Так оно и вышло — с трудом откинув тяжёлую крышку, я обнаружила в скрыне настоящий ворох тканей. Светло-зелёный и голубой лён, красная и синяя шерсть, отрез парчи с серебряной нитью, белоснежное крапивное полотно для нижних рубашек, узорчатая и золотая тесьма — всё это было, без сомнений, прекрасно, но не нужно. Искомая же мною нить обнаружилась лишь тогда, когда я добралась до дна сундука — там меня поджидало множество клубков всех цветов и оттенков. В том числе и так необходимого для задуманного чародейства алого.

Раздобыв последнюю, необходимую мне вещь, я, поклонившись в пояс, поблагодарила Хозяина за оказанную мне услугу, а потом быстро покинула имение. Мне ещё следовало отыскать пригодное для колдовства место.

Спустя ещё пару часов пути на глаза мне попался большой, явно сложенный для нескольких хозяйств, овин. И хотя его брёвна уже давно потемнели от времени, сама постройка выглядела крепкой и просторной.

Спешившись с лошади, я, ведя Ласточку в поводу, подошла ближе к сушильне, но едва коснулась старых брёвен рукой, как восседающий на своём привычном месте беркут забеспокоился. Он не кричал и не клекотал, но топорщил перья и вопросительно поглядывал на меня, переминаясь с лапы на лапу. Наконец, отчаявшись быть понятым, вскрикнул и перелетел на ближайшую ветку. Я же хоть и смекнула, чего он добивается, ответила лишь тогда, когда внимательно осмотрела место будущего привала.

— Дальше не поедем. Останемся здесь с ночёвкой.

Услышав эти слова, беркут немедленно взмыл вверх, и, сделав круг в воздухе, отправился на охоту. Я же, решив, что всё объясню Владетелю после его возвращения, не стала звать птицу обратно, а занялась делами.

Перво-наперво задобрив овинника, обиходила Ласточку, устроила место для отдыха и расчистила место для будущего вороженья. Расставила свечи, сняла с шеи ладанку и задумчиво взвесила её в ладони. Хотя всё было уже решено, что-то глубоко внутри противилось решению расстаться с последней, связующей меня с родным севером нитью. Так человек, уходя из дома, нерешительно останавливается на пороге, последний раз оглядываясь на привычный, ставший частью его самого уклад...

Громкий крик вывел мня из задумчивости — беркут влетел в верхнее незакрытое окошко, в которое во время сушки снопов обычно выходит дым, и устроился на одной из многочисленных жердей. Его клюв и перья были перемазаны кровью, янтарные глаза стали совершенно шалыми, но, тем не менее, когда я позвала его по имени, он немедля перелетел ближе. Распустил крылья, подставил шею, чтоб его аккуратно почесали... А я с трудом проглотила вставший поперёк горла комок — видеть то, как человек с каждым днём всё больше уступает место ручной птице, было непереносимо.

Тем не менее, я осторожно, чтобы не повредить тонкие пёрышки, приласкала беркута, и, дождавшись, когда его взгляд станет более осмысленным, произнесла.

— Я уже говорила тебе, что просто снять чары Кривоплечего мне не по силам, но я могу сделать так, чтобы ты, выполнив условие, смог вернуть себе человеческий облик. Чары, которые я сплету, потребно будет соединить с нитями заклятия, которое сотворил Остен. Сделать это будет непросто, а потому, чтобы тебе не привиделось во время моего вороженья, ты не должен пытаться мне помешать. Ни одного лишнего движенья или звука. Понимаешь?

Ответом мне был встревоженный клёкот.

Бжестрову явно не понравилась моя затея, но на все его возражения я лишь покачала головой.

— У нас мало времени, Ставгар. И я не могу его расходовать на то, чтобы рыскать по дорогам в поисках места, где нас примут и помогут. Да и есть ли такое место поблизости? Ты сам видел, что амэнцы зря время не теряют.

В этот раз клёкот был тише, а сам беркут отвернулся от меня, склонив голову. Он был против моей затеи, вот только отступать было некуда. И я, оглаживая встопорщенные перья, ещё долго убеждала его в необходимости чародейства. Наконец, беркут повернулся ко мне и, переступив с лапы на лапу, совсем по-человечески прикрыл свои янтарные глаза. Вид у него бы по-прежнему недовольный, но стало ясно, что он, хоть и нехотя, но смирился с моими доводами. А это и было сейчас самым главным.

