Мечты и реальности

Остаток дня прошёл как на иголках. Как ни странно, Гордин не делал никаких попыток со мной заговорить. И на второй день тоже.

Я понапрасну терялась в догадках и нервничала всё больше.

В конце дня мы мимоходом встретились в коридоре. Я шла "под конвоем" Шурика и Димки Морозова с пятого курса, Гордин с каменной улыбкой шествовал в окружении маленького женского "стада". Равнодушно скользнул по мне взглядом и прошёл мимо. Но я успела заметить, как на его скулах заходили желваки, и убедилась, что он не собирается оставлять всё как есть.

Видимо, это была его тактика — запугать, довести до нервного срыва, а потом... Что потом?!

Я кое-как отделалась от своих кавалеров и с отчаянной решимостью завернула на свою кафедру. Сейчас там уже почти никого не было, и я без помех порылась в "хозстоле" в поисках больших ножниц по металлу. Я помнила, они должны быть где-то там...

С бешено колотящимся сердцем я подцепила ножницами свой браслет и надавила что было сил. Тело тут же пронзила такая боль, что потемнело в глазах. Я выронила ножницы, села прямо на пол и расплакалась. На червонном золоте браслета не осталось даже царапинки...

За спиной гулко хлопнула дверь. Я не могла заставить себя оглянуться, потому что и так знала, кого увижу. Сердце обречённо бухнулось в пятки, но я всё же нашла в себе силы подняться.

Три тяжёлых шага — и он остановился у меня за спиной. В висках мучительно пульсировала тишина...

И тут Гордин схватил меня за плечи и прижал к себе — так сильно и грубо, словно хотел сломать о своё железное тело.

— Как... ты... могла...

Я до крови закусила губу. Что я могу ему сказать? Поймёт ли он — сейчас, в таком состоянии, если не понял тогда?!

Он медленно развернул меня к себе, заставил поднять голову и смотреть себе в глаза.

— Ты готова отрезать себе руку, но избавиться от моего браслета. Неужели ты настолько меня ненавидишь? Неужели ты всё это время только притворялась?

Он говорил глухо, словно каждое слово давалось ему с трудом.

— Нет, — наконец, смогла прошептать я. — Это не так... Гордин, пожалуйста, не мучай меня...

— Я мучаю?! — в бешенстве рявкнул он. — Я?! Это я сбежал от тебя, я предал?! Это я убил... убил своего ребёнка?!

Мне показалось, что он сейчас меня ударит, но тут его голос сломался. Руки, державшие меня, бессильно разжались.

— Я... не хотела, правда. Откуда я могла знать, что перемещение подействует... так. Я никогда не пошла бы на это специально.

По его глазам было понятно, что он мне не верит.

Мне вдруг до боли захотелось, чтобы эти колючие, измученные глаза потеплели и снова, как раньше, посмотрели на меня со страстью или нежностью. Но только не равнодушно... Я с новой силой почувствовала, как безумно, дико по нему соскучилась!

Я поняла, что сейчас окончательно расклеюсь, начну оправдываться, просить прощения, зареву, и мой жалкий вид окончательно его оттолкнёт. И неожиданно для себя тоже завелась.

— Да, конечно, ты прав, прав, как всегда! Только ты имеешь право на ошибку, другим такого не позволено! Тебе всегда было плевать на мои чувства, Гордин. Ты не давал себе труда поговорить со мной, узнать, что у меня на душе, как мне бывает трудно... В этом весь ты — заботишься только о себе, своих желаниях, своём самолюбии... Ты так и не смог измениться и, наверное, уже не сможешь. И я рада, что улетела из твоей клетки. Я хочу быть свободна!

Он вздрогнул, как от пощёчины.

— Хочешь? Хорошо. Скоро ты будешь свободна, это я тебе обещаю!

Гордин развернулся и вышел, хлопнув дверью, а я снова сползла на пол и тихо заплакала.

Теперь точно всё.

В течение недели ничего не происходило.

