Но чем дальше, тем отчётливее я понимаю, как же это трудно!.. Особенно когда меня просто-напросто словно деревце вырвали из родной земли...
Я почувствовал, что мои руки самым натуральным образом задрожали.
Чёрт, перенервничал! Слишком уж велико оказалось влияние на мою психику факта погружения в родную среду. Тоска, щемящее чувство тоски... По навечно потерянному.
Я крепко, до боли сжал руки в кулаки. Резко захотелось закурить, выпить, высадить обойму в мишень или что-нибудь искромсать мечом...
Но я просто глубоко вздохнул, досчитал про себя до десяти и попытался успокоиться, подавив свои эмоции, ведь невдалеке уже виднелось то, что, по всей видимости, являлось штабом группировки.
Длинное двухэтажное здание, отделанное снаружи серым пластиком, у крыльца — три флагштока. На центральном — синий ооновский флаг с белой схематичной картой Земли, обрамлённой венком. Справа — японский флаг, слева — российский триколор с двуглавым орлом в центре. На входе в здание — почётный караул... Хотя, пожалуй, не такой уж и почётный — двое серьёзных парней в броне, касках и при автоматах.
Их мы миновали без особых проблем, а вот дальше мы нарвались на внутреннюю охрану, которая наверняка бы помурыжила нас, если бы не сопровождение в лице подполковника. А так, мы довольно быстро миновали их и направились к генералу Кондратенко.
* * *
Обычный, совершенно ничем не примечательный кабинет — таких я в своей прошлой жизни навидался предостаточно. Длинный стол, за которым наверняка проводятся совещания, громоздкая коробка монитора, пустые застеклённые шкафы вдоль стен, которые, правда, смотрелись несколько чужеродно — было видно, что они нынешнему хозяину кабинету не особо-то и нужны... В уголке виднелся виднелся российский флаг, опять почему-то с гербом посередине, хотя таким был только личный штандарт Президента РФ... Кстати, на стене обнаружился и портрет главы государства — непременный артефакт любого законопослушного госслужащего...
Генерал-майор Кондратенко встретил нас прямо у входа.
— Здравствуйте, господа. Пожалуйста, проходите, присаживайтесь, — гостеприимно махнул он рукой.
Оп!.. Так ведь это же тот самый генерал, что навещал меня в госпитале!..
— Добрый день, господин генерал-майор, — козырнула Кацураги. Я тоже отдал честь русскому генералу, а спустя некоторое время нашему примеру последовала и Аянами, хотя для неё этот жест явно был в новинку.
По-английски русский говорил очень чисто, почти без акцента, в отличие от нас с командиром. У Кацураги был мягкий восточный выговор, а у меня наоборот — излишняя резкость и чеканность, больше подходящая немецкому языку.
Генерал быстро скользнул взглядом по нашей группе. На мне взгляд Кондратенко задержался подольше, хотя я, признаться, ожидал, что его больше заинтересует Рей. Я-то ещё ладно — меня он уже видел, а вот Первая у нас личность очень и очень выделяющаяся из толпы, но нет же... Кстати, серьёзный такой взгляд, тяжёлый — нельзя сказать, что злой или подавляющий... Да и скорее даже не тяжёлый, а пристальный, цепкий или внимательный — сильный, в общем. Одно слово — спецура.
Ладно, прошли, присели.
— Рад приветствовать на нашей базе столь высоких гостей, как вы, — дипломатично произнёс генерал. — Как представитель командования ограниченным контингентом российских войск в Японии выражаю твёрдую уверенность в том, что в будущем наше сотрудничество будет только развиваться и укрепляться.
— Благодарю, господин генерал, — светски улыбнулась девушка. — Как представитель НЕРВ, я также считаю, что наше сотрудничество сможет принести немало пользы и вашей стране, и нашему институту.
— Также я ещё раз хотел бы поблагодарить вас, лейтенант Икари, за оказанную в бою помощь, — обратился ко мне генерал. — Хочу сообщить, что за проявленную храбрость, вы представлены к государственной награде Российской Федерации.
