День курсанта

Потом другие могильщики тоже говорили проникновенные речи. Жаль, что далеко и не слышно.

Ну, а потом, закопали могилу. Из двух веток соорудили большой крест, водрузили на земляной холмик.

Взвод построился и прошел строевым шагом, отдавая последние воинские почести покойному окурку.

Судя по довольным лицам офицерам, их очень забавляло это действие При этом они курили.. Нам самим было смешно. Но, участвовать не хотелось.

Теперь мужики не будут курить там, где их могут поймать. Яма-то была приличная. Глубокая.

— С такими "похоронами", глядишь кто-нибудь, и курить бросит!

— Да, с такими забегами, что у нас с ротным, надо бросать курить, а то сдохнешь.

— Ага, никакой дыхалки не хватает!

— Ну, иногда, и курево помогает.

— Понятно, когда холодно и есть хочется, тогда — без курева никуда! И согревает и живот не так сводит!

— Да, нет, я по другому поводу.

— Какому?

— У меня сестра, когда училась в мединституте, была у них практика в онкологии. Так там мужика прооперировали. Сделали ему полный наркоз, операция сложная была, и вот, его надо срочно из наркоза вытащить. Сестра объясняла, я ничего не понял, зачем сразу вытаскивать. А, оказывается, что в каких-то наркозах можно только определенное время находится, иначе потом — кранты, помрёшь. Так, вот мужику чего-то, как положено, колят. И по щекам бьют, и растирают, сестра стоит, и понимает, что всё, помирает дяденька. Он, что-то мычит невнятное, а толку-то нет. Анестезиолог, что наркоз делал, почти уже в истерике бьётся. И операция, вроде, как положено прошла, а не выйдет пациент из наркозного сна — по голове не погладят, будут разборки всякие, да, и родственники будут потом беседовать с тобой. А, родственники бывают разные. Если установят, что ошибся врач с наркозом, то и посадить могут! Так, вот анестезиолог в отчаянии кричит лечащему врачу: "Расскажи мне про него!", тот и отвечает: "А, что про него говорить? Курит он с восьми лет!" Анестезиолог хватает сигарету, и прямо в операционной, а там всё стерильно, закуривает! Все в шоке, раскурил сигарету и дует в лицо больному. Тот кашлять начал. Врач ему прямо в руку сигарету суёт! Дядька полежал, потом с закрытыми глазами затягивается. Сначала немного, потом сильнее, полной грудью. Курит. Вроде, как и без сознания, но приходит в себя. Потом сам сел на стол, и всё курит. Все врачи, медсёстры и практиканты в шоке. Только что умирал, а тут сел, ноги свесил, курит и спрашивает: "Здорово! Ну, как всё прошло!" Сестра говорит, что от смеха чуть лампа над операционным столом не упала! Ржали все! Кто-то даже по полу катался, зажав живот, И хирург, что резал и анестезиолог, хлопают мужика по плечу, мол, молодец! Операция прошла нормально! И все кто курил, прямо там и закурили! Сестра не курит, рассказывала, что дым просто висел в операционной, но ей было всё равно. Мужика спасли. А, он и понять не может, отчего все ржут как кони и курят. Потом ему уже рассказали, и он понял. Ну, а потом на него все врачи ходили смотреть, а сестра подготовила доклад по практике и описала этот случай. Её не поверили, созвонились с больницей, и тоже выезжали туда. Никто не мог понять, как это врач додумался. А, он просто руками разводит, и говорит, аи не знал. Ещё минут десять и пациента из операционной можно в морг патологоанатомам везти на приём. Вот, что первое в голову пришло, так он сделал.

— Охренеть!

— Такого не бывает!

— Ещё как бывает! Никто не знает человеческий организм! Так, что-то где-то среднее по району.

Погода хорошая была, осеннее солнышко пригревало, хотелось раздеться, позагорать. Нельзя. Это не личное время. Чтобы не испачкать брюки уселись на сумки, кто-то сразу начал засыпать. Поп вытащил моток сталистой проволоки и начал что-то мастерить.

— Поп, ты чего?

— Пару петель на сусликов поставлю.

