Охота на Ромашку

В этот момент все покатилось с оглушительной скоростью, когда не понимаешь, где находишься и, что будет дальше. Только тело делает инстинктивные движения, стараясь сберечь себя. В такие моменты грешно думать о смерти, иначе улыбчивая с косой всенепременно явится.

Вожак сделал рывок, это движение все остальные волки оценили как руководство к действию. Вся волна хлынула на Витька. Перед его глазами периодически мелькали волчьи клыки, и со щелканьем кастаньет пасти захлопывались в нескольких сантиметрах от назначенной цели.

Витек рвал все, что находилось к нему ближе, чем на полшага. А таковых было много. Лапы скользили по мокрой от дождя и крови траве.

Потом была острая боль в незащищенной задней лапе. Кто-то все-таки умудрился добраться туда, и сомкнуть челюсти так, что захрустели кости Витька. Оборотень резко развернулся, и перегрыз нападавшему глотку. Дальше боли не было, он больше ее не чувствовал, хотя количество укусов не уменьшилось, а скорее даже наоборот. Это как в любой драке, после первого удара боль исчезает, и остается только пылающая ненависть.

Периодически Витек видел перед собой одноглазого, но тот поступал обдуманно, и не лез на амбразуру, он выбирал слабое место Витька, или просто выжидал, когда тот ослабнет, чтобы нанести решающий удар.

Раненая задняя лапа у Витька подкашивалась, но он продолжал держаться, хотя и чувствовал, что силы постепенно покидают его тело вместе с, текущей из нескольких разорванных мест, кровью.

Силы у вервольфа были уже на исходе. Очертания окружающих Витька волков плыли перед глазами кровавым маревом. Как вдруг из леса раздался громогласный рык, а потом и кроткое скуление. Рык приближался с невероятной скоростью. Рядом с Витьком упало безжизненное тело одного из волков, придавив собой другого. Прямо перед Витьком взмыл в небо, не успев ничего понять, еще один волк, и упав с высоты, больше не шевелился.

Прямо перед Витьком бушевало огромное чудовище, раскидывая в стороны волков, и проламывая им черепа огромными лапами.

Лапы у вервольфа подкосились, и он упал. Перед глазами стало темно.

"Элли..." — успел подумать Витек, уже не видя за кровавой пеленой громившего всех монстра.

В этот момент одноглазый волк и осмелился нанести решающий удар.

* * *

Мы вошли в комнату, которая когда-то наверняка была спальней; под заколоченным окном была огромная кровать, наверняка девичья, потому что подушки и покрывала, хоть и были покрыты густым слоем пыли, но казались опрятными и давным-давно были застелены. Слишком аккуратно для мужчины. В некоторых местах эти атрибуты постели уже прогнили, но время старательно замаскировало тление все тем, же слоем пыли. Рядом с кроватью стоял небольшой письменный столик, на котором поселились навечно горы бумаги, но что-либо прочитать на них уже не представлялось возможным. Среди обилия никому же не нужной макулатуры как-то уж очень одиноко стояла керосиновая лампа. Я взял ее, сдул пыль и поболтал. Внутри, что-то было. Как дитя современности я конечно не должен знать, как зажигать керосиновую лампу, но в детстве у нас в поселке часто выключали электричество по вечерам, а посему некоторые навыки в этом деле у меня все-таки имелись. Я взял у Мари свечу, и пламя в лампе занялось красивым чадящим пламенем. Когда я надел стеклянный колпак, оно успокоилось и стало еще более ярким, даже не смотря на пыль, налипшую на стекло.

А еще я подумал: "были ли в средневековье керосиновые лампы?... хотя тут не совсем средневековье". (Насколько я помню, все в том же времени платье выше щиколотки считалось почти что порно). А на Мари вообще-то надета "мимо-юбка", и она себя чувствует вполне нормально.

Кстати, на счет "нормально": она присела на пыльную кровать, что ни одна, нормально чувствующая себя девушка, себе не позволит. Это как же, измарать так тщательно выстиранную юбку?

Мари взялась за голову и тихо прошептала.

— Голова болит... Она как-то так резко разболелась.

