— А сказать-то что надо?
Лори всем телом повернулся к нам и, осеняя нас крестным знамением, назидательно прошелестел:
— Ешьте на здоровье, дети мои!
И мигом исчез за дверью.
Я прыснул в тарелку:
— Юмор у него, конечно, своеобразный!
Настя покачала головой:
— Нахал он своеобразный!
Из-за двери послышался шум: стрельба, крики, визг тормозов. Я насторожился:
— Телевизор?
— Видик, — поморщилась она, делая небрежный жест. — Любимая его форма времяпрепровождения. Безвылазно сидит и целыми днями крутит кассету за кассетой.
— Да ну? — поразился я. — У вас и видео есть? — Надо заметить, что в то время это было большой редкостью.
— Это не у меня. У Лори. Лично я к нему равнодушна. Я люблю книги читать, вязать, шить, готовить. А это, — она опять пренебрежительно кивнула на дверь, откуда раздавались истошные вопли, — зряшная потеря времени. Так ведь за уши не оттянешь!
Я улыбнулся, вспомнив слова Игоря об осле и рае.
— Поесть, однако, он не забывает!
— Уж чего-чего, а поесть-то он любит. Правда на сладкое больше налегает. Даже не знаю, вредит ли он этим себе? Животное ведь не наше, не земное, так и не разобрать. Но уверяет, что без конфет и, вообще, без сладостей жить не может.
— Животное? — удивился я. — А я так и понял, что это представитель цивилизации... этой, как её?.. Биэлы?
— Да какая там цивилизация! — Настя даже рассмеялась. — Это самая обычная зверушка из породы ленивцев. Там их — пруд пруди! Да, не спорю, они очень способные к обучению. Вот я с ним и занималась, пока он телевизор не увидел. Дальше его образование пошло своим путём. А уж когда дедуля ему в Японии видик достал, он перестал вообще что-нибудь умное воспринимать. Во, слышишь?
Из-за двери доносились ожесточённые крики вперемежку со звонкими ударами.
— Сплошной мордобой! — возмутилась она. — Смотрит одни боевики. И говорит при этом, что они ему кровь согревают. Лори! — не выдержала она. — Сделай потише!
Полуоткрытая дверь в соседнюю комнату попросту захлопнулась.
— А как же его рассказ об их цивилизации, идущей своей дорогой, не похожей на нашу? — спросил я.
— Ты больше его слушай! — улыбнулась Настя. — Он тебе ещё и не то наплетёт. Например, с точки зрения муравья, они тоже идут своей дорогой. Но ты же этого не скажешь?
— Вот оно что! — разочарованно протянул я. — А я-то уши развесил! — Я повертел ложку в руке и заметил с усмешкой: — Однако, надо отдать ему должное, — язык подвешен у него хорошо. Порой он меня ставит в тупик.
— Наглость, — молвила Настя, — ещё не свидетельство ума. Для этого надо и кое-что вот здесь иметь, — она легонько постучала ложкой себе по лбу. — А у него всего лишь хорошие лингвистические способности. Что-то вроде попугая, только организация мозга посложнее будет. Если допускать на их планете наличие цивилизации, то только в самом зачаточном состоянии. Предпосылки для этого имеются. Но для того, чтобы развивался разум, нужны трудности, борьба за существование. А у них там и врагов-то нет, кроме растений. Какое уж тут развитие? Так что всё, что он тебе тут понарассказывал, это смесь его снобизма и телевизионных фантазий. Сам создал теорию и носится с нею, как с писаной торбой. К тому же — смех, да и только! — готовится стать Мессией на своей планете. Ты при случае заведи с ним об этом разговор.
Её последнее замечание я пропустил мимо ушей, занятый своими мыслями. А зря. Мог бы избежать больших неприятностей.
— Так ты что же, хочешь сказать, что цивилизаций во Вселенной — раз, два и обчёлся?
— Вовсе нет! Космос сравнительно густо заселён. Я своими глазами видела многие миры. Дед показывал... — По её лицу вновь мелькнула как бы судорога. Но только на мгновение. — Да и на Луне работа вовсю идёт.
— Я видел.
— Ты уже и там побывал? — искренне удивилась она. — Расскажи мне, что ты там видел?
