— Как у нас делать начнёт, — Святослав хорошо представлял себе, как живётся сейчас людям, — образ жизни наш да порядки у себя насаждать. Рюрику работа его в плюс пойдёт, нам — доброе отношение и плата за науку. Ну и распространение...
Святослав замолк. Мысль, дошедшая до него, видать, сильно задела, за живое.
— ...Распространение нашего государства, — тихо закончил он, — порядки, законы, отношения, власть — всё как у нас будет.
Теперь уже замолкли все. По сути, если наше предложение пройдёт, мы тихой сапой начнём переделывать Новгородскую землю под себя, вынимать фундамент власти из под Новгородского князя. А он того даже не заметит! Ведь кто воспитывает молодёжь — тот и оказывает реальное влияние на жизнь и политику в обществе. Незаметно, исподволь, но результат — потрясающий! Народ собрался не глупый, все это и без слов понимал. Но было страшно. А вдруг Рюрик тоже не глупый, и сообразит, что к чему? Но и деваться особо некуда. Нас уже много, мы даже если начнём тупо закукливаться в своих границах, избежать взаимодействия с внешним миром не сможем. А значит, если процесс нельзя предотвратить, его надо возглавить. Выдать этому внешнему миру наши условия, склонить посулами к их принятию, выждать лет пять-семь, пока познавшие жизнь в Москве расползутся по селищам, да делом покажут преимущества нашего подхода, и ждать новое поколение — уже их детей, потом — дальше. И так — пока не достигнем мы границ естественных. Границы те — или те места, где очень много населения, где мы тупо с масштабами не будем справляться, не успевать "переформатировать" людей, или границ географических, где влияние наше будет тупо ограничено возможностями связи и транспорта.
Если же мы не займёмся внешним миром — он примется за нас сам. Сначала Златобор к нам заскочил, потом — Олег, теперь вот боярин припёрся, под Новый год. И конца края этим "гостям" не видно. И не факт, что армия в несколько тысяч бойцов, которую вполне может собрать даже не Рюрик, а кто-то из его подручных, нас тут тупо на ноль не помножит. А значит действовать надо тоньше, не только воинской силой, но и продвижением наших идей, образа жизни, принципов. А идеи — они как плесень. Вот сначала маленькое пятнышко появилось на стене, его и не замечает никто. Потом — большая клякса, её уже чистить начинаешь. Потом — ещё больше, и ещё. Огнём жжёшь, водой моешь, кислотой травишь — а спора маленькая обратно плесенью всё заселит. И так бороться с том грибком можно вплоть до разрушения здания. Ну или если на язык идей переводить, то бороться с инакомыслием вплоть до перестройки государства.
В принципе, так и в будущем было, мне просто теперь, когда такие вопросы непосредственно моей семьи касаются, все стало понятнее и виднее. И развал СССР, и фундаментализм религиозный, и войны гражданские — все начинается с идеи. Хорошо, если идея правильная да однозначная, толкования не допускает. А обычно бывает так, мысль неплохая, продвигающие её люди — тоже достойные, а вот группа "присосавшихся", кто выгоду свою ищет, начинают даже самую хорошую и благородную цель так под себе толковать, что от изначального смысла в ней ничего не остаётся, только лозунги да символы. А если идея сама по себе дурь — то вообще пиши пропало!
Эти мысли я читал у моих товарищей на лицах, даже слов не пришлось произносить.
— Большое дело... — Святослав почесал затылок, — Долгое.
— Ну, не в первый раз нам за то браться, — тихо добавил Кукша.
— Государство наше на Новгородскую землю распространить, — Лис задумчиво ковырялся карандашом в столе, — сложно будет, долго, и трудностей там — только в путь...
— Почему только на Новгородскую? — улыбнулся я, — Земля, планета которая, я вам рассказывал, она большая, Новгородом не начинается и не заканчивается.
— Этих, птичек твоих бескрылых, пингвины вроде, в книжках про них писано, — тоже в Москву завозить будем? Для распространения государства и на них? — серьёзно поинтересовался Буревой.