— Извиняй, цитрамона у нас-с нет! Как-то не запас-слись. — Холодно заявил Серега. Что-то с ним явно произошло. Я прекрасно знал его вкусы, и Мари явно под них подходила, но почему-то он совершенно не испытывал к ней симпатии.

А Мари тем временем, совершенно не обращая на змея внимания продолжила говорить. Но теперь это было больше похоже на бред душевнобольного.

Может Серега подозревал, что она не совсем нормальная? Но тогда ей тем более нужно помочь.

— Холод и темнота... смерть... о нет... Их здесь так много... это настоящий ад...

Она раскачивалась, сидя на краешке кровати держась за голову. Я подошел к ней, переборов естественный страх перед сумасшедшими, и встал на колени, чтобы видеть ее лицо. Мне было так жалко ее. Она морщилась от боли.

— Все будет хорошо. — Тихо прошептал я.

— ... Их закрыли здесь и... пытали...

Я попытался протянуть к ней руку, чтобы погладить, но тут она глянула на меня полными безумного гнева глазами и сказал густым мужским басом. Я тут же отпрыгнул от нее — не сразу понял, что она не видит меня. Точнее говорит и смотрит не она вовсе!

— Я убью их! — Она указала в мою сторону, но это была не она. Я не могу объяснить этого. — Они сломали мне руки, сломали ноги. — Она повернула руку в сторону Сереги.

— Ес-с-сли ты не ус-с-спокоиш-ш-шься, я с-с-сам с-с-сломаю тебе руки и ноги... — Прошептал Серега, но так, чтобы услышал эти слова только он.

Тем временем мужской голос продолжал говорить из тела хрупкой девушки.

— Они пробили мне голову,... они все забрали у меня, они разрезали мое тело на куски...

Но тут она снова схватилась за голову, и душераздирающе закричала женским голосом, но он тоже не принадлежал Мари.

— О, Боже мой, мои глаза, мои уши... прекратите, не надо, помогите! На помощь!!! — Мари снова села на кровать и заговорила... на этот раз говорила Она. — Ужасно... Похоже это место было тюрьмой... Их запирали здесь... И убивали...

Осознав, что приступ прошел, я медленно подошел к ней. Она вся дрожала. Я погладил ее и успокаивающе произнес.

— Все хорошо, все уже закончилось.

Тут она снова вскочила на ноги и заорала на меня все тем же мужским басом. Я снова отпрыгнул. Теперь трясло и меня.

— Не трогай меня! Отвали! Иди к дьяволу! — Она снова закричала своим голосом. Ноги у нее подкосились, и она упала на колени. Потом свернулась в комочек и начала тихо плакать.

— Мари, Ангел, с тобой все нормально? — Обеспокоено прошептал я из-за угла.

— Я не Ангел! — Со злобой в голосе ответила она.

— Значит нормально. — Резюмировал Серега.

— Что значит, нормально? — Так же зло спросила Мари. — Тут люди умирали! И возможно еще умрут! А ты...

— А тебя это кас-саетс-ся? — Спросил Серега, сощурив глаза.

— Нет. — Коротко ответила девушка, встала и начала отряхиваться.

— Ну, вот и вс-се! С-спокойс-ствие, главное с-спокойс-ствие.

— Нам нужно спускаться вниз. — Сказала Мари так, как будто не нам. Как будто нас тут не было вовсе.

— Не понял? — Поднимаясь, сказал я.

— Что тут непонятного? — Она глянула на меня таким взглядом, что я поежился, вспомнив, как она говорила чужими голосами. Тогда у нее было примерно такое же выражение лица. — Духи, которые вселились в меня, были в подвалах. А значит, нам нужно спускаться вниз.

— Нам... или тебе? — Переспросил Серега.

— Мне. — Сказала Мари.

— Ладно — нам. — Завершил их диалог я, и грозно посмотрел на Серегу. — Но у нас нет даже веревки, чтобы спуститься туда.

— Ну, вот и реш-шено! Я не гребаный ямакас-си, и ломать ноги не с-собираюс-сь. Возвращ-щаемс-ся на волю, открываем двери и вс-се живут долго и с-счас-стливо! — Напоследок Серега изобразил подобие улыбки, от которой мне очень сильно захотелось двинуть его в челюсть.