"Что? Опять?!"
Так, нужно срочно что-то сломать или потерять, а то ведь обязательно на смену такой большой светлой полосе придёт не менее широкая тёмная...
— Сражаться вместе с вами было для меня большой честью. Сружу трудовому народу! — выпрямился я.
Ой-йо-ой! Всё-таки не сдержался! Ведь косячу же, косячу! Причём ведь тааак косячу...
Генерал скупо улыбнулся.
— Знание наших традиций делает вам честь, лейтенант Икари. Интересуетесь историей нашей страны?
— Так точно! — бодро отрапортовал я. — Мне очень интересна военная история! Особенно России и Германии — мне очень нравятся эти страны!
Эх, всё-таки хорошо, что в школе нас здорово гоняли по английскому языку, да и в институте про деловые переговоры на иностранном языке никто не забывал. Хоть нам и преподавали английский с экономическим уклоном — базовые-то фразы везде одинаковые. Главное, что я почти всё из сказанного генералом понимал, а что не понимал, то уже легко додумывал по смыслу. Неспособность задвигать на языке вероятного противника длинные и связные речи, была уже несущественна — несколько выражений из допросника помню и ладно... Мне, если что, вполне хватит, помимо набора стандартных фраз.
— Весьма похвально, лейтенант, весьма похвально... Знание истории порой здорово помогает... Я так понимаю, эта юная леди — тоже Пилот? — поинтересовался Кондратенко, с лёгким любопытством разглядывая Рей.
— Именно так, — подтвердила Кацураги. — Младший лейтенант Аянами, пока что числится в активном резерве. Также участвует в проекте Е.
— Да, институт кадетства — это очень правильное решение... — медленно кивнул генерал, рассеяно разглядывая нас с Первой. — Нельзя вручать столь мощное оружие, как Евангелион случайным людям...
— Мы пришли к такому же выводу, — улыбнувшись, соврала Мисато. — Эксперимент НЕРВа признан удачным, подтверждением чего служат результаты уже двух столкновений с Ангелами.
Ну, не будет же она говорить, что я веду себя как воспитанник военного училища не из-за стараний Конторы, а, так сказать, по личной инициативе. Увидал бы генерал не меня, а Синдзи-из-сериала — долго бы плевался и ругался на безумных японцев, доверяющих самое мощное на планете оружие депрессивным и психологически неустойчивым подросткам... И про случайных людей Кондратенко очень хорошо сказал, жаль только, что у Конторы просто не было другого выхода...
— Ну что ж... — задумчиво побарабанил пальцами по столешнице Кондратенко. — Раз уж с вводной частью покончено, предлагаю перейти к обсуждению более приземлённых вопросов. Ну, думаю Пилотам вся эта административная рутина будет неинтересна — их мы пока отправим прогуляться...
Так. Если я всё правильно понимаю, то это нас таким тактичным образом выставляют за дверь. Нет, а что? Правильно, на фиг генералу лишние уши, причём явно несовершеннолетние. Тем более, что нам действительно будет скучно, если речь пойдёт о какой-нибудь ерунде с нашей точки зрения...
— Экскурсия по базе? — понимающе кивнула Кацураги.
— Что-то вроде того, — ответил русский. — Экипажи участвовавших в бою вертолётов высказали желание встретиться с лейтенантом Икари в более неформальной обстановке.
— Майор Кацураги, разрешите идти? — я резко поднялся, моему примеру последовала и Рей.
Мисато бросила быстрый взгляд на генерала, поймала его лёгкий кивок и милостиво позволила:
— Идите, лейтенант, вы свободны.
— Подполковник Бероев проводит вас, — добавил Кондратенко.
— Понятно, спасибо за информацию, товарищ генерал-майор. До свидания. Рей, идём.
Аянами молча последовала за мной.
