Навещаю Марко и Доминику — младших. Нужно узнать у синьора, когда закончится семейный траур и можно будет стать официальным крестным моей племянницы. Девочка явно крепче молочного брата. Алиция, увидев мое озабоченное лицо, сообщает, что держит малыша у груди гораздо дольше положенного времени, но он сосет слабо — тоскует, видать.

— Алиция, я для тебя горы сверну. Научи младшего жить.

Жена Беппо обижается. Она и так старается изо всех сил, особенно, когда поняла, что мальчик для меня важен. Хотя я знаю: она хорошая мать — сейчас для всех младенцев в пределах досягаемости. Когда она гуляет во дворе, все щенки сбегаются к ее ногам, привлеченные запахом материнства, скулят и вылизывают ноги.

Это я не прав и придирчив. Потому что в душе моей нет покоя.

И я ищу его в кабинете Марко. Там тихо, пахнет старинной бумагой, кожей и чернилами. И еще слегка парфюмами, которыми пользуется мой господин: немного терпкими травами, чуть острыми, но не как перец, а с добавкой запаха брызжущих соком разрезанных апельсинов.

Я сажусь у книжного стеллажа, бездумно вожу пальцами по корешкам, вдруг останавливаясь на неожиданном названии — "Энциклопедия страсти".

Меня беспокоит, почему Марко до сих пор нет дома. Возможно, он уже спит? Так и не открыв фолиант, я откладываю его в сторону и спрашиваю вслух:

— Может, что-то случилось?

Как будто в ответ моему встревоженному возгласу отзывается успокаивающий голос:

— Я был на приеме у испанского посла. Ты волновался?

Марко явно прошел сразу в кабинет.

Сдирает перчатки, бросает на стол церемониальный парик. Возникают слуги — их присутствия я даже не чувствовал. Это значит, я тут никто или наоборот — всё?

— Херес и закуски сюда, — устало бросает Марко и падает в кресло.

И я падаю на колени у его кресла. Мама сказала мне вслух так мало, но я почувствовал гораздо больше.

Марко кладет ладонь на мою голову.

— Ты рассказывай, как прошло знакомство твоей невесты с семьей.

Но я видел, что он безумно устал. Поэтому сократил свой отчет до двух слов. Все хорошо, сказал я.

— Дея рада? — спросил он, выпив залпом несколько рюмок подряд. Я обнаглел и поднес к его рту кусок амбьенского сыра, прекрасно сочетающегося с острым запахом хереса.

Марко усмехнулся и вобрал сыр вместе с моими пальцами. И тут я смутился.

И не сразу ответил.

— Маме понравилась моя невеста. Джулия будет такой же вышивальщицей, как она.

Я вынул из кармана вышивку и показал Марко. И решился спросить:

— Синьор...

— Отец, — поправил он, ласково глядя на цветной лоскуток.

— Отец...Марко, позвольте мне взглянуть на портрет, который мама вышила вам когда-то...Дело в том, что она закончила мой портрет. На днях закончила...

Марко вдруг ожил:

— И что на твоем портрете?

— Я там старше. Может, лет тридцать. Там море, белокаменный маяк со свечой в фонаре. Солнце.

— Дея обещает тебе не лучшую судьбу...Великую, но не радостную. Но твоя невеста может ее исправить, — Марко разгладил ладонью вышивку Джулии. — Ну смотри.

Он встал, быстро перебирал какие-то потаенные кнопки, вынимал ящички в столе, нажимал там, задвигал, а потом открыл часть стенной панели. Достал рулон и развернул его на столе.

На сероватой от времени ткани было лицо Марко, но не полностью, а верхняя часть, внизу обрезанная как бы маской, каких никогда не бывает: обычно закрывают верхнюю часть лица. Нос, губы и подбородок закрыты, будто человек не может чувствовать половины ощущений и что-то сказать. Глаза — волшебные зеленые глаза, которые меня покорили с первого взгляда, — удивленные, как будто солнце взошло на севере. А на переднем фоне — стройная фигурка, похожая на маму. Но почему-то в мужском костюме.

