Записки средневековой домохозяйки

И тут подал голос наш конвоир, до этого молчаливо стоящий столбом в стороне:

— А когда мы сможем продолжить путь?

— Думаю, через денька два-три. Миледи полегчает, и тогда без вреда для ее здоровья сможете смело ехать, — ответил доктор.

— А если с вредом для здоровья? — угрюмо уточнил гвардеец.

Доктор вскинул на него удивленные глаза поверх пенсне.

— Тогда я вам не гарантирую, что нервические припадки у миледи прекратятся. Боюсь, они даже усилятся.

Когда я увидела, как после этих слов вздрогнул здоровяк, то едва не издала торжествующий крик. У нас все получилось! Меган и Агна едва заметно кивнули друг другу. Глаза их светились затаенной радостью.

А доктор тем временем отдал рецепт конвоиру и, подхватив чемоданчик, который он, заходя, поставил на комод у двери, покинул комнату. Гвардеец еще раз окинул нас угрюмым взглядом и тоже вышел, закрыв за собой дверь.

Когда мы остались втроем, то все же шепотом издали ликующий вопль. У нас вышло обмануть охрану и выиграть время на закупку нужных вещей для ссылки в усадьбу.

На следующее утро я, Меган и миссис Порриман отправились на базар. Агну оставили вместо меня в зависимости от ситуации изображать больную или следить за больной.

А получилось так. В тот же день через пару часов наш конвоир притащил из аптеки бутылочку темного стекла. Меган прямо перед ним демонстративно намешала мне лекарство, а потом пошла поить. Я вяло побрыкалась со словами: 'Оставьте! Ах, оставьте!' — но потом вроде как выпила и быстренько заснула. Гвардейцы, не смея заходить в комнату к благородной леди, пронаблюдали от дверей и, довольные, ушли по своим делам. А мы, естественно, отправились по своим.

Первым делом мы прикупили женские мелочи. Я, наплевав на рекомендации герцога 'тратить исключительно на себя', приобрела два свертка бельевого полотна, сверток шерстяной материи на платья и верхнюю одежду, сверток фланели, сверток немаркого серого сатина, полсвертка плотного драпа. Зачем я все это делала? А потому что, когда я спросила спутниц, где тут магазин или лавка, чтобы я смогла купить удобную одежду, чтобы жить и работать в усадьбе — они удивленно посмотрели на меня и сказали, что мы, мол, все шьем сами, а знатным леди — модистки!..

Да чего говорить — в этом мире только-только изобрели швейную машинку, она была весьма большой, неудобной и стоила исключительно дорого! Пришлось покупать также неслабый набор игл в придачу и прочих необходимых мелочей для рукоделия. А тот набор бальных платьев, которым меня наградил его светлость... У меня даже слов для них не было! В общем пусть лежит себе в стороне, в коробках. Куда надевать в захолустье кружево и шелка, кринолин и утяжку в талии сантиметров на десять, я не представляла.

Потом мы пошли на рынок, где я придирчиво осмотрела все, что продается из овощей длительного хранения, особенно которые пригодны для посадки. Картофель в этом мире был, и я благополучно приобрела два мешка семенной картошки, ее мне пообещали принести в гостиницу. Я также прикупила полмешка мелкого лука, вроде семейного , он в отличие от обычного мог долго храниться не портясь. Ох, как Меган кривилась, когда я брала его, головки все мелкие, не больше перепелиного яичка, а вот миз Кейт наоборот, смотрела на все мои действа положительно.

Когда я узнала, сколько стоят деньги в этом мире и сколько дал мне герцог, то оценила его щедрость. Оказалось, на двадцать золотых марок вполне безбедно могла прожить семья лавочников средней руки или многодетная семья крестьян. И еще на следующий год осталось бы! Но я все равно решила экономить! Мало ли на что понадобятся деньги?! Да и на побег, экстренный или запланированный, неплохо бы отложить.