Я вместе с Рей вышел кабинета и аккуратно прикрыл дверь, хотя у меня вообще-то имелся большой соблазн послушать, о чём же говорят столь высокопоставленные офицеры. До меня даже долетел обрывок фразы Кондратенко:
— Итак, вернёмся к вопросу о поставках оборудования...
Увы, но торчать под дверью мне было категорически нельзя, ибо поблизости имелся секретарь-адъютант генерала и ожидающий нас русский офицер.
— Товарищ подполковник, — обратился я к нему. — Товарищ генерал проинформировал меня о том, что я должен встретиться с экипажами вертолётов. Вы можете меня проводить?
— Да, конечно, лейтенант, — кивнул русский. — Прошу следовать за мной.
Несмотря на вполне дружелюбное выражение лица, подполковник был явно не в восторге, что ему приходится выполнять обязанности экскурсовода для пары переигравших в войнушку детей. Говорить, точно заведённый "следуйте за мной", "прошу сюда" — ему явно не доставляло большого удовольствия, но простым сопровождающим в нашем случае обойтись было явно нельзя. Слишком уж мы важные шишки, типа, как бы не сочли за оскорбление, если бы к нам приставили кого-то низкого по званию... Нет, мне на это вообще-то было глубоко плевать, но мы же в Японии, а тут все эти церемонии должны быть явно в цене...
Так что не подаём вида и следуем за не слишком довольным русским — нас ждут великие дела... То есть, встреча в неофициальной обстановке. Интересно, а Артём там будет? По идее должен — тут ведь, похоже, о нашем визите каждая служебная собака знает, не то что старлеи, которые запросто мотаются на секретные нервовские базы...
Глава 4. I am (not) alien? (прим. (англ.) Я (не) чужой)
Вобщем, вполне ожидаемо подполковник не стал нас лично провожать до места назначения, а перепоручил сию честь одному из своих сопровождающих и ушёл куда-то по своим подполковничьим делам.
Молодой боец проводил меня с Рей до одной из казарм, довёл до какого-то помещения, громко поименованного "актовым залом", после чего оставил нас. Сказал, что идёт искать тех, кто должен встретиться со мной и Рей, а мы пока что должны подождать...
Ну, сидим, ждём.
Как оказалось, за дверью с красивой табличкой "актовый зал" скрывалось помещение более чем скромных для таких претензий размеров. Комната, не больше школьного класса, уставленная дешёвыми пластиковыми столами и низкими стульями. На стене висит экран для проектора, повсюду развешаны плакаты на тему обращения с оружием, изображениями военной техники разных стран — похоже, что актовый зал использовался скорее как аналог комнаты отдыха. Хотя, вряд ли тут помещалось больше взвода солдат, но это уже не суть важно...
— Нда... — протянул я, окидывая печальным взглядом всё это великолепие. — Негусто...
Хотя, чего я собственно ждал? Плазменных мониторов и мягкой мебели, что ли? Ага, щазз... Не было такого никогда и не будет — мы, русские, хорошо не живём и оттого не боимся падать и подниматься...
Рей скромно притулилась на стуле у самого входа, уставившись куда-то в окно. Ожидание затягивалось, а в такой обстановке, без уже ставшего привычным плеера, я быстро начинал скучать — тут и десять минут начинают казаться вечностью... В общем, устав от просиживания на своей пятой точке, я начал бесцельно слоняться по комнате, пялясь на всё подряд, хотя разглядывать, в принципе, было особенно и нечего — плакаты с порядком сборки-разборки пистолетов и автоматов, техника натягивания противогаза и оказания первой помощи... Ничего нового, ничего интересного...
Хм. А вот это уже занятнее...
В углу обнаружились старый аккордеон и гитара, с уже изрядно обшарпанным лаковым покрытием. Добыча!..
Недолго думая, я, воровато оглядевшись по сторонам, скомуниздил струнный музыкальный инструмент и пошёл с ним к Рей. Уселся прямо на стол и начал рассматривать гитару.