Я невольно ахнул.

— Я тоже сначала подумал, что таким образом Дея хотела высказать мне пожелание хотя бы в чем-то быть наравне со мной, — глухо пояснил Марко. — И только потом, когда я второй раз рассмотрел вышивку...Ведь я спрятал ее сразу, как мы расстались с твоей матерью. Я вынул ее после того, как влюбился в Фредерику. Когда был уверен, что все прошло, что я свободен и могу понять, что Дея хотела предсказать мне...Я увидел, что человек на вышивке похож на Фредерику. Видишь, сколько различий с Деей? — и Марко указывал мне на детали вышивки.

А я ужасался: неужели Марко не видит, что силуэт больше похож на мужской? И что вообще — там я?!

Увлеченные рассматриванием рисунка, мы не услышали шагов. Или Кот умел подкрадываться бесшумно?

Он склонился за нашими соединенными плечами и небрежно сообщил:

— Разве вы не видите, что это Доминико?

Я невольно отклонился назад и прислонился спиной к груди Лоренцо. Слегка повернул голову, чуть не потершись о его вечернюю щетину на щеке.

О Мария! Утверди меня в моем решении не любить его больше!

Не знаю, понял ли Ворон, что я угадал себя в искомом силуэте. Кажется, понял. Сжал мой локоть.

— И правда, — подтвердил Марко, с отсутствующим выражением лица свернул вышивку и, соблюдая прежнюю последовательность манипуляций, спрятал рулон в тайнике. — Хотя прятать предсказание уже не имеет смысла. — Сказал как бы сам себе и упал в кресло, налил очередную рюмку хереса.

Все это короткое время я прижимался спиной к Энцо, пытаясь напитаться как можно больше его теплом, запахом, ощущением его крепкого тела...Я знал, что не получится навсегда. Но хотя бы на сегодня, а там...Переживу.

— Был тяжелый день, да и вчера у вас был не легкий. Отдыхайте, сыновья.

Я почувствовал, как замер в удивлении Лоренцо, как прервалось его дыхание. Он отпустил мой локоть.

Воспользовавшись заминкой, я опрометью кинулся в свою комнату, заперся и упал на кровать.

от 31.03.10

Вопреки моим предположениям, в мою дверь и окно никто не ломился. Я понял перед рассветом. Оказывается, вчера я позорно заснул сразу, как свалился на кровать.

Спать одетым — не самый лучший выбор. Я едва справился с затекшими мышцами. Отмокая в ванне с горячей водой, порадовался, что всю жизнь мне была доступна такая роскошь: родители немало денег потратили на водопровод и на систему подогрева. Конечно, раньше всех вставала мама, иногда — отец, чтобы растопить железный титан с трубами внутри. Зимними вечерами я любил смотреть на огонь за чугунной дверцей с ручкой в виде львиной морды.

Но горячая ванна ждала нас только перед сном, да и то дважды в неделю или по особому заказу.

На вилле Дожа — всегда.

Я не мог понять, что чувствую: разочарование или облегчение. Пока сквозь пар не заметил на полочке перед зеркалом привядший желтый ирис.

Сердце ёкнуло. Медовый мой...

Лоренцо смог проникнуть в мою комнату, но не тронул меня.

Зато знак внимания тронул мое сердце.

Я не знал, справедливо ли я собираюсь поступить, но чувствовал, что не могу, никогда не смогу обидеть мое существо.

Если она никогда не узнает? Но вокруг много людей, так или иначе связанных с нами, всезнающая Марта, например. И даже если никогда — моя совесть найдет лазейку в ледяном коконе лжи и разрушит мое самоуважение.

Но уже после помолвки я позволил себе...

Плоть моя слаба. А Лоренцо слишком хорош, слишком похож на него...И мой Ворон позволил мне быть мужчиной с ним. Он был снисходительным?

Я так и не впустил Теодору. Нечего привыкать к аристократическим замашкам. Другое дело: придерживаться правил. А обслужить себя в состоянии.