— Можешь идти! — В моем голосе было злости на сто таких вот Серег. — А я иду с Мари.

Серега смотрел на меня расширенными от удивления глазами. Он не мог поверить, что трусливый, малохольный я, могу по собственному желанию отправиться к привидениям в подвал.

— Мари, ты знаешь где брать веревку?

— Нет... — Ответила она, на ее лице было то же удивление, что и на Серегином. Она-то наверняка считала, что я первым сбегу отсюда.

— Это тебе духи сказали, что нам нужно идти вниз? — Я пытался говорить как можно небрежнее, мол, мне совершенно не страшно, но на самом деле у меня тряслись все поджилки!

— Да.

— Думаю им можно попытаться поверить, по крайней мере, они единственные, кто помог нам в этом чертовом монастыре! Но повторяю, прыгать я туда не собираюсь, я не так часто бился в детстве головой! Хотя, если бы этих призраков заставляли прыгать оттуда, то есть туда, и они ломали себе шеи... ну какой порядочный призрак прыгнет солдатиком, конечно, все ныряли вниз головой... э-э-э... я отвлекся... я бы тоже посоветовал кому-нибудь...

— Дмитрий! — Взвизгнула от злости Мари.

— Что?

— Заткнись!

— Я ее поддерживаю! У тебя чщ-щего с-словес-сный...

— Ты тоже заткнись! — Оборвала на полуслове Серегу Мари.

— Молчу, иду искать. — Примиряюще сообщил я, и действительно пошел искать, а напоследок добавил. — Можно меня и просто "Митя" называть. "Дмитрий" — уж как-то слишком пафосно.

Недалеко от меня был шкаф, туда я и пошел. Пусть другие говорят, — "не ищите легких путей", но я человек двадцать первого века, а соответственно, вместо того, чтобы идти к телевизору, я нажму кнопочку на пульте. Поэтому я и пошел как можно ближе. И перед тем как распахнуть его, я повернулся к остальным, и вызывающе сказал.

— Спорим тут!

Я дернул дверцы на себя.

На меня глянул череп. К черепу прилагался еще и скелет в свадебном платье. Я оцепенел от ужаса, а он, то есть, все-таки она, как раз наоборот. Начала крениться в мою сторону. И наконец, упала. Я упал вместе с ней. Как "мило"! Я, конечно, понимаю, что в каждом старом доме должен быть свой скелет в шкафу, но не настолько же буквально!

Я уперся в ее плечи руками и попытался ее отстранить. Но когда увидел перед собой все тот же череп — пришел в себя и сделал то, что сделал бы каждый нормальный человек — заорал.

— Аааааааааааа!!! Черт!!! Черт!!! Черт!!! — Я оттолкнул ее в сторону, вскочил на ноги и, продолжая чертыхаться, начал отряхиваться. А вдруг она заразна и трупный яд уже просочился мне под кожу, если конечно такое возможно. — Она на меня напала!

— Она на тебя У-ПАЛА! — Исправила меня Мари, сделав акцент на букве "У".

— Да какая разница? — Серега бесстрастно перешагнул через труп и пошел к шкафу. Но в шкафу, кроме скелета больше ничего не оказалось. Змей закрыл шкаф, и посмотрев с высоты своего роста нет ли чего на нем, удивленно сказал.

— Митяй, ты конечщ-щно олух-х-х, но ты был прав...

Серега обошел шкаф с дугой стороны, засунул за него руку и, кряхтя, вытащил длинную доску.

— По ней мы вполне с-сможем перейти на ту с-сторону! А там за дверью может быть и с-спус-ск вниз! Идем, нам ведь вниз нужно? — Последнее он сказал с очень неприятным подтекстом, направленным в адрес Мари.

Все вышли за дверь. Серега от чего-то, гордый, Мари, как всегда гневная, а я взял лампу и напоследок оглянулся. Там все так же лежала мертвая невеста. На мгновение мне показалось, что она шевельнулась. Это наверняка была игра тени, приправленная больной фантазией, но я все равно поспешил закрыть дверь поплотнее.

