— Ладно, 'Фома-неверующий'. Пошли по домам. Нечего нам наш 'надежный тыл' провоцировать. Но Пашку я все равно никому не отдам! Вернется, в комэски его выведу, и на цепь посажу. Образно говоря. Хрен его кто у меня заберет!
— Хрен он еще сюда вернется.
— А ну не каркай, комиссар!
— Я в том смысле, что он уже птица вольная. Не захочет обратно в наши 'ползунки'.
— А вот поглядим!
— Поглядим. Ладно, пошли, Вась. Пустой этот спор.
И двое друзей, почти синхронно зевнув, покинули центр бригадного могущества и, спустившись с крыльца, не спеша отправились к отдыхающей под усыпанным звездами небом бригадной 'эмке'.
* * *
Машина проехала по зеленой аллее и притормозила у въезда в окруженный скверами квартал. Павла успела прочесть надпись 'Университет Чикаго', и озадаченно хмыкнула.
— А что мы делаем собственно здесь мистер Гаттон? Нас вроде бы ждет окружной прокурор.
— Мистер прокурор, конечно, мог бы навестить вас и за решеткой. Но вам повезло, что для начала он решил с вами просто поговорить.
— Но сюда-то мы зачем приехали?
— Сейчас в университете проходит юридический форум, мистер Вандеккер скоро закончит свое выступление, и примет вас. Кстати, здесь сегодня многие известные люди. Например, председатель комитета демократической партии графства Кук Патрик Нэш. Да и мэр Чикаго Эдвард Келли тоже здесь. И я искренне советую вам мистер Моровски вести себя сдержанно, и не портить этим уважаемым людям настроение.
— Хм. А почему вы не могли пригласить меня в гости к прокурору уже после гонок? Раз уж мне все равно придется ждать мистера Вандеккера.
— Кто вы такой, чтобы вас ждал окружной прокурор? А вот вы его сможете подождать. Тем более что победа на гонках вам все равно не светила.
'Вот гад! Из себя меня вывести хочет. И еще мне совсем не понравился его тон насчет гонок. Словно проговорился о чем-то мерзком, только вот я не поняла'.
Увенчанное черепичной крышей серое готическое здание университета смотрелось мрачно и солидно. Чем-то оно напоминало магическую школу 'Хогвартс'. Павла недолго мучилась догадками, зачем ее привезли сюда, а не в полицию. На входе Павла заметила объявление о сегодняшнем Юридическом форуме. Гаттон оставил подопечного в холле, где стояло несколько кожаных диванов, а сам отправился на поиски прокурора Вандеккера. Пара полицейских осталась с задержанным, но за руки хватать его не стала.
'Сделал гадость сердцу радость. Лишил, понимаете ли, оскорбителя своего сыночка участия в гонках, а сам пошел распинаться перед студентами-юристами. Посмотрите на него — ах какой он великий юрист! Весь такой из себя мудрый и величественный. Тьфу!'.
Послонявшись по залу, Павла присела недалеко от стойки администратора. Рядом какой-то мужчина с аккуратно подстриженными усами и клиновидной прической довольно громко общался по телефону. Павла невольно прислушалась и несколько минут спустя мысленно присвистнула.
'Это я удачно зашла. Так, полицейские где там стоят? Угу. Далеко они и не слышат, это хорошо. Ни хрена себе у них тут движуха! А у нас-то в Союзе, небось, все по шконкам сидят и вместо прорыва в науке, корочку грызут и свои тюремные робы штопают. А то и вовсе кайлом машут. Мдя. Обидно. А вот 'янки' молодцы, шевелятся. Жаль я тут ненадолго, и помешать им никак не могу, и узнать ничего не успею. Эх, жалко-то как!'.
— Да, мистер Ферми.
— Наших запасов на это точно не хватит.
— Даже для завершения первой серии опытов. Оксид можно получить во Франции.
— Они возят большими партиями из колоний, но для нас он тоже не слишком годится.
— Бельгийский лучше, да.
— Из Конго? Может вам попросить мистера Силарда купить у них партию.
— Да, так будет намного лучше!