Я рассказал. И о тапочках, и о "наседках", несущих "яйца". И о том, что мне по этому поводу объяснил браслет.
— Кстати, — я вовсе не желал бередить её рану, но это вырвалось само собой: — Дед мне ничего не говорил о том, что браслет прекрасный собеседник. Это для меня явилось полной неожиданностью.
— Он просто не успел, — вздохнула Настя. — К тому же, всех его возможностей дед и сам, по-моему не знал. Это тебе самому ещё предстоит выяснять. Машина очень сложная. А в какой форме ты с ним общаешься?
— Ну как? Вопросы задаю...
— Это понятно. Как тебе он отвечает: голосом, телепатически, или как-то ещё?
Я объяснил.
— Наверное, это не всегда удобно, — задумчиво сказала Настя. — Ты можешь поменять ему программу.
— Как?
— Прикажи, чтобы он отвечал или чьим-либо голосом по твоему выбору, или вообще передавал информацию только телепатически. — Она стала собирать посуду на поднос. — Ты наелся?
— Хо! — довольно сказал я, откидываясь на спинку кресла. — Ты ещё спрашиваешь! Готовишь ты божественно!
Она смутилась:
— Не суди по одному блюду. Чай-то будешь?
— А то как же? Без чаю и дела нет!
— Тогда я сейчас, — загадочно улыбнулась она и вышла на кухню, оставив меня одного.
Глаза мои обежали комнату и остановились на стопке пластинок, лежащей на соседнем столе, старшем брате того, что стоял передо мной. Я сладко потянулся, встал, подошёл к нему и бережно взял один конверт. На нём значилось: "Электрик Лайт Очестра. Оут Оф Зе Блю". Вещь! Какая же Настя умница!
Я оглянулся в поисках чего-нибудь похожего на проигрыватель, но не обнаружил ничего. Жаль!
Ну ничего, потерпим до дому.
— Желаешь послушать? — Настя появилась так неожиданно, что я даже вздрогнул. — Испугала? — улыбнулась она.
Я смутился:
— Ходишь, как кошка...
Она подошла к книжному шкафу и открыла одну из его створок:
— Прошу!
Я обомлел: в шкафу уютно расположилась целая аудио-система. "Акай" прочитал я и удивлённо присвистнул.
— Ну давай, чего ты? — Настя открыла крышку проигрывателя и протянула руку за пластинкой.
Игла неспешно опустилась на диск, и комнату заполнили упругие ритмы давно не слышанной мелодии.
Кассета с записью этого альбома появилась у меня буквально сразу же по его выходу, но пробыла недолго: то ли кто-то из моих друзей-меломанов "позаимствовал", выражаясь мягко, то ли сам потерял, что для меня совершенно не свойственно. И вот — чистейшая запись, богатейшее звучание!
Вид у меня, наверное, был обалдевший. Настя смотрела на меня и улыбалась.
— Нравится? — перекрикивая музыку, спросила она.
В порыве чувств я подошёл к ней и обнял за талию. Она густо покраснела, но не сопротивлялась. Это придало мне смелости, я мягко притянул её к себе и наши губы сами нашли друг друга. Потом она легонько отстранилась, опустив глаза, но из объятий не вырывалась.
— Не надо... — услышал я сквозь грохот музыки. — Так сразу...
Я не нашёл, что ей ответить, и только счастливо смотрел на неё.
Первая вещь тем временем на пластинке закончилась и Настя всплеснула руками:
— Ой! А чайник-то! — И, мягко высвободившись, убежала на кухню.
Голова моя пошла кругом, ноги отказывались держать и я опустился на диван. По душе текла сладкая патока.
Настя долго не появлялась. Наконец, дверь распахнулась и она, раскрасневшаяся, вошла в комнату, неся перед собой поднос с бокалами, над которыми поднимался ароматный пар. Запах мгновенно распространился по комнате и приятно щекотал ноздри.
— И это ещё не всё! — лукаво играя глазами, шепнула она и опять выпорхнула из комнаты.
На этот раз на подносе оказался великолепный торт.
— Без меня?! — раздался возмущённый писк Лори. Уши его мгновенно выросли над столом.
