— Ой, и не говори, кума! — согласился Пашка. — У самой муж — такой пьяница!
И вновь у меня на языке вертелся вопрос об адекватности такого вот несусветного наказания. Какое же преступление надо было совершить, чтоб заработать такой потрясающий воображение срок и в таком ужасающем месте?!
Но спрашивать не имело смысла. Пашка сразу же пошлёт меня, как и Вовку, к гроссбуху Юрика. А сейчас как-то не время книжки читать. Даже самые умные. Сейчас бы нос по ветру держать, да самому до истины докапываться, раз оно всё такой правдой оказывается. Ну, или, в крайнем случае, с благородной помощью нашего неугомонного "гида".
А благородный наш "гид" уже в нетерпении рыл копытом землю:
— Давай, Вовчик, чешись! Вскрывай "бублик"! Чего ты всё время телишься, да в окошки заглядываешь, как первоклашка на свидании?
— Страхово как-то...
— Жми на газ! "Страхово" ему! Уж кому и бояться, так только не тебе... Да и нет там никого, кроме дедушки Прометея.
— О том и речь...
Я медленно и очень осторожно въехал в изуродованную временем, довольно толстую стену корабля, непрестанно сотрясаемую ударами беснующейся стихии.
— Ах-х-хренеть! — пробормотал Вовка в ответ на какие-то свои мысли.
— Клёвое местечко, да? — хехекнул довольный "гид". — А ты прибавь сюда ещё постоянную нехватку пригодного для дыхания воздуха и девятикратную силу тяжести... Тот ещё винегретик получится! Ты вот, к примеру, сколько весишь?
Вовка смущённо кхекнул:
— Давай, Паш, не будем... О грустном...
— Не, ну я ж так, для образного сравнения. Ничего личного! Допустим, семьдесят кэгэ. Так?
— Ох, как он тебе льстит! — удивился Санька и лукаво сощурился: — Чем это ты его купил?
Пашка сердито цыкнул:
— Я говорю: "допустим"!.. А теперь "это" надо помножить на девять!
— Паша, таблицу умножения я ещё не забыл. Я понимаю: должно получиться семьсот двадцать кэгэ. Но ведь я же их совсем не чувствую!
— Да потому что ты сидишь на берегу, — скучающе вздохнул Игорь, — и смотришь Вовчикин телевизор.
— А вот если Вовчик туда дверь откроет!.. — самозабвенно закатив глаза, запел Пашка привычную страшилку, но Вовка сразу же поднял обе ладони:
— Не надо! Я всё понял. И не хочу, чтоб мои кости валялись по коридорам вместе с костями каких-то там негодяев. Мне и здесь неплохо смотрится! Вон, вишь, мы уже и в гости к кому-то пожаловали!
— "Кто ходит в гости по утрам!.." — подхватил Пашка со своей обычной дурашливостью, но сразу как-то сник.
* * *
**
Дело, конечно, понятное. Мы оказались в самой обыкновенной жилой комнате. Только вид у неё был самый нежилой. Заброшенный был вид. Все предметы покрывал толстый слой пыли, сквозь который проглядывали следы давнего и методичного погрома. Стробоскопическое освещение, проникавшее сквозь запылённое стекло иллюминатора, размахнувшегося от потолка до пола, придавало пейзажу совершенно нереальный вид. Неравномерная мелькотня грозовых разрядов вырывала из темноты куски обезображенной мебели и ободранных цветастых обоев (а это были именно они!). Всё, что ранее было любовно развешано по стенам, лежало на полу в тщательно измельченном и покорёженном виде. От ажурных настенных конструкций, служивших, видимо, полками для всякой мелочи, до стеклянных рамок с какими-то цветными иллюстрациями.
Обломки симпатичной детской кроватки, которая тоже не выдежала напора вандалов, валялись среди разбросанных и сплющенных игрушек, разделив печальную судьбу своих старших собратьев — довольно простых по исполнению лежанок в виде тахты. Они сиротливо жались к стенам и у них тоже подломились ножки, будто от неимоверной тяжести.
— Здесь кто-то хорошо порезвился... — почти шёпотом произнёс Вовка.