Предстоящее чародейство было сродни плетению паутины: одно неловкое движение — и вся работа насмарку. А мне нужен был другой исход.

...Свечи горели ровно и ярко — не отводя взгляда от тянущихся вверх огненных язычков, я, расстегнув многочисленные крючки на куртке, сняла её, и тут же принялась за шнуровку верхней рубашки. Скидывая с себя одежду, я представляла, как вместе с ней сбрасываю с плеч одолевающие меня тревоги и страхи.

Когда же за верхней рубашкой отправилась и нижняя сорочка, меня, обнажившуюся по пояс, мгновенно окутал липкий холод. Показывая слабость и хрупкость человеческого тела, он был сродни последнему предупреждению об опасности грядущего колдовства, но я, запретив себе даже поёжиться, распустила стянутые узлом на затылке волосы. Пропуская пряди между пальцев, мысленно обратилась к прабабке, попросив у неё спокойствия и твёрдости, а после зашептала положенные молитвы Малике и Лучнице. Привычные, давно затверженные слова напоминали мне бусины на нитке. Гладкие, ладные, скользящие друг за дружкой как по маслу. Вот здесь чуть повысить голос, вот тут — прошептать одними губами, ощущая, как покалывает язык мятный привкус постепенно сгущающейся силы.

По мере того, как сплеталась нить призыва, моё дыхание успокаивалось, сердце билось тише и ровнее, и даже само зрение изменилось — тени казались гуще, в языках пламени проскальзывали лица и образы, но я не пыталась уловить их глубинный смысл. Важны были не видения, но ощущения собственной, уподобившейся острию ножа воли.

Всё будет, как должно быть. И никак иначе!

К тому времени, когда последний слог призыва сорвался с моих губ, тело обрело не свойственную живой плоти твёрдость, а по распущенным волосам словно плясали ледяные искры. Сила наполнила всё моё существо и теперь готова была излиться в ту форму, которую я для неё подготовлю.

Кивнув своим мыслям, я поднялась и шагнула в огороженное свечами пространство, где уже поджидал меня беркут и потребные для чародейства предметы. Вновь опустившись напротив Бжестрова, я взяла травнический нож. Беркут немедля встрепенулся, но я, не сказав ни слова, прочертила остриём тонкую линию напротив сердца. Ставгар, слава Лучнице, удержался от крика — лишь его янтарные глаза превратились в полные тревоги озёра. Я же, коснувшись пальцами покатившихся из свежего пореза капель, быстро произнесла наговор для того, чтобы видеть скрытое, и коснулась окровавленными пальцами перьев птицы.

Окутавшая Бжестрова сеть немедленно отозвалась на свежую кровь. Ставшие видимыми мне линии даже запульсировали, потянувшись вслед за кончиками пальцев. Я же, зацепив одну из них, осторожно потянула нить на себя, чтоб потом обвить вокруг так же смоченного кровью кольца и тихо прошептать: 'Подобное к подобному. Кровь к крови, сталь к стали'.

По окутывающей беркута колдовской сети прошла дрожь, но железо не было отторгнуто, и я осмелилась подцепить ещё одну живую нить. Её тоже удалось легко обвить вокруг кольца, хотя сила зло покалывала кончики пальцев — магия Остена была схожа с норовистым конём, и в любой момент могла вырваться из-под контроля. Вот только если сейчас колдовской рисунок заклятия будет повреждён, это больно ударит по Бжестрову!

Вновь смочив пальцы кровью из пореза, я выхватила из заклятия третью нить, а потом стала навязывать на кольцо заранее подготовленную пряжу из клубка. А когда общее количество нитей достигло девяти, начала выплетать из них подобие шнура.

К этому времени я уже не ощущала холода, а, напротив, едва не задыхалась от охватившего тело жара. Со лба тёк пот, кожа горела так, словно бы я стояла посреди огромных ярко горящих костров. Мятный привкус во рту сменился на солоновато-горький, а магия Остена всё так же недовольно бурлила. Я же, не обращая внимания на переступающего с лапы на лапу беркута, продолжала кормить заклятие кровью, стараясь даже не задумываться о том, сколько её для своего чародейства выцедил в своё время кривоплечий. Главным было то, что кольцо уже стало частью колдовской сети, а, значит, половина дела уже сделана!

Наконец, готовый шнур застыл у меня в руке, точно крошечная красная змейка. Взяв землю из ладанки, я высыпала её на плетёнку, и, сомкнув ладони, проговорила.

