Король северного ветра

— Значит, — усмехнулась королева, не убирая клинка, — ты, как и всякий мужчина, мечтаешь затащить в постель женщину, о которой годами грезил?

Артур улыбаться перестал. Посмотрел на Кэмерон так серьезно, как только мог.

— Разумеется, ваше величество. Я хочу оказаться с вами в одной постели, и ничего постыдного в этом не вижу. Потому и могу признаться в этом совершенно прямо. Вы вправе отказать мне, если не хотите меня сами, но не обвиняйте меня в нечестной игре. Я бы в самом деле угостил вас вином, но лишь из любезности, а потом сообщил бы свои намерения так откровенно, как только это возможно. Вы нравитесь мне. И вы красивы. И я уважаю вас. Я желаю быть с вами вместе, как мужчина бывает един с женщиной. Если вы против этого — я извинюсь перед вами, мы выйдем отсюда и забудем этот разговор.

— Не нужно никуда идти, — сказала Кэмерон неожиданно мягко. — Ты, пожалуй, не так уж и плох. Особенно когда забываешь, что должен казаться плохим.

Кэмерон разрезала кинжалом, оказавшимся на редкость хорошо заточенным, все застежки носимого Артуром камзола — от самой нижней до самой верхней. Сбросила этот камзол с его плеч. Развернула юношу, усадила его в стоящее посреди комнаты кресло, помогла избавиться от перевязи с мечом. Все это она проделала молча, не произнеся ни единого слова. Артур тоже молчал, изучая ее сосредоточенное лицо — напряженное настолько, будто леди Грейдан и сейчас собиралась идти в бой. "Интересно, — мелькнула у Артура в голове непрошенная мысль, — были ли у нее мужчины после смерти мужа, хотя бы один?"

Кэмерон отстранилась, аккуратно положила кинжал на край письменного стола. Потянулась к завязкам своего платья, развязала их. Одежда упала к ее ногам, и королева Эринланда осталась совершенно обнаженной. Исподнего она, как выяснилось, не носила. Свет заходящего солнца, бьющий из стрельчатых окон, играл на высокой груди, тонкой талии, крепких бедрах, сильных ногах бывалой наездницы. Затаив дыхание, Артур изучал взглядом напрягшиеся соски и темный треугольник волос внизу живота. У него и раньше бывали женщины, в Стеренхорде и в Тимлейне, но почему-то сейчас герцог Айтверн и вправду ощутил себя неопытным мальчишкой. Он сидел в кресле и неотрывно смотрел на женщину, о которой в самом деле мечтал, еще будучи не начавшим брить усы оруженосцем в замке герцога Тарвела.

Избавившись от сапог, леди Кэмерон подошла к юноше, стянула с него рубашку, затем развязала, спустила и сбросила на пол бриджи. Юноша остался в одних сапогах, украшенных серебряными шпорами.

Она не целовала его. Не произносила по-прежнему никаких слов, и тем более больше не пыталась шутить. Было во всем происходящем нечто странное, будто они оба словно во сне исполняли заученные движения какого-то древнего мистического ритуала. Кэмерон склонилась над Артуром, густые черные волосы упали ему на лицо. Юноша подался вперед, едва не вываливаясь из кресла, чувствуя, как напряглась и распрямилась его мужская плоть. Мгновением позже на этой плоти сомкнулись сильные пальцы Кэмерон. Артур коснулся языком ее правого соска, обхватил губами, с силой сжал. Кэмерон издала едва слышный выдох, левой рукой с силой схватила затылок Артура, прижимая его голову теснее к своей груди. Пальцы ее правой руки оказались умелыми и быстрыми, действовали ловко, знали свое дело. Айтверн насилу подавил стон.

Кэмерон приподняла бедра, села на Артура верхом. Он откинулся на спинку кресла, позволил королеве крепко себя обнять, прильнуть к себе разгоряченным обнаженным телом. Почувствовал, как сам входит в ее горячее лоно.

Кэмерон двигалась на нем уверенными резкими движениями. Порой ускоряла темп — и тогда Артуру было очень сложно сдержаться, чтоб не излить в нее семя. Порой, наоборот, замедлялась, позволяя перевести дух. Артур покрывал ее грудь поцелуями.