Еще я купила чеснок, горох, фасоль, бобов немного, еще кое-что по мелочи. И, наконец, я дотащила всех до сапожных рядов. Конечно, обувь там тачали на заказ, но я уговорила нескольких мастеров показать те заказы, которые так и не забрали, и подобрала себе по ноге удобные осенние и зимние ботинки. Правда, последние были на мальчика, но во-первых, под длинным подолом кто увидит, а во-вторых... Да они гораздо удобнее в носке в деревне, чем модельные на каблучке, которые запихали мне в дорогу. Также я подобрала сапоги для Меган, для миз Кейт и еще договорилась, что завтра подойду с Агной и мальчишками, чтобы и тем подобрали что-нибудь по ноге.

Как мы пробирались обратно, груженные пакетами и свертками, это отдельный рассказ. Нас едва не поймали наши конвоиры. Одному из них срочно приспичило на двор, но все обошлось. Первой шла глазастая Меган, она-то и успела дать нам команду 'Не высовываться'. А еще повезло, что все ткани мы сторговали в одной лавке и нам их за несколько дополнительных медных монет должны были доставить в гостиницу с черного хода где-то через час после заката.

Вечером, когда вся гостиница улеглась спать, в моей комнате собрался совет. На нем присутствовали все, кроме мальчишек Порриманов — те, наверное, уже смотрели десятый сон. Мне же необходимо было из первых рук узнать, как обстоят дела в имени, что меня ждет по приезду, какой прием? Ведь худо-бедно кто-то же за ним следил, да и деревня с жителями должна при нем иметься. Значит, надо узнать, как у деревенских дела обстояли... Вопросов было много: на какие-то из них мог ответить мистер Порриман как единственный из нас там побывавший, а какие-то предстояло решать вместе.

Обсуждали долго и много. Время перевалило уже за полночь, когда более или менее определились. Мы составили список вещей, которые дополнительно требовалось купить, и я выдала деньги мистеру Порриману. Во-первых, ему как мужчине вход во многие места был разрешен, тогда мне как женщине — заказан. А во-вторых, он в местных реалиях гораздо лучше разбирался, и мне лезть, переиначивая что-то на свой манер, было бы глупо. Пока я буду опираться на его опыт, а там, как говорится, посмотрим.

На следующий день в гостинице оставили недовольную Меган. Уж очень сильно девушке хотелось поучаствовать в 'приусадебных' покупках, но Агне требовалась нормальная обувь для деревни, а не тонкие туфельки для ходьбы по дому.

С утра я устроила показательное выступление из пары битых тарелок, вопля: 'Сил нет, люблю я его!' и стенания: 'Оставьте меня все, я грустить и плакать буду', меня как бы напоили опийной настойкой, а потом мы все дружно расползлись по городу, чтобы купить как можно больше из того, что нам требовалось по списку.

Итогом нашего двухдневного хождения стали биток набитые тюки и коробки, которые до этого были полупустыми, сани, наполовину заложенные необходимым, и наполненный доверху возок, на котором ехали мальчишки.

Гвардейцы же все то время, пока мы ходили по городу, предпочитали проводить время по трактирам, пропивая герцогские денежки, которые тот выдал на ночлег в гостиницах и трактирах поприличней.

Конечно, пару раз они проверяли меня, но им в первый день открывала Агна, во второй — Меган, показывали в щелку двери куклу, смастеренную из одеяла, чепца и ночнушки, шептали сдавленно 'Миледи спит' и так же тихо затворяли двери.

Поскольку два дня мы бегали по рынкам, как савраски без узды, и успели приобрести большую часть необходимого (то, что не купили, просто найти не смогли), то на третий день решили не оставаться.

Поутру, я, отоспавшаяся и довольная... Вернее, такая я была в душе, а внешне набеленная, с синевой под глазами (белила для лица и пепел из камина, умело наложенные перед зеркалом, создали нужный эффект немочи и бледности), спустилась, молча поела со всеми за столом. Гвардейцы, видя мою 'поправку', затягивать со сборами не стали, радостно загрузили всех по местам, и уже часам к десяти мы были в дороге.