— Хм. А вот для этого наша лаборатория, к сожалению, недостаточно оснащена.
— Да, понимаю.
— Сами знаете. Мистер Ферми, тут одними счетчиками Гейгера не обойтись. Будем заказывать много оборудования.
— Да, постараемся. Но сильнее всего мы зависим от сырья, это ведь очень не быстрый процесс.
— О'кей. Буду ждать. Всего хорошего, мистер Ферми.
В этот момент к стойке подошел, судя по форме и выражению лица, представитель 'маленького, но очень гордого народа', и грустно поинтересовался на немецком.
— Ну что, Артур, есть какие-нибудь успехи?
— Так, по мелочи. В ближайшие год-полтора серьезной работы можно не ждать. А как твои успехи?
— Привез тебе копию письма Силарда в Белый Дом. Вряд ли старина Франклин сразу примет это решение, но шансы у нас есть. Он ведь не может не понять — боши не должны получить ее первыми. Но без урана, мы будем ползти к цели как больные черепахи.
— Есть шансы получить бельгийское сырье, так что не спеши расстраиваться. Кстати, Саул. Тебя не печалит то, что когда ее сделают, кто-то может пострадать и у тебя на Родине?
— Где теперь моя родина, Артур? Когда в 35-ом я бежал из Германии в Россию, то думал, что найду свою родину там.
— Знаю. В прошлом году ты вроде бы еле ноги унес оттуда. Но теперь-то ты с нами.
— Я-то с вами, а вот мои друзья и ученики остались там? Как там Ландау, Йоффе, Гинцбург, и другие? Может большинство из них давно уже в Сибири, я тогда ведь лишь чудом сбежал. Чудом...
— Брось ты, Саул! Сейчас нужно о деле думать! А не вспоминать о глупых коммунистах. Пошли ко мне посидим, коньяка хлебнем. Это тебе поможет.
'Офигеть! Даже не думала, что у нас там такая жопа с учеными-ядерщиками. Правда, этот Саул только предполагал, что большинство народа посажено. А это совсем еще не факт. Может, он вообще зря панику разводит? Угу. Как же зря! Я ведь, помню, когда-то про Флерова читала, как он письмами Берию закидывал, а тот до 42-го года все мариновал и никому о бомбе не рассказывал. Даже Хозяину! А ведь вроде не глупый мужик был 'очкарик'. Хреновая, в общем, складывается картина. Кстати у нас в Союзе урана не так уж много. Вроде бы где-то под Ферганой было месторождение, но точно не помню. Даже не знаю, что мне теперь делать. Остановить тут прогресс я точно не смогу. Продвинуть у нас тоже. Нихрена ведь не знаю я про эту бомбу... Кроме того, что критическая масса урана 235 примерно от пятидесяти до стапятидесяти килограмм (в зависимости от степени очистки), а плутония 239 что-то от шести до девяти килограмм. И все. Но что-то со всем этим делать нужно! Понять бы еще, что делать? Гм. Кстати! А кто это были такие? Надо бы узнать, вот только как? Угу. Ясно как — включаем дурака. Сейчас нам ответит вот эта 'птица-секретарь'...'.
— Простите мистер, а кто из этих людей был доктор Браун?
— Вы ошибаетесь молодой человек. Это были руководитель металлургической лаборатории мистер А́ртур Ко́мптон, и мистер Саул Леви. А вы сами кого здесь ждете?
— Мистера Вандеккера.
— Минут через сорок завершится вторая часть выступления, и он выйдет.
'Ну, хоть разобраться смогла. Только что мне теперь в Центр докладывать? Рассказать им, что в Штатах начались работы по урановой бомбе? А кто моим словам поверит? Да, Ферми и Силард, которого у нас называли 'Сцилард' физики с мировым именем, и письмо он и Рузвельту видать уже накатали. Но что это нам дает? Как я буду Голованову заливать о своем 'сверхнадежном источнике'? Сказать ему, что я, видите ли, страдая муками ожидания тюрьмы 'по-пластунски' подслушала телефонную беседу? Бред! Так он мне и поверил. Наверняка ведь будет считать все это дезинформацией антарктической разведки. Мдя-я. Надо бы крепко подумать над этим. Кстати! Времени-то еще до хрена! Чего это я должна сидеть тут и ждать этого папашу Вандеккера?!! А?! Пойду ка я лучше поищу радиотехников. Может, хоть поставленную перед лейтенантом Мэннингом проблему радиофикации десанта решу. Да и отмазка у меня появится железная. Точно!'.