Ее руки лежали на его плечах. Иногда Кэмерон прижималась к нему очень тесно, обнимая со всей силы и будто ненароком касаясь губами лба. Иногда напротив отстранялась, запрокидывала голову, тяжело дыша. Артур гладил ее по покрытой потом спине, дотрагивался пальцами до плеч, ласкал соски.

В какой-то момент сильная судорога пронзила тело эринландской королевы, она вскрикнула, напрягая все мышцы, и вновь прижалась к нему, обмякнув. Тогда молодой Айтверн, потеряв уже всякий контроль над собой, ощутил, что жаркая пряная волна пронзает и его самого, подобная удару молнии. Ее напрягшееся лоно крепко держало, сжимая, его мужскую плоть, и Артур понял, что семенная жидкость исторгается сейчас из него.

Он выдохнул и тоже обмяк, в свою очередь обнимая Кэмерон и проводя руками по ее волосам. Какое-то время наследник Айтвернов и леди Грейдан просидели в оказавшемся таким удобным кресле, едва дыша и не шевелясь. Затем Кэмерон слегка приподнялась, почти ласково расчесала его свалявшиеся волосы.

— Спасибо, что не сказал никакой глупости, — проронила она тихо. — Это было мне важно.

Артур кивнул. Попытался найти губы Кэмерон своими — но та ловко отстранилась. Айтверн перевел взгляд на тот самый злополучный портрет, все это время наблюдавший за случившейся тут любовной сценой со стены — и внезапно похолодел. Так бывает, когда смотришь на нечто хорошо знакомое из непривычного доселе угла.

Картина изображала двух человек, застывших рядом друг с другом в кругу менгиров посреди осенней равнины. Один, светловолосый, в зеленом плаще, имел хорошо узнаваемые, веками наследуемые родовые черты Айтвернов. Лорд Эйдан, он это полотно и писал — его оригинал точнее. Второй мужчина... Черные волосы, худощавая поджарая фигура, облегающая серая одежда, тяжелый двуручный меч. Его брат и противник, обезумевшее чудовище, демон из древних легенд, вознамерившийся уничтожить человечество — то самое человечество, что одержав победу над ним, тремя веками позже едва не уничтожило себя само.

Эта сцена была хорошо знакома Артуру — он видел ее не наяву, но и не совсем во сне, в диковинном видении, что принесла юному Айтверну в деревне Эффин его зачарованная древняя кровь. Повелитель Бурь кричал и спорил, угрожал войной, обещал истребление роду людскому. Воздух дрожал от мощи доступной ему магии, и само пространство, казалось, рвалось на части при каждом его гневном слове.

— На тебе лица нет, — Кэмерон серьезно нахмурилась, провела пальцем по его губам. — Что стряслось? Я оказалась хуже, чем худшие из твоих прежних любовниц?

— Не в этом дело, моя госпожа. Посмотрите туда. Картина...

— Довольно скверная, на самом деле, если признаться. Твой предок был магом и воином, но художник из него вышел довольно посредственный. Что именно тебя так заинтересовало на ней?

— Взгляните сами. Повелитель Бурь... Он никого не напоминает вам? Кого-то, кого, возможно, вы повстречали совсем недавно? Здесь, в Тимлейнском замке. Будь волосы его не черны, а белы...

Кэмерон обернулась, не вставая с Артура, внимательным взглядом изучила портрет. Какое-то время недоуменно молчала, хмурила брови. А потом вдруг вскрикнула — и до боли, так, что едва не выступила кровь, сжала ногтями плечи юноши.