Я видела Гордина только на лекциях; он демонстративно не обращал на меня никакого внимания, к вящей радости Кристины и других девчонок. Несколько раз по ночам я просыпалась от нестерпимой боли в руке, кожа под браслетом покраснела, как от ожога, но сам он оставался на месте. Значит, Гордин может здесь колдовать и пытается сломать нашу магическую связь. Только пока у него ничего не выходит...

Наблюдательная мама поймала меня на том, что я практически перестала есть, Маринка — что я хожу как в воду опущенная, периодически натыкаюсь на двери и людей и отвечаю невпопад. А Шурик (надо же!) прозорливо заметил, что я похожа на человека, переживающего несчастную любовь. Наверное, это и впрямь выглядело так, но подробностей от меня никто не дождался.

Я многое передумала за эту мучительную неделю. Противоположные желания буквально рвали меня на части: малодушно оставить всё как есть, жить каждому своей жизнью... или у всех на глазах повиснуть на шее у любимого мужчины. Но он тогда точно оттолкнёт меня... И будет прав.

Гордин, Гордин... Ну зачем ты появился на мою голову! Пусть я тогда была виновата, но дело сделано, я теперь живу здесь. Было бы легче, если бы всё произошедшее по-прежнему казалось мне сном и постепенно (ну хорошо, очень-очень постепенно!) забылось. А что сейчас?! Я опять наговорила ему какой-то чуши, обвинила в своих собственных ошибках... Если бы Гордин просто подошёл, обнял и сказал, что он наконец-то нашёл меня и немедленно забирает обратно в свой мир — кажется, я согласилась бы не раздумывая. Если бы мы могли сразу спокойно поговорить, то сейчас всё было бы по-другому... Он бы рассказал, как смог "пробить" невидимые границы, с какими силами договорился — ведь у меня самой это не получилось. И как его "угораздило" сразу же записаться в преподаватели, так легко сориентироваться в незнакомом городе, да ещё навостриться лекции читать — "по-настоящему". Да, всё-таки мой муж — настоящий колдун! Так, поправочка: бывший муж. Пока ещё связанный со мной неразрывными узами магических "наручников", но душевно (да и физически) далёкий и холодный, "как айсберг в океане". Грустные дела... Нет, невыносимо-паршиво-хуже-некуда дела!!

Ко всему прочему, мне ужасно неприятно было видеть, как возле Гора неизменно крутится целый рой из студенток, аспиранток и молодых (и не очень) преподавательниц. Я часто натыкалась на него в коридорах факультета, в деканате и даже в кафе — и вынуждена была наблюдать, как он непринуждённо с ними флиртует. Вроде бы не сказал ничего многозначительного, пошутил к месту, глянул своими чёрными глазищами — и очередная дама "поплыла". Кристина лезла из кожи вон, чтобы почаще попадать в поле его зрения: приходила на лекции в жутких мини и садилась за первую парту (это право она отвоевала, честно подравшись с "вице-примой" Ларисой), невинно хлопала глазами, задавала умные, как ей казалось, вопросы... И только я, зная Гордина лучше остальных, могла заметить, что он втихаря насмехается над вызывающей красоткой.

Я, наоборот, старалась в эти дни одеваться как можно приличнее, но даже в самом простом трикотажном платье до пят умудрялась, по мнению Маринки, выглядеть "супер секси". Переживания и плохой сон по-прежнему никак не отражались на моей внешности, и я, в свою очередь, могла бы посоревноваться с Гордином по количеству навязчивой свиты. Моя "бледно-воздушная краса" поневоле вызывала у парней рыцарские чувства, так что хоть от грубых и прямолинейных предложений "пойдём ко мне" я была избавлена. Но и в защите-опеке также не нуждалась и продолжала буквально прятаться от настойчивых кавалеров. Всё чаще после лекций оборачивалась птицей в каком-нибудь укромном уголке, только чтобы отвертеться от "проводить " и "подвезти". Особенно в последнее время активизировался Влад — сынок "какого-там" папаши, красавчик и ловелас. Меня от него и до этого тошнило, а сейчас — и подавно. Влад дошёл даже до того, что в один из выходных припёрся ко мне домой и явно старался понравиться родителям! После его ухода папочка долго ходил задумчивый, недоумевая, почему его так напряг этот в общем-то "милый мальчик". И почему наша киса вдруг решила нагадить ему в ботинок... Я не стала объяснять.