— А мы на тебя и не рассчитывали! — улыбнулась Настя.
Но тот нахально заявил:
— Ещё чего!
Настя стала резать торт на куски, смущённо поглядывая на меня. Я не мог отвести от неё глаза: до чего она была хороша! Румянец, выступивший на её щеках, придавал лицу неповторимую нежность, сравнимую разве что с теми розами, что теперь стояли на столе.
Я поймал её взгляд и мысленно проговорил:
"Настенька, я тебя люблю!"
Она вспыхнула и, быстро опустив глаза, ответила тем же манером:
"Я тоже..."
Руки её не слушались, она никак не могла справиться с тортом: он крошился, разваливался на куски, один из них даже свалился с подноса на стол.
Лори ужасно нервничал, наблюдая за её манипуляциями, и беспокойно ёрзал на кресле: делёжка-то затягивалась! Потом до него вдруг будто бы что-то дошло. Он внимательно оглядел нас подозрительным взглядом и всплеснул своими игрушечными лапками:
— Ну так и есть! — Он покачал ушастой головой и заявил: — Вас нельзя оставить одних ни на минуту!
Настя треснула его чайной ложкой по лбу:
— Не лезь не в своё дело!
— Ах, вот ты как?! — завопил тот и, схватив наугад первый попавшийся кусок торта, бросился бежать, нещадно соря им по полу. Возле своей двери он остановился и, с видом оскорблённого достоинства, процедил: — Я знал, что этим всё кончится!
И, высоко подняв голову, отчего уши закрыли всю его спину, медленно удалился, плотно прикрыв за собой дверь.
— Ах-ах-ах! Лори в печали! — съязвила Настя. — И ты ещё говоришь, что это не ревность?
— Вижу... — невпопад ответил я, смотря в глаза и счастливо улыбаясь. В ту минуту мне не было абсолютно никакого дела до Лори.
Она погрозила мне пальчиком:
— Ты меня совсем съешь!
— Тебе не нравится? — очнулся я от наваждения.
— Ну почему?.. — Она опять сирятала глаза. — Нравится. Только...
— Что "только"? — Я взял её за руку, в которой она держала нож. Она слегка дрожала.
Воцарилась неловкая пауза.
— Только ты не даёшь мне довести торт до ума, вот что! — нашлась она наконец, мягко высвобождая руку. — Ты посмотри, что я наделала: всё рассыпалось!
— Ну так и что? — улыбнулся я и, опять поймав ускользавшую руку, приложился к ней губами.
Она вся затрепетала и оглянулась на комнату Лори:
— Не надо..
— Почему? — я продолжил "путешествие" вверх по руке.
— Ты... смущаешь меня... — Она вдруг положила нож и села в кресло, склонившись к коленям и уткнув лицо в ладони.
Я присел на подлокотник и, обняв её, попытался заглянуть ей в лицо:
— Что с тобой?
Она ничего не отвечала. Густые волосы её, раскинувшиеся по плечам и спине, приятно щекотали моё лицо. Я приблизил его к самому её уху и прошептал:
— Настенька, я тебя люблю...
Она подняла голову и приникла к моей груди:
— Боже! Как хорошо!.. Я не знаю, что со мной... Всё горит!.. Такого ещё не бывало!..
Она ещё крепче прижалась ко мне. Я повернул её лицо к себе и впился в губы...
* * *
**
Чай, конечно, безнадёжно остыл. Пришлось ставить его на плиту заново. Настя сидела на диване, прикрывшись пледом и смотрела в одну точку, в полном оцепенении. На лице её застыло выражение блаженного покоя и она не сразу, и совсем невпопад, отвечала на мои вопросы.
— Настенька, — уже в третий раз позвал я её, стоя с чайником в руке посреди комнаты. Первые два раза я звал из кухни, но ответа так и не дождался. — Спички-то где?
— Что? — рассеянно подняла она глаза и томно улыбнулась. — Какие спички?..
— Ну, чай поставить, газ зажечь!
— Ах, это... — Она вяло махнула рукой. — На стене... Зажигалка...
Короче, пришлось всё делать самому. Пока я возился на кухне, осваивая местную географию, Настя пришла в себя и оделась.