Замедлившийся ход нагруженных саней удачно скрыла оттепель, наступившая, пока мы прочесывали рынки в Тосмуте. И теперь мы неуклонно приближались к месту ссылки — усадьбе Адольдаг.

Спустя неделю после выезда из столицы мы наконец-то добрались. Не скажу, что была нескончаемо рада окончанию пути, но неспешная езда на таком непривычном виде транспорта, как впряженная лошадь, да еще по морозцу вымотала. Устала я в основном от озноба, что начинал продирать уже через пару часов после посадки в сани. От него не спасали ни теплые пледы, в которые укутывались по пояс, ни наброшенные на плечи шали. Сырой воздух приближающейся весны не оставлял шансов надолго сохранить тепло.

Вдалеке показалась деревня. Однако на таком большом расстоянии невозможно было разглядеть, какова она: обширна ли, богата, а может, наоборот, маленькая да бедная. Видно было лишь темную полоску строений с вьющимися дымками топящихся очагов на серо-белом безмолвии подтаявшего снега.

Гвардейцы, никуда не сворачивая, мчали к усадьбе, что медленно наплывала на нас мрачными неопрятными пятнами запущенного сада и угрюмого скособочившегося дома. В первый раз за все время у меня промелькнула предательская мысль, что следовало оставаться в доме герцога и попытаться как-то смириться с жизнью с Кларенсом, но я тут же задавила ее в зародыше, не дав обрести полноту или получить хоть какой-нибудь отклик в душе. Закусив губу, чтобы не выдать предательской дрожи, я, не отводя глаз, смотрела на приближение к месту своей 'ссылки'.

Дом стоял на небольшом возвышении, и мне были прекрасно видны его окна, криво заколоченные досками в центральной части, местами просевшая крыша, отчего некогда высокий и гордый дом теперь выглядел плюгавым и каким-то пришибленным. Левый флигель покосился на одну сторону настолько, что глазом строителя я определила: если восстанавливать, начинать придется с фундамента. Похоже, грунт просел, а от этого или фундамент лопнул, или... Осмотр покажет. А вот правый флигель был еще ничего, и хотя большинство окон закрывали ставни, а то и попросту деревянные щиты, в нескольких все же посверкивали стекла в рамах со свинцовыми переплетами. Покосившийся дверной проем, явно прорубленный на месте еще одного окна, улыбался миру щербатой дверью.

Едва наши конвоиры первыми подкатили к флигелю, тут же из двери, открыв ее со скрипом, показался замшелый старичок. Приложив ладонь ко лбу козырьком и опираясь на сучковатую палку, он с большим удивлением смотрел на наше прибытие.

Гвардейцы молча спрыгнули со своих скакунов и резво начали снимать упряжь с впряженных в сани лошадей, когда во флигеле заинтересовались, отчего старичок истуканом застыл в дверях, и выглянули посмотреть... бабушка с фигурой бочонком: грудь, талия и бедра — все одного размера, позади нее, приподнявшись на цыпочки, стояла молодая женщина с изможденным лицом, а сопливый мальчишка лет пяти с любопытством смотрел из-за ее подола.

Гвардейцы уже успели распрячь лошадей, прицепили за поводья их к своим коням и, взлетев в седла, умчались прочь. А мы, растерянные, так и остались сидеть в санях, брошенных на дороге прямо перед входом.

— День добрый, — несколько растерянно поприветствовала я взиравших на нас людей.

— Добрый, — не то согласился, не то поприветствовал меня старичок. Он, подслеповато щуря глаза, почти выцветшие от возраста, внимательно разглядывал меня. — А вы, простите, кто будете?

— Ваша хозяйка, миледи Кларенс Мейнмор, — выглядывая из-за моего плеча, представила меня Меган.

Повисла секундная пауза, а потом бабушка уронила глиняный кувшин, который держала в руках.

— Ох ти ж! — воскликнула она, когда молоко из кувшина забрызгало ее потертые овечьи чуни и белым пятном растеклось на пороге.