Обрадовался отсутствию за столом Лоренцо.

Марко был рассеян и встрепенулся, когда мастер Рауль сказал:

— Вы слишком поздно встаете, молодой господин. Завтра в четыре утра жду вас для пробежки и силовых упражнений на восточном плацу.

— Где? — я поперхнулся молоком.

— Вы до сих пор не изучили окрестности виллы? — с презрением произнес Рауль. — Попросите вашего брата преподать вам урок топографии. А сегодня после обеда я жду вас в тренировочном зале.

Я увидел, что Марко готов вспылить, и предостерегающе поднял руку.

— Согласен, что период моего выздоровления несколько затянулся. Вы не подскажете, в какой одежде я должен явиться на занятия?

Я встал. Рауль с нарочитым презрением осмотрел меня и констатировал:

— Ну, кружев и побрякушек на вас нет, так что сойдет.

В дверях столовой стоял Ворон, он лениво хлопнул несколько раз в ладоши.

— Узнаю моего сурового наставника, — небрежно сказал он, садясь рядом с Раулем. — Надеюсь, ты позволишь мне присутствовать, что-то я теряю форму.

На сей раз учитель естествознания и математики был доволен моим вниманием и погружением в тему урока и пообещал вскоре присоединить сведения из физики и химии.

"В первую очередь изучу состав слабительного и заставлю сидеть его в сортире целый день!" — зловредно подумал я, но тут учитель сообщил, что расскажет об изготовлении и окрашивании шелковых нитей. Конечно, я забыл о планах мести.

Словесник был доволен нашими упражнениями в куртуазном стихосложении, а я едва удерживался, чтобы не прочесть ему парочку скабрезных частушек, которые сочинял и пел перед публикой, стоя на ледяном ветру с залива.

Беседа с Фомой неверящим была именно беседой и отдыхом. Я с трудом удерживался, чтобы не поделиться с ним моими сомнениями и переживаниями.

Нет, не с кем. Такие вопросы нужно решать самому. Ведь мне — любить или нет. Мне лично придется выбирать и примиряться с совестью и с собственным телом.

Если бы мой Энцо не был так красив и так похож на Марко! Но ведь похож. А мне в голову не приходит, что мы с Марко могли бы так...

Я прижал ладони к разгоревшимся щекам.

Значит, и с Вороном я смогу так, чтобы в голову не приходило.

Я застонал и кинулся ничком на постель.

А теперь следует собраться перед первым уроком мастера Рауля. Я знаю о его отношениях с Лоренцо и понимаю причины вызывающего поведения. Значит ли это, что и он знает: мы с Энцо любовники. Кто ему сказал?

Умываясь холодной водой, я упорно вдалбливал себе в башку, что Раулю о нас сообщил Лоренцо. Мне так проще было утвердиться в мысли больше никогда не поддаваться волшебству прикосновений Ворона. Кота.

Неужели можно настолько тосковать, что трудно разорвать с первыми любовниками? Почему же я не скучаю по Лауре? Что со мной не так? Нет, я не создан для мужской любви. У меня есть существо, и я должен на ней жениться.

Для первого занятия с мастером Раулем я надел холщовую рубашку, вышитую мамой, и простые штаны, не стесняющие движений, мягкие туфли.

Учитель был в легком расстегнутом жилете, не скрывающем выпуклые мышцы рук и живота, и в кожаных штанах, обтекающих ноги, как темный дождь. Впервые я подумал, что вижу подчеркнутую красоту мужского зрелого тела.

И поневоле подумал: каково было под ним юному Лоренцо? Наверняка, больнее, чем мне...

Дурные мысли, они явно читались у меня на лице, потому что Рауль хмыкнул, а сидящий на скамье Лоренцо нахмурился.

Что со мной? Последние события выбили меня из колеи. Ну, шут, вспомни актерское мастерство!

Я с улыбкой взял протянутую мастером рапиру.

— Она легкая.

— После отработки некоторых простейших движений ваши ощущения изменятся, — спокойно сказал Рауль и взял свою шпагу. — Повторяйте за мной.