— Оголодал?

— Скучно. — Поп был немногословен, увлеченно собирая нехитрое приспособление.

Тут же к нему присоединился Фома, Шкребтий, Хохол. Кто советом, кто делом помогал. Быстро накрутили штук десять петель, попробовали как они скользят. Остались удовлетворенными. Подошло время перерыва. Кто курить, кто курить, а полроты отправилось устанавливать петли на сусликов. На абитуре это было одно из самых главных развлечений.

Поп деловито вытащил из кармана хлеб, что прихватил в столовой. Все, кто участвовал, кто просто смотрел, обсуждали попадется или нет. Советовали поглубже заколачивать колышек, к которому крепится петля, чтобы сусёл не ушел.

Перекур закончился, рота снова разместилась на своих местах. Стали издалека наблюдать. То там, то сям любопытные зверьки высасывались из своих норок. Некоторые обнаглели, и стояли столбиками, что-то высвистывая, изредка, быстро чесались по бокам и пытались выкусывать что-то на спинке. Видимо блох.

— К осени, посмотри, какие спины нагуляли. Жирные!

— Супец из них сварганить бы!

— Да, и шашлычок тоже неплохо бы!

— Вы, что сдурели! Комбат сказал, что огни — враги Варшавского договора, их вообще американцы заслали. Их сначала специально заразили, а потом в Сибирь забросили...

— На парашюте с "Челенджера".

— Во-во.

— Лучше бы батальон баб сбросили, чтобы они меня до смерти изнасиловали.

— Они потом заявят, что беременные все от тебя. Что делать-то потом будешь?

— Они — враги, значит, напинаю кованным мокрым сапогом в живот и все дела.

— С бабами худо и без них никуда.

— Мне дед рассказывал про одну дамочку. Сталкивался с ней. Дело в 1945 году.

— Он ее того... Ошкурил?

— Не ошкурил, "завел за корягу".

— Обманул, значит, честную девушку?

— Ну, типа того... Но! В интересах Родины!

— Ух, ты! И такое бывает!

— Расскажи!

— Война к концу идет, а дед всю войну провел на охране границы. Сам говорит, что и формальность. Чего границу с Монголией охранять-то. Но и бросить нельзя! Непорядок. Они, вроде, как и с нами, социалистическое государство, но и догляд за всеми нужен. Но, и кормили слабо. Всё для фронта, всё для Победы. И вот решил демаркировать границу.

— Чего? Чего с ней сделать?

— Уточнить где чья земля. Где наша, а где монгольская.

— А-а-а! Ясно.

— Ну, вот с нашей стороны поручили это дело деду, он начальником пограничников там был. А от Монголии дочь Чойбалсана, в то время он правил у монголов.

— Девочка хоть симпатичная была?

— Не спрашивал, но думаю, что бойцам, что служили тогда, она очень глянулась. Ну, вот, они встречаются делегациями у пограничного столба. У монголов не было тогда пограничников, да, и карты были тогда условными, приблизительными. Это наши пограничники охраняли границу. Дочка говорит, что этот столбы должен быть перемещен на пять километров вглубь Советского Союза...

— Вот, сука!

— Баба, что с нее возьмешь!

— Я же говорю — сволочь!

— Мой дед говорит, не могу — меня расстреляют. А она свою линию гнет, мол, давай тащи столб пограничный, а то протокол не подпишу. Деду тогда секретная инструкция пришла, мол, вести себя дипломатично, не накалять обстановку, но и спуску не давать. Вот и крутись между молотом и наковальней. Дед тоже упирается рогом, не могу, к стенке поставят, у меня семья, ребятишки сиротами останутся. И так они пару часов. Диалог слепого и глухонемого. Каждый свою линию гнет. И дед потихоньку начинает сдавать позиции, мол, давай так. Я столб оттащу, но мне бойцов кормить надо, форма прохудилась. Она ему пятьдесят овец, да, десяток лошадей, с дюжину полушубков. Дед тогда бойцам своим говорит, тащите столб на пять километров вглубь территории. Все. Столб ставят. Овец перегоняют, лошадей туда же, овчинные полушубки. На новом месте монголы накрывают стол, выпили, хлопнули по рукам, встреча послезавтра через двадцать километров по границе. Только гости уехали, дед команду бойцам, от прежней метки, тащите столб на пятнадцать километров вглубь монгольской территории. Вот так дед и своей земли не отдал и солдаты были накормлены.