Старая, потёртая и поцарапанная. Лак местами потрескался, да и в самом дереве есть трещины. Струны серебристые, новенькие... Ну-ка, попробуем, их на жёсткость... Ага, в принципе, нормально... Эх, жалко только, что я за все годы учёбы в универе и житья вместе с неплохим гитаристом в одной комнате, так и не удосужился выучить немногим больше, чем три аккорда...
Стоп. А ведь на виолончели-то я тоже играть не умею! То есть не умел раньше.
А, ну-ка попробуем пустить в дело Младшего!..
Кстати, в последнее время ловлю себя на мысли, что уже не так чётко различаю его и своё сознание — раньше всё было проще. Лишние эмоции и беспокойство — он. Пофигизм и спокойствие — я, но теперь всё изменилось... Младший стал более уверенным, а я, кажется, чуточку более нервным, и теперь уже трудновато становилось различать, где его ощущения, а где мои. По-настоящему я начинал чувствовать Младшего отдельной от себя частью, только когда приходилось пускать в ход что-то из арсенала жизни Синдзи до приезда в "Тройку".
Пальцы независимо от моей воли пробежались по струнам.
Надо же, даже почти и не расстроена — только нижние струны нужно чуток подкрутить...
Я покрутил колодки на грифе — не велика премудрость, даже в той жизни умел это делать. Нет голоса, не умею играть, зато вроде бы есть неплохой слух...
— Рей, а ты на чём-нибудь играешь? — спросил я Первую, хотя и прекрасно знал ответ.
— Да, на скрипке.
— И как, хорошо получается?
Я с интересом наблюдал, как пальцы левой руки перебегают по грифу, ставя разные аккорды. Так, это вроде бы АМ, это ДМ, а этот я уже не знаю...
— Не знаю, — неловко пожала плечами Аянами. — Я всегда играю только для себя.
— Тебе это нравится?
— Да. Что-нибудь классическое.
— Классика — это круто. Обожаю Вивальди и его "Времена года", — сообщил я Первой. — И особенно — "Winter"...
На пробу ударил пальцами по струнам.
Хм, кажись, живём, хлопцы — играть я всё-таки хоть и неважно, но могу. "El Mariachi" или "Цыганочку" я, конечно, не выдам — силёнки не те, но что-нибудь простое можно и попробовать... Вон, кореш мой — Витька Сёмин умудрялся по десять раз на дню говорить "я ещё одну песню подобрал" и играть под одну и ту же музыку абсолютно разные тексты...
Ну, значит одному из правил попаданца я всё-таки смогу последовать... Если уж не вышло с изобретением промежуточного патрона и убийством Гудериана, то можно хотя бы перепеть песни Высоцкого...
Жаль только, что я не особо люблю и ни одной наизусть не помню — вот в чём проблема.
Хотя мало ли песен, что можно спеть на войне? Вот скажем...
Младший, пользуясь моей памятью, начал подбирать аккорды — вроде бы ничего сложного там не было... Так, так... Ага, в принципе, нормально... Ну-ка, давай проигрыш!..
Пальцы ударили по струнам. Я слегка прочистил горло и начал тихонько напевать:
Белый снег, серый лед
На растрескавшейся земле.
Одеялом лоскутным на ней
Город в дорожной петле.
А над городом плывут облака,
Закрывая небесный свет.
А над городом — желтый дым.
Городу две тысячи лет,
Прожитых под светом звезды
По имени Солнце...
Помню, что в первый раз целиком услышал "Звезду по имени Солнце" в каком-то фильме про Чеченскую войну, где её пели едущие в поезде солдаты. До этого я её как-то слышал отрывками, но особо не нравилась, а вот тогда чем-то зацепила...
Постепенно я даже перестал тихонько мурлыкать песню под нос и запел уже в голос, а голос у меня теперь был. Пусть и по-мальчишески звонкий и высокий, но зато хоть какой-то...