В понедельник меня отловил Шурик, утащил в уголок и стал пламенно расписывать, какой гад этот Сырейщиков (как будто я не знаю...), а папаша у него и того хуже — настоящий бандит! Я сказала, что и не думала с ним встречаться, и тут же получила встречное предложение. Собиралась вежливо послать, как всегда, но вдруг увидела Гордина с ректорской секретаршей. Её взяли на эту должность явно за красивые глаза (и не только глаза), но она, наплевав на благодетелей, буквально вешалась на шею моему Гору. Ну, не моему теперь... Так не средь бела дня, стерва! А он не делал никаких попыток её оттолкнуть...

Я так разозлилась, что повернулась к Шурику и потребовала немедленно себя поцеловать. Он обалдел и тут же послушался, пока не передумала. Но едва дотронулся до моих губ, как неожиданно охнул и схватился за... хм... причинное место.

— Ты чего?

— Да... это... как током ударило! Больно...

— Ты что, к розетке прислонился?

— Да какая тут розетка, блин... Э, погоди, не уходи! Твоё обещание ещё в силе?

— Ну, не знаю. Вдруг тебя опять током дёрнет.

— Не дёрнет.

— Ну, давай.

Шурик, на этот раз несколько нервно, наклонился к моему лицу... И тут сценарий повторился. Он задёргался, охая и ругаясь, а я поскорее смылась, тайком хихикая в кулачок. Ну и придурок этот Шурик! В штанах у него, что ли, эта розетка!

В туалете я, как назло, увидела Риточку, эту секретаршу, чтоб ей пусто было. Девушка находилась в лёгком неадеквате и судорожно пыталась привести в порядок причёску — слава Богу, не растрёпанную, а напоминавшую тот самый "взрыв на макаронной фабрике". Всегда тщательно налаченная, её чёрная шевелюра сейчас торчала неравномерными сосульками, а чёлка колом вздыбилась вверх, как будто бедная девушка только что увидела привидение.

— Ой, что это с вами? — с фальшивым сочувствием осведомилась я.

— Не знаю! — Риточка чуть не плакала. — Всё было нормально, шла по коридору, никого не трогала... Девушка, вы мне не поможете, у вас есть расчёска?

— К сожалению, нет. Вы попробуйте водой, а у меня сейчас лекция начнётся...

Я вышла, мстительно посмеиваясь. "Никого не трогала..." Только чужого мужа, хищница! Не знаю, что вдруг случилось, но так ей и надо!

Последняя пара была у Гора. Я отметила, что Кристина явно подготовилась к решительному штурму: оделась так вызывающе, что даже у наших тёртых мальчиков глаза полезли на лоб. После окончания лекции она подошла к преподавателю с какими-то вопросами, явно намереваясь задержать его, пока все не выйдут. Девчонки, видимо, тянули жребий, или Кристинка их вконец застращала — но все они дисциплинированно покинули зону будущего соблазнения. Я не смогла побороть болезненного любопытства и ускакала в уголок, обернулась и тихонько пристроилась на широком подоконнике. Аудиторию с улицы было прекрасно видно. Вот девушка, продолжая что-то говорить, придвинулась к жертве поближе, подставив под его взгляд глубоченное декольте, вот поощрительно улыбнулась, "случайно" коснулась бедром... Я огорчённо заёрзала, видя, что Гордин и не думает спасаться бегством. Ну, мазохистка, так и будешь на них любоваться?!

Кристина между тем привстала на цыпочки и цапнула его за шею. Гордин наклонился... И тут случилось неожиданное — Кристина взвизгнула и отпрянула, едва удержавшись на своих каблуках. Я так и не успела понять, что случилось, и почему её волосы, подобно секретарским, вдруг взметнулись в разные стороны, да так там и застыли. Девица подхватила сумку и стремительно ретировалась. А Гордин... Он неторопливо обернулся и посмотрел через стекло прямо на меня. Я попятилась и чуть не кувыркнулась с подоконника, а он продолжал смотреть... и смеяться.