Он встал напротив и принялся чертить лезвием узоры в воздухе.

Я не стал думать, как легко мастер может убить меня одним легким движением, сославшись на мою неуклюжесть и несчастный случай. Неважно, что будет ждать учителя в дальнейшем, но меня не будет в этом мире.

Глаза Ворона показались мне огромными. Я никак не мог сосредоточиться.

А потом вспомнил: я шут, я паяц, мне неоднократно приходилось играть роли. Хочу быть Котом, известным венецианским бретером!

Уже через полчаса тонкий луч стали показался мне вдвое тяжелее. Особенно после того, как мастер начал ускорять движения. Наконец, весь взмокший, я уронил клинок, когда мою кисть пронзила острая судорога.

Я вспыхнул от стыда за свою неловкость.

— Со мной ты не был так строг на первом занятии, а я был в те времена сильнее Доминико, — донесся голос Лоренцо. — Ты же сам говорил, что нужно начинать с общеукрепляющих упражнений.

— Ну вот и преподашь ему завтра утром, если молодой господин сможет проснуться вовремя.

— И если я не загуляю в городе, — промурлыкал Кот. — Кто из нас учитель?

— Смотря чему учить, — прозвенели шпаги.

Туман усталости в моих глазах рассеялся, и я увидел, как они сражаются. В этот раз я наблюдал не танец, а мужское противостояние.

Спустя несколько минут рубашка Лоренцо висела кровавыми лохмотьями, но и на торсе Рауля появилось несколько глубоких царапин.

— Вы с ума сошли! Что скажет Марко?! — Я не ожидал, что закричу. Но вопль подействовал.

Противники остановились. А потом одновременно шагнули и обнялись, не выпуская оружие. И застыли. Смотрели друг другу в глаза или уложили головы на плечи друг друга, или целовались...

Я тихонько ушел из зала.

У меня болели все мышцы.

И, кажется, сердце.

На полпути к моей комнате меня перехватил камердинер и передал повеление синьора Марко прибыть в его кабинет.

Я чувствовал себя встрепанным и потным — никак не для встречи с господином.

К тому же я представлял, что Рауль и Лоренцо делают друг с другом: нежно промывают кровавые царапины, обрабатывают лекарствами — или зализывают их шершавыми языками, поминутно соединяя губы для более приятного поцелуя?

Теодора ждала меня в комнате. Нужно поинтересоваться, где же ее семья и три сына, о которых она говорила. Аккуратно обеими руками устранил ее с пути, усадил на кресло и пошел смотреться в зеркало в ванной. Не красив, глаза шальные, лицо немедленно следует поправить: мы паяцы или кто?

— Ты умеешь вышивать, Теодора? — поинтересовался я, умывшись и отдаваясь в ее руки, чтобы одела и причесала.

— Да кто ж не умеет, — охотно ответила она. — Только волшебные вышивки не все. Вот на вашей рубашке — сплошь охранные цветы. Ну что вы смеетесь, молодой господин? Только женщины знают, что цветы — лучшие могучие создания в нашем мире, их Бог создал первыми.

— Ты еретичка, Теодора, — глядя в трюмо и "выстраивая" выражение лица, отметил я. — Где твои дети?

— Слава Марии, живы и здоровы, только муж мой помер давно. Взрослые мальчики, на кораблях служат. — Она вдруг решилась спросить. — А правда, молодой синьор, что вы признаете синелицего Бога глубин и зажигаете для него свечи много лет в своем прежнем доме?

— Правда, Теодора. Сейчас моя мама делает за меня. — Я поднял с колен Теодору.

— Но начали вы? — Женщина с надеждой смотрела в мое лицо.

— Я не понимаю, что ты видишь особенного: ведь так естественно приманивать корабли к родной земле на огонек свечи, особенно в ненастные ночи. Звать и надеяться, что все путешественники в море вернутся благополучно назад.

Теодора неожиданно поцеловала мне руку и стремглав выбежала из комнаты.

Я еще раз взглянул в зеркало и пошел к Марко.