Глава 15

— Ну и как это называется? — Причитал Ванька в гордом одиночестве, расхаживая из стороны в сторону. — Одни поперли в монастырь, и наверняка развлекаются там по полной программе, другие смылись, хрен его знает куда, и тоже, я уверен, развлекаются там. А я? Я — Бедный никому не нужный зверек. Эх!

Хомяк сел, и продолжил разговаривать с умным человеком, то есть с самим собой.

— Кстати, интересное растение — хрен. Он все знает, но молчит. К нему всегда идут, наверное, получить ответы на свои сокровенные вопросы, а он молчит. И тогда его перетирают, обливаясь слезами. Жалко ведь такое всезнающее растение. При этом он бьет в нос. Но, его продолжают тереть, а потом и вовсе есть, в надежде на то, что им передастся знание обо всех тайнах мироздания!

Хомяк огляделся, пытаясь понять, не подслушивают ли его. Но, никого не обнаружив, продолжил.

— А может и правда в ферментах хрена содержится память о многом, ну как в кристаллах воды. И если рассмотреть повнимательнее его ДНК. — Тут хомяк осекся и задумался, он был уверен, что думает в правильном направлении. — Ведь древние всегда были правы, ну например ацтеки. А чем славяне хуже ацтеков? Они даже лучше! Они все-таки из арийского рода! А арии, как известно...

На этих словах хомяк попытался вспомнить, что же ему известно об ариях, но ничего, кроме великой отечественной войны, в голову не лезло. Он почесал затылок и с надеждой посмотрел в ту сторону, куда ушел Витек, а следом за ним и Элли, но там кроме дождя никто не шел.

Хомяку стало очень грустно от того, что он остался совершенно один. Он всхлипнул, уткнулся в колени носом. И начал вспоминать, что было в нашей жизни, до того как мы попали в этот неприветливый мир.

Ему вспомнилось, как мы вырядились в самодельное подобие средневековых доспехов, и пошли зимой на замерзшее озеро изображать из себя великих воинов. На нас все пялились как на сумасшедших, и как я тогда умудрился сам себе ранить нос своим же мечом.

Потом он вспомнил, как мы часто, в такую же холодную погоду сидели у Сереги в квартире (той с которой все и началось) и играли в "мафию". Это такая карточная игра, знающие поймут, насколько это весело. Тем более, что мы играли под веселящий вермут.

Вспомнил он и то, как мы решили организовать свою мафиозную группировку, но это закончилось только тем, что напились, как истинные бандюки, и все.

Потом он вспоминал летние похождения на море. Вот там-то мы бесились и радовались своей простой жизни. А вечерами мы сидели у костра и пели такую душевную песню о казаках, что у всех приятно щемило сердце. И так хотелось подвигов! На этой мысли он еще раз всхлипнул, вытер скупую хомячиную слезу, и тихо запел своим высоким голосом.

Как за черный Ерек, как за черный Ерек

Ехали казаки — сорок тысяч лошадей.

И покрылся берег, и покрылся берег

Сотнями порубанных, пострелянных людей...

* * *

Витек выставил вперед руки, уже руки, он чувствовал, как жизнь постепенно покидает его. С тонким звоном вылетели лезвия, оборотень почувствовал, как легко они входят в тело, совершенно оказалось не серебряного, а сделанного из плоти и крови волка. Рык огромного зверя перерос в скуление, и неимоверная тяжесть придавила Витька к мокрой от собственной крови земле. Вервольф из последних сил открыл глаза, около лица была уже мертвая одноглазая морда.

Витек впал в забытье.

Дальше он чувствовал, как резко стало легко. Потом его подняло в воздух какой-то силой. Он долго летел. Периодически ему становилось больно, и тогда он снова проваливался в темноту, в которой никаких ощущений не было.

Когда он выныривал обратно, резко становилось холодно, а неведомая сила заставляла его лететь. Он чувствовал, как ноют раны. Но постепенно они ныли все меньше и меньше. К нему возвращалось все больше и больше сил. Это мог быть и простой болевой шок. Хотя, при болевом шоке притупляются все ощущения, а он отчетливо чувствовал, как иногда ветки бьют ему по лицу.