Лорд Шэграл Крадхейк из Дома Драконьих Владык, сводный брат Эйдана Айтверна, что отрекся от него и выступил войной против новорожденного Иберлена, один из величайших чародеев древности, был запечатлен на картине как живой. Черный дракон, ставший предводителем обрушившихся на Срединные Земли сидов, имел фамильную внешность дома Ретвальдов. Шэграл не напоминал, конечно, Брайана Ретвальда — тот держался всегда слишком любезно и мягко, и иное выражение глаз и изгиб губ скрадывали сходство. Не был он особенно похож и на прижизненные полотна Бердарета Ретвальда — первый из новых королей Тимлейна был слишком уж хрупок, слишком немощен телом, а Владыка Тьмы, несмотря на худобу, демонстрировал гордую стать отменного бойца. Но вот Гайвен... Если сделать поседевшие волосы снова черными, но оставить на месте то надменное, сосредоточенное выражение, которое нынешний владыка Иберлена носил на лице все последние месяцы... Родство становилось тогда пугающим — и оттого вдвойне несомненным.

Артур насилу вытолкнул непослушные слова из себя:

— Бердарет-Колдун соврал нам всем, и мы сотню лет питались его ложью. Он не пересекал Закатное море. Не учился ни в каком Медосе. Первый из Ретвальдов, уж не знаю с какой целью, пришел сюда из Волшебной Страны. Он прямой потомок этой твари. И... — говорить последние слова не хотелось совершенно, но Кэмерон глядела на юношу внимательно и серьезно, даже не пытаясь поднять его на смех, и потому он все-таки признался, — и мой родич. Это держалось в тайне, но Повелитель Бурь происходил из рода драконов. Приходился лорду Эйдану братом. Они поссорились и стали враждовать. Это значит, что Бердарет-Колдун и все его потомки — старшая линия нашего дома. Наследники Бледного Государя. Наследники его тьмы.

Солнце бьет с небес испепеляющим колодцем света. Ветер свистит в ушах, подобно реву тысячи озлобленных великанов. Земля при каждом шаге отрывается из-под ног. Если верить астрономам, наш мир с бешеной скоростью вращается вокруг своей оси, позволяя дню в положенный срок сменяться ночью. Если верить собственным обезумевшим чувствам, это вращение почти можно ощутить.

Каждое чужое слово — подобно крику. Каждое свое — бьет колоколом. Чувства обострились. Стали излишне резкими. Любая линия — будто проведенная черной краской по холсту. Сила бьет между пальцев. Ее не сдержать. Гайвену Ретвальду кажется, что он вот-вот свихнется.

Такое ощущение нарастало всю последнюю неделю, с тех пор, как начались видения — и сделалось наконец совершенно мучительным. Все его ощущения вдруг стали куда более сильными, чем может это вынести человеческий разум. Так уже случалось однажды, на Горелых Холмах — только продолжалось всего несколько минут. Сейчас тянется уже четвертый день. Хочется кричать, рвать со стен гобелены, размахивать шпагой — пока с ладоней не польется беспощадное пламя, уничтожая все на своем пути.

— Что со мной происходит? — не выдерживает, спрашивает Гайвен вслух.

Тьма на мгновение окружает его, гасит нестерпимый свет, и становится немного проще. Голос тьмы мягок и исполнен сочувствия, прикосновение тьмы — слаще материнской ласки. Слова, произносимые тьмой, звучат в сознании столь ясно, будто собеседник находится совсем рядом.

"В тебе слишком много Силы. Она сжигает тебя. Ты и первый раз едва пережил. Потом ты попытался коснуться магии снова, призвал, не умея использовать — и теперь она ищет выход. Будь ты послабее, смог бы это сдержать, но ты слишком силен. Если не поставишь заслон — магия тебя уничтожит".

"Кто ты такой?" — с трудом Гайвен пытается разговаривать мысленно. Кое-как образы складываются в слова. Он не уверен, что ему ответят — но ответ все же приходит.

"Я твой родич. Прародитель того, что ты называешь домом Ретвальдов. Твой прапрадед, Бердарет, был мне сыном. Он ушел, чтоб искать власти на чужих землях".

"Ты из Медоса? Из Закатных королевств? Разве можно разговаривать через половину мира?"

Тьма, похоже, смеется. Намек на веселье проступает в ее клубящихся дымных изгибах.