— Молодец дед у тебя!

— Здорово!

Полянин Вадик наблюдал за сусликами, как они ныряли в норки и выскакивали из них, нор в петли идти не хотели. Забавные зверьки.

Он начал рассказ.

— Я ещё мелким был, лет десять, и чего-то с батей поехали в Туву. Не помню то ли к родственникам в гости, или на охоту. Не помню. Это я к слову, что тогда твой дед границу метил между Тувой и Монголией.

— Ух, ты! Два связанных рассказа! Может, твой батя "дрючил" дочку того монгольского вождя?

— Какого вождя?

— Так у нас все кто у власти — вожди. Ленин — вождь? Вождь! Так и тот как его там "Чего-то и где-то там", тоже вождь!

— Нет! Батя у меня мамку любит! — Поляна серьёзно покачал головой. Так, вот! Приехали мы к родственникам, они нас потащили на большущее озеро в Туве. Просто огромное озеро! Мы с батей барахло машины сбросили, начали его разбирать, а дядька — местный он, и мужики с ним, что были говорят, мол, обождите малость. Мы в непонятках. А, они говорят, что тувинцы — язычники, попов у них нет, но в духов крепко верят. И для того чтобы всё зашибись было, нужно, чтобы духи одобрили наши стоянку.

— Поляна, ты гонишь чертей!

— Чтобы духи одобрили?

— У них, что запрос в трёх экземплярах подписать, или справку взять?

— Да, нет! Слушайте, не перебивайте, а то собьюсь! — Вадик досадливо махнул рукой на болтунов — Так, вот, вокруг озера сопки, ну, холмы такие. И только мы, значит, приехали и стали сбрасывать багаж, на всех сопках суслы появились. Ну, суслики. И не чета местным! — кивок в сторону местных зверьков, что сновали возле своих норок, не желая идти в петли, — Те, были раза в два или в три поболе нонешних. Из трех таких зверят можно и шапку добрую справить, а сварить, мужикам пятерым поужинать. Вещь! И мясо доброе, мех неплохой, главное, чтобы шкурку сильно не попортить. Либо в глаз из мелкашки, или на петлю как Поп. Так вот. Нужно же духов умаслить, вот мужики местные в чашку— плошку эмалированную выливают полбутылки водки, ломают полбуханки хлеба белого и в гору, на сопку эту, где суслов много. Поднимаются. Хлеб ломают на несколько больших кускманов. Ставят водку на землю в чашке, пиала, хлеб неподалеку укладывают, и вниз. Мы стоим, смотрим, не понимаем, чего дальше-то будет? А, только мужики ушли, суслы из норок вышли, посмотрели. Самый большой суслик, как кошка, такого размера, жирный, спина переваливается с боку на бок, подошел не спеша к пиале с водкой, понюхал, встал столбиком, свистнул что-то по-своему. Потом в лапки взял пиалу, несколько раз лакнул водки, пиалу поставил на место, отошел к хлебу, взял в лапки, погрыз, и в сторону отошел. Водку, значит, закусил. Постоял столбом и брык на бок, спит. Другой сусёл подошёл, полакал водки, хлебушкой закусил, и тоже отвалился на боковую. И так они по очереди. С других сопок потянулись грызуны. Им водки надо пару капель. Поспали, снова по очереди водку лакать, да закусывать...

— Поляна, ты звиздишь как Троцкий!

— Врешь, Вадик!

— Не вру! — Вадик горячился. — Мы с батей тоже поначалу офанарели, какие на фиг духи, мы-то уши развесили, думали сейчас призраки, да, приведения летать будут, места-то глухие, чертовщина всякая может случится! А, тут не духи, а суслики — алкоголики!

— Ха-ха! Суслики-алкоголики! Придумать же такое! Сознайся, что сейчас сочинил! Брехун!