— Мой хороший... — Она подошла сзади и, положив подбородок мне на плечо, обняла за талию. Голосок её был тих и ласков. — Ты чего это здесь делаешь?
— Да вот, — развёл я руками, — пытаюсь трапезу возобновить. Аппетит что-то разыгрался. — Я лукаво скосил на неё глаза. — Надо же и торт всё-таки попробовать, коли дело дошло до сладкого...
— Ах ты сладкоежка! — поняла она намёк и, щёлкнув меня легонько по носу, изящно выгнулась и подхватила поднос с чашками. — Пойдём!
Торт оказался, конечно, выше всяких похвал. Хоть форма его и пострадала, вкус от этого хуже не стал. Я мычал от удовольствия, нахваливая кулинарное искусство хозяйки, и вдруг остановился:
— Слушай! А как же Лори? Позвать бы надо. Обидится ведь парень.
— Переживёт! — отмахнулась Настя. — Пусть знает своё место! Стручок!
— Да ладно тебе! — обнял я её за плечи. — Ты слишком серьёзно его воспринимаешь. Сама же говорила: "животное", "неразумное". На него и обижаться-то стыдно.
Она пожала плечами:
— Зови, мне-то что?
Я подошёл к двери и прислушался. Там было тихо.
— Лори! — Я тихонько постучал.
Отозвался он не сразу. Видать, характер выдерживал. Я уж было собирался разворачивать оглобли, когда дверь скрипнула и в приоткрытую щель просунулось вначале ухо, потом пол-головы.
— Лори слушает... — прошелестел он с независимым видом.
— Мужик, хватит дуться! — Я протянул ему руку. — Нам не имеет смысла ссориться: теперь ты всё равно от меня не избавишься. — Я мельком взглянул на Настю. Она сидела, будто ничего и не слышала, и всё то же выражение безмятежного счастья блуждало по её лицу. Она рассеянно отщипывала кусочки от торта и отправляла в рот. — Лори, ну же! Это судьба, пойми! И не стоит ей противиться!
Вторая половина "мужика" выдвинулась из-за дверного косяка и оба его глаза, в которых, как мне показалось, стояли слёзы, уставились на меня. Ни дать, ни взять — обиженный ребёнок!
— Судьба, говоришь? — мрачно осведомился он.
Я кивнул и нагнулся, чтобы его лапка достала мою.
— Ну что мне с вами делать? — Он со вздохом положил свою прохладную конечность на мою ладонь. — Ладно, уломали! — И тут же строго спросил: — Не всё слопали?
— Да ну, что ты! Вот он, считай, весь целый! — Я показал на торт.
Он вскочил на кресло и недоверчиво оглядел стол:
— Хм! Действительно, всё цело. А чем же вы тогда тут занимались?
Мы с Настей переглянулись и она сильно покраснела.
— Дык это... О тебе всё переживали! — выкрутился я, одновременно "мазанув" по его самолюбию. — Всё думали-горевали: как ты там, зря обидели?..
— Во-во! — самодовольно подхватил тот, восприняв грубую лесть за чистую монету. От его печали не осталось и следа: он уже за обе щеки "наворачивал" угощение, запихивая его большими кусками. — Слышу умные речи!
Тут Настя, видя, что лакомство исчезает с катастрофической быстротой, не выдержала:
— Может, ты и о других подумаешь?
Лори даже поперхнулся:
— Это ещё о каких-таких "других"?
— А ты разве здесь один? Мы, вообще-то тоже не против будем, если ты и нам позволишь присоединиться.
Лори сыто икнул и отвалился на спинку кресла:
— Да ладно, чего уж там! Потребляйте! — И недобро зыркнул в мою сторону: — Конкуренты-нахлебники!
Настя возмутилась:
— Ну скажи, как можно с этаким нахалом спокойно разговаривать?
Лори пропустил её замечание мимо ушей, а я сказал:
— Клин клином вышибают. Если ребёнок испытывает недостаток в сладком, засыпь его конфетами и он сам на них вскорости смотреть не захочет.
— Это кто здесь "ребёнок"? — обиделся Лори. — Это я по-твоему, ребёнок? Да ты знаешь, сколько мне лет?