Не знаю, уж кому адресовалось ее 'Ох ти ж!', моему внезапному прибытию или разлитому молоку, но в нем отразилась вся гамма чувств, которые охватили нынешних жильцов усадьбы.

Пауза затягивалась, словно по Гоголю, когда в пьесе после фразы 'К нам едет ревизор' все актеры замирали. Мы не знали, как реагировать, а жильцы усадьбы все не могли оправиться от шока.

И тут Меган осторожно отодвинула меня в сторону и со словами прямо как из анекдота: 'Чего стоим?! Кого ждем?!' — начала выбираться из саней.

Это и разрушило хрупкий лед молчания.

Питер соскочил с передка и помог ей спуститься, потом замер, ожидая, когда вылезу я. Семейство Порриманов и Агна тоже стали активно выбираться наружу. Мальчишки так и вовсе быстрее всех соскочили со своего возка и уже нарезали вокруг пару кругов, стремясь рассмотреть все и сразу.

Местные жители тоже выпали из ступора: старичок заковылял ко мне, чтобы представиться. Бабушка нырнула внутрь, прихватив с собой мальчишку, а женщина пошла к нам. Возникла небольшая сутолока и путаница.

Но вот наконец, когда я оказалась на твердой земле, вернее, на снегу, и ко мне смог добраться дедушка, все более или менее определилось.

— Миледи, — дедушка даже не пытался поклониться — дальше было уже некуда, его и так пополам согнуло. — Я здешний смотритель усадьбы, Курмст Гивел. К вашим услугам, миледи.

Я ободряюще, можно даже сказать, покровительственно положила ладонь на его руку, которой он опирался на палку.

— Очень рада с вами познакомиться.

— Прошу в дом, — вежливо, как и полагается хорошему слуге, предложил он, услужливо пропуская меня вперед.

Но тут за спиной послышалось:

— Она к нам надолго?! — Голос был женским, тон — гневным, но при этом все произносилось шепотом, в расчете, что я не расслышу. — Или они как всегда? Приехали, посмотрели, как все разваливается, и умчались прочь веселиться и развлекаться?! А вдруг они решили все продать, а нас выкинуть на улицу?!

Мистер Гивел зашикал, пытаясь осадить женщину.

Но я все услышала и мгновенно догадалась, чего именно она опасается...

Стремясь не выдать, что меня задели ее слова, ведь я совсем не знала о том, что творится в усадьбе, однако уже приняла сказанное на свой счет, я спокойно развернулась и, стараясь говорить как можно ровнее, попыталась ответить на все вопросы сразу.

— Да. Вовсе нет. Пока я здесь, ее продавать никто не собирается.

Женщина опешила, сбившись с намеченной линии разговора, а я обратилась к мистеру Гивелу:

— Может, все-таки пройдем в дом? Я в дороге слегка озябла, и мне хотелось бы погреться у очага, — и вновь направилась к двери.

За спиной я услышала сдавленный шепот старика, который принялся выговаривать женщине.

— Дейдра, ты что, совсем спятила?! Это же маркиза Мейнмор! Наша хозяйка! А ты?..

— Да хоть сама королева Флоренс Пришедшая! — зашипела она в ответ. — Мало они горя нам принесли?!.

Я сделала вид, что не слышу их разговора. Неспешно пройдя пару десятков шагов, взошла по самодельному крыльцу, сколоченному из грубо отесанных досок, и уже взялась за ручку двери, как вновь обернулась назад, к спорящим старику и женщине.

Мне так не хотелось с первого дня наживать здесь врагов, и поэтому я с мягкой улыбкой спросила еще раз:

— Может, мы пройдем в дом?

— О миледи! — старик заторопился ко мне. — Вы еще спрашиваете! Безусловно! Это же ваш дом, ваша усадьба!

Он догнал меня на самом пороге и, открыв дверь, первой пропустил внутрь. Напоследок я бросила взгляд на женщину, которая, сжав губы и нахмурив брови, враждебно смотрела мне вслед.