— А не подскажите, где я пока могу найти какого-нибудь специалиста по радиотехнике?
— По радиотехнике? Гм. Можете выйти в парк, там как раз мистер Ребер проводит свои астрономические опыты. Думаю, он сможет ответить на ваши вопросы.
— Благодарю вас, мистер.
— Не за что лейтенант.
Павла даже не стала спрашивать полицейских разрешения, чтобы выйти на воздух. Но те, лишь молча, последовали за покинувшим здание лейтенантом, готовые броситься за ним в погоню в случае побега. Кожаная гоночная куртка медленно нагревалась от мрачных фараонских взглядов.
* * *
Снова стрекочет проектор. На небольшом переносном экране Гольдштейн просматривает хроникальные кадры парадов римских фашистов. Вид позирующего на балконе Муссолини вызывал тошноту. Борясь со своими чувствами главный режиссер 'Звезды' продолжал помечать в блокноте наиболее интересные эпизоды, пригодные для включения в фильм. Эта работа утомляла Гольдштейна сильнее, чем съемки, но кинодокументалистика была его родным делом, и он не отступал.
Потом киномеханик запустил новую пленку об Испанской войне. На экране франкистские самолеты бомбили испанские города. Плакали женщины. Вдоль дороги лежали тела погибших. Чем тяжелее были кадры, тем злее становился режиссер. Пару раз киномеханику пришлось повторно прокручивать выделенные им яркие моменты.
В назначенный кинозалом ангар заходил Чибисов. Потоптался, поймал на себе яростный взгляд начальства и, ни слова не говоря, вышел вон. А Гольдштейн все смотрел и записывал. Записывал и снова смотрел. Сцены войны сменяли кадры отдыха детей в пионерских лагерях. Счастье в глазах мальчишек-планеристов. Занятия в аэроклубе на У-2. Потом обучение курсантов военных авиашкол. Танцплощадки, прогулки молодежи по набережным Севастополя. И снова Испания. Бои быков и фламенко. Радушные веселые лица и опаленные ненавистью к врагу глаза бойцов республиканской армии. В душном ангаре остановилось время. А по экрану все неслись и неслись кадры подходящих к завершению 30-х годов этого стремительного и безумного XX века.
Когда киномеханик, попрощавшись, отправился спать, Гольдштейн еще долго сидел, упершись задумчивым взглядом в пустой потертый экран. Перед его внутренним взором проносились кадры третьей серии фильма. Эта серия была важнее первых двух. Именно ей предстояло стать вершиной трилогии. Ведь она должна была впитать в себя не ту жизнь, что уже стала легендой, а ту, что творилась прямо на глазах живущих людей. И хотя в новом фильме художественный вымысел все также густо разбавлял достоверные факты, но обманывать современников режиссер не хотел. Он собирался снимать 'Живое кино'. Такое кино, о каком мечтал с первого курса...
* * *
На лужайке сквера Павла увидела, как вокруг украшенного длинным телескопическим объективом уродливого и, судя по всему, тяжеленного ящика на штативе, суетится молодой, чуть постарше Павла, мужчина. Человек был явно увлечен своим делом и не замечал окружающих. Его загадочный прибор вызывал у Павлы большое удивление.
'Зуб даю, это не кинокамера. Хм. А рядом у него еще один ящик стоит. Судя по всему, парень целенаправленно сканирует солнце. Точно! Звезд то сейчас не увидишь, а солнце-то вот оно. И еще он вон на том экране что-то выглядывает. Упс! А не телекамера ли это у него?! И если да, то какой модели? То, что не оптикомеханика, это к гадалке не ходи. Диска-то нет. Значит какой-то довоенный Зворыкинский иконоскоп. Помню, в журнале каком-то я читала, что именно с середины 30-х у амеров 'ТиВи' по-настоящему в массы рвануло. Мдя. А я тут со своими дурацкими вопросами по радиостанциям'.