— Кровью, сталью и своею силой заклинаю и приказываю. Как только Ставгар коснётся земли родового имения, он вернёт себе прежний облик! Лучница в том порукой, Малика — защитой, Седобородый — свидетелем. Да будет так!

На последних словах моя собственная сила, которую я до сих пор цедила по капле, вырвалась на свободу. Ладони точно опалило огнём, в нос ударили запахи железа, крови и тяжёлый дух только что вспаханной земли, а окутывающая беркута колдовская сеть вдруг встопорщилась и набухла, разом став втрое больше. Я замерла, боясь вздохнуть. Если моя магия будет отвергнута в последний миг... На счастье, уже со следующим ударом сердца заклятие Остена успокоилась, а сила схлынула, так и не вырвавшись из цепких узлов плетения. Осталось совсем чуть-чуть.

Разжав ладони, я увидела, что кольцо потемнело, шнур из ярко красного стал бурым и даже заскорузлым на вид, а на моей коже остались лишь тёмные разводы подсыхающей крови. Только теперь я почувствовала как щиплет порез на груди, а сама я от пота мокра так, словно искупалась в реке. Усталость навалилась на плечи пудовым камнем.

Облизнув пересохшие губы, я позвала Ставгара. И беркут немедля подскочил ко мне. Заклекотал, встревожено заглядывая в глаза. Что ж, уже можно. Огладив птицу, я пристроила кольцо со шнуром ей на ноги, наподобие опутенок. Проверила, чтоб новое украшение не мешало беркуту, не давило и не натирало ему кожу, и лишь после этого вздохнула с облегчением.

— Всё получилось, Бжестров.

В ответ меня легко клюнули в руку. Владетель, похоже, был не только встревожен, но и сердит. Колдовство пришлось ему не по нраву. Могу представить, сколько возмущённого клёкота будет завтра, когда я скажу ему о том, что до Райгро ему надо добраться как можно быстрее, а, значит, нам придётся расстаться. Но этот разговор состоится завтра, а пока мне надо хотя бы выспаться.

Я кое-как привела себя в порядок, и, убрав следы ритуала, устроилась на ночлег. Выпила немного одной из дельконских настоек для восстановления сил, и, завернувшись в плащ, устроилась на позабытых в овине снопах. Беркут тут же перелетел поближе, и я, наказав ему разбудить меня на рассвете, закрыла глаза. Веки немедля стали свинцовыми — сказывались и ритуал, и бессонные ночи, но, уже уплывая в желанное забытьё, я услышала вместо привычного уже клёкота довольное и далёкое карканье ворона. И уснула, так и не разобравшись, какой знак посылает мне Седобородый.

Глава 4

По лезвию ножа

Энейра

Утро следующего дня началось для меня с крика беркута и головной боли — дельконское зелье восстановило мой колдовской резерв, но не телесные силы. Я позарез нуждалась в хорошем отдыхе, горячей, сытной пище и спокойном, долгом сне, но всё это было недопустимой для меня роскошью. Особенно теперь — когда отзвук сотворённого ночью колдовства разошёлся широко окрест. Если его почуяли разыскивающую похитительницу беркута амэнцы, с толку их будет сбить чрезвычайно сложно — вряд ли поможет даже отвод и старательно заметённые за собою следы.

Тем не менее, я всё равно произнесла все необходимые заклятия, когда покинула давший нам со Ставгаром приют на ночь овин — хоть и ненадолго, но это должно было замедлить преследователей, а любая их заминка была мне на руку. Вот только перед тем, как окончательно уподобиться уходящей от своры собак лисе, мне следовало уговорить Бжестрова возвратиться в Крейг одному.

На этот непростой разговор я решилась часа через три, когда остановилась на короткий отдых в небольшой, укрытой в распадке рощице. За морозом неожиданно пришла оттепель — солнце, выйдя из-за туч, светило не по-зимнему ярко, но я, глядя на синее, безоблачное небо, чувствовала лишь резь в глазах. Спешившись же, и вовсе неловко поскользнулась, и наверняка бы упала, если б не успела ухватиться за луку седла. Беркут наградил меня встревоженным взглядом, но я ничего не сказала до тех пор, пока не добралась до поваленного дерева. Собираясь с силами для нелёгкого разговора, старательно очистила кору от снега и, с особым тщанием расправив плащ, устроилась на отдых.