Народ не понял сначала, дед разъяснил:
— Ну привезём их из этой, которая во льду вся, в рассказах Серегиных про то есть, Антарктида, во! Привезём их сюда, строем ходить научим, грамоте там. Будут у нас представителями Москвы в Антарктиде. Продвигать технологии — гнезда там с разделением труда делать, яйца на торфе высиживать, рыбу загонной охотой добывать, трактор из льда сварганить...
Первым прыснул Кукша, потом я, потом заржали и остальные. Смех снял напряжение, масштаб задуманного, тяжёлым грузом упавший на неокрепшие наши головы, уже не казался таким уж громадным. Дальше все уже пошло в деловом русле — что, где, как, да почему.
Утром Добролюбу и Олегу предложили следующий вариант. Мы пока не лезем в производство досок на продажу и строительство торговых судов, только военные, и только для Рюрика, или по его просьбе. Второе, учитывая проседание его по прибылям, пусть занимается перепродажей товаров от словен да других племён нам. Всё через Гребцы пока пойдёт, будет возможность заработать. Потом — больше, строим дорогу к Москве, чтобы получился удобный круглогодичный сухопутный путь. Гребцы, что нам Олег отправлять станет, пусть животину ведут да просеку делают. Мы им на это продовольствие да инструмент организуем. Еду будем также в Гребцах брать, на этом тоже подняться можно. Возник вопрос оплаты. Чем мы станем рассчитываться? Какой валютой?
Гостям вообще не понятно, как мы тут денежную систему устроили. Серебра нет, меха нет, только бумажки да цифры в банковской книге. Попытка рассказать, что деньги — единицы человеческого труда, доходили со скрипом. А как их накапливать? Ну, накапливать бумагу просто — но по нашему пониманию получается, что копится труд. Пытался объяснить про капитал, в самом широком смысле этого слово — только напугал народ. Отложили это дело, более простое решение приняли. Ежели наша валюта не подходит в качестве единицы обмена, надо нам столько товара поставлять в Гребцы, чтобы полностью порывать свои расходы на строительство дороги. Мы Любомиру железо, например, на три гривны, он — еды, на ту же сумму.
Зависли над списком товаров на обмен. Там ещё сложнее. Метры, тонны, килограммы, километры, литры — для местных это филькина грамота. Решение предложили сразу. Все действия в этом направлении Олег согласовывает с Рюриком. Пока же Ярило остаётся у нас и занимается образованием, пытается понять соотношения стоимости продукции в Новгородских землях и в Москве. Потом принимается решение — что и в каких пропорциях пойдёт на обмен. Такая вот многоходовочка.
На фоне этого, третий день проходил процесс опроса мужиков, пришедших с боярином. Кто как сюда попал, как принуждали, чем занимается, насколько хозяйство пострадало из-за отвлечения на поход, "С моих слов записано верно", подпись отпечатком пальца. Кипа бумаги росла, писали на словенском и русском, куча народу тем занималась под руководством Власа. Ещё пару дней — и можно будет готовить серьёзный такой отчёт для князя, чтобы не было недопонимания. Мужики ходили, щупали руками крепость каменную, да пытались расспросить москвичей по жизнь нашу. Строго по согласованному тексту, каждое утро доносимому Власом до всех, взаимодействующих с гостями, наши занимались подрывной работой в головах мужиков. Да, есть главный, Сергей, он за все отвечает. Нет, других нет, Рюрик сосед, не более. Да, все это наше, совместное, государственное. Сменится государь — другой управлять этим будет. Да, закон для всех один, Сергей тоже от того страдает, но сам так наказал. Нет, законы "от балды" не меняют. И нет, нечисти в тракторе не водится, там железо только. И куча прочих мелких и бытовых вопросов — голод, жилье, что можно а что нельзя. Корабелы наши тоже язык подкладывают, но уже по собственной инициативе, без нашего участия. Народ думает, прикидывает, сравнивает. Ну, пусть подумают, да на ус мотают.