"Не из Медоса... Если я начну рассказывать тебе историю нашего рода, мы и до вечера здесь просидим, а ты так и часа не выдержишь. В другой раз мы поговорим по душам, и я надеюсь, без таких ухищрений. Сейчас мы разговариваем сквозь пространство. Мы называем это окном. Я почувствовал, когда ты пробудился, и принялся искать тебя. Кричал, звал как мог. Хорошо, ты начал откликаться раньше, прежде чем Сила тебя уничтожила".

"Ты обещал мне ответы".

"Ты получишь их совсем скоро. Сейчас постарайся не умереть. Я поставлю на тебя щит. Это убережет тебя от неконтролируемых потоков извне, поможет закрыться".

Тьма обволакивает его, окружает плотным одеялом, сжимает в своих объятьях. Затем внезапно пропадает, тает. Перед глазами проступают, обретая плотность, очертания королевского кабинета — и свет и звуки больше не сводят с ума. Наоборот, кажутся теперь слегка приглушенными, доносящимися будто издалека. Некая прозрачная пленка окружила Гайвена Ретвальда, защищая от сделавшегося невыносимым внешнего мира.

— Ваше величество, — Блейр Джайлс стоит в дверях, выглядит взволнованным. — Сейчас происходит нечто, требующее вашего срочного вмешательства.

Гайвен поднимает голову, с изрядным усилием концентрирует взгляд на молодом малерионском лейтенанте. Этот мальчишка помог Артуру совладать с Гледериком. Теперь и не скажешь, что он родом с фермы — носит кольчугу и гербовый драконий плащ, держится уверенно, как настоящий рыцарь. Стоит всего в паре шагов, и все же Гайвену кажется, что Джайлс находится где-то в нескольких милях от него самого.

— Что такого стряслось, лейтенант, что без меня никак не обойтись?

— Чужестранный король... Этот Эдвард Фэринтайн. Он привез с собой капитана по имени Кэбри, а этот капитан вызвал сэра Артура на бой. Не знаю, что за кошка между ними пробежала, но Артур согласился и пошел драться. — Блейр замялся. — По-моему, дуэль между ними была бы лишней.

Проклятье. Вот уж воистину — не к месту так не к месту.

Гайвен встал, понемногу привыкая к изменившемуся восприятию. Набросил черный, под стать защитившей его тьме, плащ. Натянул перчатки.

— Ценю вашу предусмотрительность, лейтенант. Проводите меня, остановим это безобразие.

Пока новоиспеченный малерионский офицер вел юного короля коридорами и переходами Тимлейнского замка, Гайвен Ретвальд испытал новый, ни с чем не сравнимый приступ безумия. На сей раз — видения. Непонятные, обрывочные картинки, похожие на осколки каких-то позабытых снов. Встают в памяти, о чем-то кричат и просят.

Армия, собравшаяся перед его взором на заснеженной равнине, и ветер рвет знамена с изображенными на них крепостными стенами и венчающей их пурпурной короной. Флаг Тарагонской империи, флаг побеждавшего сотню лет назад юга. Ветер играет этим флагом — и тот же самый промозглый ветер февраля развевает полы черного плаща.

Он стоит посреди поля. Смотрит. За его спиной — войско, что скоро станет покорно. Промеж пальцев собирается сила — и эту силу уже не остановить.

Гайвен... нет, Бердарет Ретвальд, запрокидывает голову, хохочет. Оборачивается к застывшим за его спиной лордам Айтверну и Тарвелу, Гальсу и Коллинсу, Блейсберри и молодому, угрюмому Элтону Эрдеру. Раздвигает губы в полубезумной усмешке:

— Вы желали увидеть мое могущество, господа? Сейчас оно сокрушит наших врагов!

Продолжая ухмыляться, тот, кто станет вскоре первым Королем-Колдуном, вновь обращается лицом к имперской армии, вознамерившейся сокрушить Иберлен. Делает шаг вперед. Ветер ревет погребальным гимном. Тарагонцы натягивают луки. Они еще не понимают, кто стоит перед ними — но скоро поймут. Бердарет Ретвальд — имя, что он взял себе сам, имя, перед которым скоро преклонятся народы — вскидывает руку, и поток испепеляющего огня рвется вперед, уплотняясь прямо в холодном воздухе, и обрушивается на передовые шеренги вражеского войска.