— Сам ты брехун! — Вадик насупился — Мужики говорили, что житья никому от этих суслов не было. Только приехал, они все припасы растащат, палатку, снасти рыбацкие погрызут в ноль. Могут и проводку у машины подпортить. Короче, житья от них не было. И стреляли их, и травили. А, они словно сатанели, их убивают, а их все больше и больше. А, бешенные они или нет, поди разберись и людей кусали. Вот и пошли к местной шаманке, а та и говорит, что духи озера против, чтобы вы тут были. А, суслики лишь исполняют волю духов. Вот и нужно, чтобы духи разрешили рыбалку — водки и хлеба. Так и туристы и приучили сусликов к водке. Потом еще подливали им водки, да хлеба подкидывали. Они к нам и не лезли.

— Ну, ты и врёшь же, Вадик!

— Не вру я! А, насчет духов, сам видел, из Байкала вырывается одна река — Ангара. По легенде, она к своему жениху Енисею стремится. И вот там откуда она вырывается в свое течение стоят несколько огромных черных камней, мол, батя — Байкал препятствовал побегу. Так, вот как-то поехали большой толпой на рыбалку туда. Женщины были. Они первыми пошли смотреть. Так, только как они пришли, волны, ветер поднялся, до этого все тихо было. Местные мужики кричат, мол, бабы, уходите, пока не утонули! Оказывается, Ангара женщин не любит, ревнует, что ли, по их поверьям, как только мужик и пришли на эти камни с водкой. Три пальца в стопку, побрызгали в три стороны, потом, немного в воду, выпили, закусили хлебом, хлеб — по воде. И всё! Как бабка пошептала. Полный штиль. Вода ровная, гладкая, тихая! Вот, и что это было?

— Это было, что или ты Поляна нам врёшь, или как в России, без водки — никуда. Даже природу споили. Что сусликов, что Ангару.

— И пьяному море по колено.

— Получается не море, а Ангара.

— М-да, уж, дела!

— Развёл, ты, Полянин, тут муть всякую, полную мистику!

Все занялись своими делами, переваривая историю. И смех и грех. Верить — не верить — дело каждого, но интересно.

Не нравится — не слушай, а врать не мешай!

Шкребтий с Фомичем спорили. Фомич подтрунивал на Шкребтием как над хохлом:

— Спорим, что забрось тебя в тайгу на две недели, и там сдохнешь!

— Не сдохну! Я кору с деревьев буду есть!

— И ждать когда тебя найдут?

— Ага!

— Ну, и дурак! Я город буду искать или другое поседение.

— Как ты найдешь в тайге город или деревню?

— Находи воду — речку, желательно, побольше, и иди вниз по течению. Возле воды всегда люди. Чем больше воды — больше людей. Малые реки впадают в большие.

— Тебя послушать, ты так до моря или до океана дотопаешь!

Спор стал вялотекущим. Переругивались, но больше для проформы. Каждому хотелось, чтобы последнее слово осталось за ним.

Тут Поп, что внимательно слушал, но, не отрывая глаз от сусликов, сорвался с места с криком:

— Есть один!

И точно, в пыли, траве, барахтался большой суслик. К нему подбежали.

— А, что делать-то?

— Не бери голыми руками!

— Покусает!

— Вдруг он бешенный?

— Сам ты бешенный!

— Ага, его американцы на парашюте сбросили.

— Его еще разными датчиками обвешали и радиостанцией снабдили, чтобы он все секреты передал натовцам.

— Комбат же говорил...

— Ты его больше слушай! Он мой вшивник сегодня уничтожил!

Поп тем временем выдернул колышек, и получилось, что суслик у него как на проволоке собачка.

Тут еще одна удавка сработала, и через десять минут у нас было два суслика.

— О, Поляна, суслики-алкоголики!

— Бля, ты у них спроси где водка, котрой их туристы поят!

— Это тувинских суслов водярой потчуют, поэтому, как Вадим говорит, они в десять раз больше чем наши! А, наши такие же трезвые, что и мы! Разве, что ворованный одеколон нюхают!