Потихоньку люди покидали окрестности Москвы. Когда последняя группа из Гребцов была опрошена, стали собираться в дорогу и Олег с Добролюбом. Ярило согласился остаться в Москве для получения образования, только попросил себе дружинников, друзей своих, оставить несколько, да из Гребцов семьи привезти. Мы не против — потянем, не страшно. Так вот за разговорами и пролетело время.
Грандиозный ящик с документами для Рюрика — все это упаковали на санях. Отдлельная статья — фотоальбом, в нём заказ княжеский, товар, так сказать, лицом, несколько совместных фотографий с Олегом, и даже пяток батальных сцен — со стены подростки сняли, я попросил. Это всё для подтверждения договоров, ну и непонятности нагнать — пусть тоже извилины напрягают. Тем более, что на фоне лодок для Рюрика вполне узнаваемые стоят Олег и Вольга. Особый груз — заключённые. Всех вывели в кандалах, тепло одели, чтобы в дороге дуба не врезали и уложили на сани. Зря это сделали — народ был в курсе, кому они обязаны битвой проигранной и гибелью соплеменников, шумели и ругались все так, что Олег сильно начал переживать за сохранность хмыря и его подручных. Пришлось отельно рассказать о том, что эти ЗэКа пойдут к князю как подтверждение наших слов, а если этого не будет, то князь и осерчать может на людей своих, что боярина не сохранили. Народ проникся — только пару фингалов пока их в сани грузили наставили, да заплевали чуть не по брови. Пленники грустные, молчаливые, судьба их теперь представляется совершенно непредсказуемой.
Последнюю колонну провели до наблюдательного поста. Сильно за полночь вернулись, много времени путь занял. По утру был объявлен выходной, за счёт тех новогодних каникул, что не удалось отгулять. Поэтому провели время с семьями. Вовка мой уже совсем большой стал, в школу на следующую осень пойдёт, в первый класс. У Кукши и Сигни мелкий подрастает, на радость родителям и деду. Назвали, как и обещали, Ярославом. Веселина тоже на сносях, быстро тут у них всё, не тянут с потомством.
А после выходных сели решать другую внешнеполитическую проблему. Надо разобраться с нападением на наш БТР. Спускать такое с рук я не намеревался, а то начнётся тут "беспредел". Потому было решено послать экспедицию для поиска тех удальцов, что нам поцарапали машину и разбили в ней стекло. Влас и Леда скрупулёзно подсчитали ущерб материальный, моральный и людской. Двое раненых! Для нас люди дороги, потому и сумма там приличная, на лечение и компенсацию нетрудоспособности.
Три дня на согласование и дополнительные следственные действия. Кукша с Власом по следам прогулялись, они уходили в замёрзшее болото. Заключение следопытов было следующим. Человек пятнадцать-двадцать, судя по тому, что удалось разглядеть, одеты по даже местным меркам небогато, вооружение — слабое, даже наконечники у стрел костяные попадались. Разве что копьё, что пробило лобовое стекло — с бронзовым, причём довольно старым, он аж позеленел. В засаде они лежали пару дней, а потом сразу ушли. Двинулись на север, а значит, скорее всего, корелы.
Группа пролетарского гнева, которая отправилась по маршруту была пешей, коней побоялись брать. Лошади к нам не привыкли да и места дикие. Даже замёрзшее болото опасно — может в любой момент растаять из-за подогрева снизу гниющей органикой. Группа была со мной во главе, дипломатическая так сказать часть, Кукша — главный военный, Юрка — главный переводчик. Собрали двадцать человек из наших, крепостных, госбезопасности, ну и двинулись. Провожал нас только конь вороной, боярский. Животину так и не удалось загнать в конюшню, не давалась. Все ржала, бедная, убегала, о хозяине горевала. Болеслав, боярин, сволочь, конечно был, но животина у него хорошая — верна, сильная, и красивая, жалко её. Сена ей оставляли за стенами, она его съедала, но в руки не давалась. Такая вот звериная верность.