...Мне опять снился тот же сон. Одинокая птица над безмолвным зимним лесом; слепящее холодное солнце — а на его фоне мечется, бьётся зловещий чёрный силуэт, и зовёт, зовёт меня хриплым вороньим голосом. Я вскидываю руки, страстно желая оказаться рядом — я ведь тоже умею превращаться в птицу. Умею... но только не сейчас. Я в отчаяньи наблюдаю, как встрёпанные чёрные крылья несутся прочь... И вдруг — две короткие яркие вспышки пронзают белёсое небо, птицу словно подбрасывает в воздухе... И она, кружась, начинает падать. Всё быстрее, быстрее... Мне не успеть, поздно! Мёртвую тишину прорезает мой оглушительный крик... И я просыпаюсь.

Лицо залито слезами, руки трясутся от пережитого ужаса. Я с трудом встаю и иду умываться, потом набрасываю поверх сорочки халат и сажусь в компьютерное кресло.

Полчетвертого ночи. Мне вставать к первой паре, но спать категорически расхотелось. Я кладу голову на подтянутые к груди колени и бездумно смотрю на тёмную улицу. В соседнем доме горят всего два окна, где-то вдалеке изредка шуршат по проспекту машины...

И вдруг среди этой тишины раздаётся явственное близкое хлопанье крыльев. Я замираю, а сердце, наоборот, начинает стучать как бешеное — потому что за стеклом возникает до боли знакомая чёрная птица. Гибрид ворона и чайки, скрипя когтями, устраивается на подоконнике, клювом осторожно отодвигает приоткрытое окно и тихо-тихо просачивается в комнату. Плавный прыжок — и на пол беззвучно приземляется высокий мужчина в джинсах и тёмной рубашке. Босые ноги, длинные чёрные волосы небрежно собраны в хвост. Выждав пару секунд, он делает несколько шагов к кровати — бесшумных и уверенных, словно он здесь не впервые — и вдруг замечает, что она пуста. Останавливается в нерешительности, потом резко оборачивается.

— Привет, Гордин.

Мне сложно разглядеть в темноте его лицо, но, кажется, он порядком смущён.

— Ээ... привет.

— Можно спросить, что ты здесь делаешь?

— Да вот, пролетал мимо...

— В который раз?

— Прости, — сдаётся он. — Я не хотел тебя пугать.

— Зачем ты пришёл?

Гордин хотел было что-то ответить, но осёкся, махнул рукой и сел на пол недалеко от меня, прислонившись спиной к книжному шкафу.

— Нам надо поговорить.

— Хорошо.

— Тебе сейчас придётся выслушать одно уникальное признание, — криво усмехнулся он. — Выдающийся колдун Моран окончательно понял, что не знает, что ему делать.

— В смысле?

— Лера, они не снимаются. Я перепробовал все доступные мне способы и даже пару сильно рискованных — но то, что заключено в этих чёртовых браслетах, сильнее меня. Это полностью моя вина — я не изучил до конца их свойства, самоуверенно думая, что нам с тобой не захочется избавляться от них.

— И что же теперь делать? Я так поняла, с ними нам никакой личной жизни не светит?

— Что, твоих тоже током бьёт? Вот умора! — снова скривился Гор. — Возможно, я бы смог разгадать их сущность, но только не здесь. В замке у меня есть старинные книги, Драхмар, в конце концов. Мы могли бы попытаться...

— Так в чём же дело? Возвращайся и изучай хоть до посинения, ты же тоже этого хочешь.

Колдун покачал головой и как-то странно улыбнулся.

— Неважно, чего я хочу. Важно то, что это просто невозможно. Лера, я не могу вернуться обратно.

— Как?! — не поверила я. — Ты же нашёл способ проникнуть в мой мир, значит, и вернёшься без труда!

— Думаешь, я не пробовал? Когда понял, что стал для тебя только неприятным воспоминанием... Я попал сюда скорее случайно, а не от переизбытка собственного могущества. Какая-то непонятная сила затянула меня... Так что, видимо, я навсегда останусь в твоём мире.