— Эй, мистер! Доброго вам дня. Не помешаю? Я лейтенант Адам Моровски, армия Соединенных Штатов.
— Хм. Не помешаете. Гроут Ребер. 'Радиотехническая Корпорация Гэлвин'
— Рад знакомству, мистер Ребер. Сожалею, если отвлек вас от дела, но не могли бы вы объяснить мне, что это за устройство? Похоже на телескоп только какой-то странный.
— И я рад, мистер знакомству Моровски. А, давайте ка, мы проверим вашу сообразительность? Посмотрите на него вблизи, и скажите, чем это устройство вам сейчас представляется? И уже после я отвечу вам. Не бойтесь, оно совсем не кусается.
Павла кивнула, и, нахмурив лоб, два раза обошла и тщательно осмотрела агрегат. Ее первое предположение укрепилось, но получило и серьезное развитие. Аппарат явно предназначался не только для наблюдения звездного неба, но и явно для съемки и видимо еще для чего-то пока не понятного. Блок с бобинами кинопленки нашелся, но где-то сбоку. Рядом стоял еще один ящик похожий на древние телевизоры, а на столике лежали фотографии солнечной короны, логарифмические линейки и транспортиры.
'Интересный мужик и с юмором. Улыбается, видать решил выяснить уровень интеллекта молодого военного, то бишь меня. Ведь явно же, что Солнце снимать пытается, вон рядом и пленочный модуль у него нашелся. Сперва, он, стало быть, телекамерой нацеливается. Потом передает изображение на пленку и на экран. Чтобы можно было одновременно, и следить за звездным небом, и снимать его. Мда-а. А зачем ему все это? Гм. Ну, во-первых, он свои глаза и пленку бережет. Так и засветки меньше, и конкретные фрагменты снимать удобно. Есть еще вариант сделать сеть таких телевизионных телескопов с моментальной передачей изображений прямо в обсерваторию. Но это фантастический проект для 30-х, да и для 40-х тоже. Но вот если это действительно так, то парень прямо-таки, Галилео XX-го века. И как бы мне ему так ответить, чтобы не опозориться?'.
— Ну, как, мистер Моровски, есть какие-нибудь идеи?
— Кое-что есть. Вы не против, если я начну с целей, которые могли бы достигаться таким оборудованием?
— Гм. Ну, попробуйте.
— Мистер Ребер, по поводу съемок короны Солнца, я думаю, все очевидно и не требует комментариев. Но давайте рассмотрим и другой вариант. Например, представим себе, что где-то за сотни световых лет от Земли произошла вспышка сверхновой звезды...
Уже от первых слов прищуренные глаза чуть ироничного слушателя медленно стали расти в орбитах. Он явно не ожидал от этого солдафона такой интеллектуальной прыти.
— ... Возможности такой сети из телескопов, соединенных между собой, где-то проводами, а где-то и по радио, могут быть безграничными. Ведь можно будет не только быстро перенацеливаться на интересный участок звездного неба, но и быстро и точно проводить измерение расстояния до объекта, используя расстояние между камерами как основание треугольника, и выявлять другие параметры. Фактически можно будет получить огромный распределенный в пространстве телескоп. Правда, для этого нужно будет обеспечить постоянное наблюдение и моментальную координацию между отдельными узлами этой сети. Но ведь есть телефоны и радиосвязь, так что задача представляется вполне...
— Подождите, лейтенант! Вы где-нибудь такое уже видели?! Откуда вы все это знаете?!
'Один только раз по телику какую-то передачу об этом смотрела. Гм. И что мне сейчас отвечать этому товарищу фанатику астрономии? Мдя. Опять врать. Эхе-хе...'.
— Один мой канадский друг увлекался астрономией, вот он и развлекал меня этими идеями. После Олимпиады 36-го он загорелся использовать телевидение для наблюдения за звездным небом, но расстраивался о том, что качество изображения еще очень слабое.