До места нападения доехали на БТРах, дальше — лыжами пошли. Нападающие были без них, следы чёткие мы обнаружили чуть далее в болоте. Снег чуть подтаял, и получившийся отпечаток морозом прихватило. И такая дорожка шла дальше, на север. Путь по болоту занял два дня. Мы не торопились — шли осторожно, Кукша с парой человек за разведчика. Ему я выговор сделал — лучший лазутчик, а смены для него нет. Вот он и натаскивал ребят, из тех что повнимательнее. Болото было достаточно заросшим, то тут то там попадались деревья, некоторые даже живые, хотя и причудливо изогнутые. Островки были, с кустами и землёй твёрдой. Мы когда выбрались, даже землю твёрдую за такой островок приняли. И так было, пока не наткнулись на свидетельства присутствия человека. Это была вырубка. Видно, что пеньки тут противоестественные, да и стволов самих нет. Дальше шли ещё медленнее, ощупывая разведкой каждый бугорок. К домам вышли вечером, по запаху дыма их нашли. Нашли, стали наблюдать — пойти по стопам боярина не хотел никто.
Деревня. Или селище, или весь — они тут сами до конца определиться не могут. Домов семь штук, больших, но приземистых, из под крыши дымок идёт, по-чёрному топят. Дома стоят хитро, по кругу, вроде как стенами без окон защищают внутренности села. Людей видели немного, вечером только мужики за дровами выходили пару раз и все. Действительно корелы, как авторитетно заявил Юрка. Оставили наблюдателей, а сами устроили совет в Филях — надо понять, что делать дальше. На семь домов у нас народу хватит, по три человека со спецсредствами. Можем, теоретически, закидать их гранатами с чесноком и шумовыми, да и взять тёпленькими. Вот только не похоже, что тут все нападавшие, или же они всем селом на БТР кидались, что сразу отбросили как фантастику. Ну по мужику из избы, допустим, в засаду отрядить могли, да и то не из каждой. А значит, ещё где-то люди есть. Надо проверить.
При свете Луны, уже ночью, пробежались широким охватом вокруг села. Нашли пару дорожек или тропинок, непонятно. Но конские следы есть, и санный путь проглядывает. А значит тут ещё деревни есть. И чего делать? Идти их убивать, чтобы не выстрелили в спину? Не дело, вроде, надо думать. А лучше — взять языка! Вот!
Стали ждать утра. Спали в палатках, мини-буржуйки, складные, переносные у нас были с собой. Ещё до первых лучей Солнца меня растормошил Кукша и приложив палец ко рту указал на село. По нему шёл мужик с топором. Времени восьмой час, остальные жители ещё дрыхнут, сюда по всему. А этот идёт прямо на нас, на вырубку. Устроили засаду. Мужик дошёл до края леса, недовольно огляделся, такое ощущение, что заметил что-то. Но потом отправился таки к лесоповалу. Трое наших выскочили со спины, сунули ему кляп в рот, руки в кандалы, нож под горло. Мужик глаза таращит, орать пытается, но тряпка не даёт. Мешок на голову, ноги и руки связали, и быстро утащили его на свою "базу". Там чуть попинали, для острастки, не сильно, ему через тулуп овчинный не больно даже, наверно. Усадили связанным, сняли мешок с головы.
Мужик злобно смотрит на нас, злобно и удивлённо. Мы в зимнем камуфляже, маска лыжная только глаза оставляет открытыми, штык винтовки недвусмысленно намекает на последствия сопротивления. Юра начал разговор. Он с другими корелами говорил на смеси языков, словенского много в его речи было, потому мы и понимали бывших рыбаков почти сразу. А эти корелы, я так понял, на своём разговаривают, с ним есть трудности у нас в Москве, вот и приспособили Юрку быть переводчиком. Сначала мужик ещё дёргался, потом прислушался, начал что-то понимать. Юра по нашей просьбе сказал описал ему дальнейшую судьбу его и села, если тот будет кричать. Снимем кляп, услышим звук, который с нами не согласован, штык в сердце, и следующего искать будем. Так будет, пока кого-нибудь более понятливого не найдём. Мужик проникся, мало ему нас вокруг, так ещё и допрос в палатке проводим, вообще непонятно ему где он. Подумал чуть, кивнул. Мол, буду молчать. Аккуратно сняли кляп. Мужик ведёт себя тихо, только глазами зыркает.