Пашка фыркнул:
— Девять "же" здесь порезвилось! Гравитация! Ну и, возможно, зомби. Умом-то Бог обидел... Вот и громили, что ни пОпадя... Но это вряд ли... Юпитер с ними в первую очередь разделался.
Я недовольно покосился на него:
— Охота тебе, Паш?.. В такой-то момент?.. Какие, к чёрту, "зомби"?
Пашка опять возмущённо взбрыкнул:
— А такие! Совместные дети взбунтовавшихся астронавтов и земных женщин. Бугаи свыше трёх метров ростом! Всех потом сюда, на кораблик и сбагрили. Всю ораву! Ну, конечно, тех, что отловить удалось...
Я перевёл недоверчивый взгляд на Саньку, но тот лишь неопределённо двинул плечом:
— Если Юрик нам не врёт...
Меня задело за живое:
— Может, хватит ходить вокруг да около?! Снизойдите пояснить, если вы у нас такие уж начитанные?!
Но Пашка только досадливо покривился:
— Да нет же смысла! До дедушки Прометея сейчас вот доберёмся, и он тебе сам всё выложит. Как на духу. А то ты всё шипишь, как то масло на сковородке: "Не может быть!", "Хрень собачья!" — пропищал он противным голосом. — Вот сам во всём лично и убедишься, что она за "хрень" такая. Недолго уж осталось. Крути, давай, свою баранку!
Его слова душевного комфорта мне, конечно, не добавили. Кому охота дураком выглядеть? Тем более — перед инопланетным патриархом! А его портрет всё ощутимее вырисовывался перед внутренним взором на основании Пашкиных "сказок".
Вот я и мандражил помаленьку, въезжая в соседнее помещение прямо сквозь толстую перегородку. Как вы уже догадались, о порядке перед нашим визитом здесь тоже не позаботились. Вещи разбиты, покорёжены и, опять-таки, покрыты внушительным слоем пыли. Только на стене над столом, раздавленным собственным весом, каким-то чудом удержалось что-то вроде фотографии в стеклянной рамке. Я придвинул "пятачок" вплотную. Конечно же, это не стекло, и, скорее всего, не семейная фотография, как мне вначале показалось. Разобрать изображение под слоем пыли не представлялось возможным. Бессистемно бьющий по глазам источник света, которым, как и в первом помещении, служил огромный иллюминатор, тоже этому не способствовал. Так и хотелось протянуть руку и смахнуть наслоения пыли с изображения. Но — увы! — мы-то здесь, а картинка — чёрт знает где! За миллионы километров. "Не достать руками, не дойти ногами", как пелось в одном старом советском фильме. Какой уж там "смахнуть"!
— Ты — того! — подавленно пробормотал Пашка, вяло двинув клешнёй куда-то вверх. — Пробирайся-ка тремя этажами выше. В Главный Отсек Управления. Прометей, скорее всего, там обитает. Здесь мы всё равно никого не найдём. Тут — сам видишь — давно не ступала нога человека... "А только моя и Сидорова"! — так-таки не удержался он, чтоб не схохмить.
Вовка, имевший о творчестве Аркадия Райкина очень смутное представление, удивлённо приподнял брови, но не спросил, кто такой этот "Сидоров", справедливо отнеся последнюю Пашкину фразу к его обычному дуракавалянию.
Потолок прыгнул навстречу, мы проскочили три перекрытия и оказались в полутёмном высоком помещении. Прямо посреди широкого коридора, разделяющего ряды колоннообразных сооружений в несколько обхватов в диаметре каждая.
— Здесь, что ли? — толкнул я Пашку.
— Да вроде как... — неопределённо повёл он плечом, воровато озираясь по сторонам.
— А почему так неуверенно? — съязвил Игорь, покусывая кончик новой "жертвы" из спичечного коробка и с прищуром оглядывая непонятные цилиндрические конструкции, подпирающие высокий потолок. — Ты ж у нас всем гидАм гид!
— А потому! — нервно отозвался "гид". — Ориентируюсь лишь по описанию да картинкам в книге.
— Ориентацию, выходит, потерял? Ну, Сусанин!
— А ты б, чем прикалываться, лучше помог бы!
— Чем? — искренне удивился Игорь. — Туда ж нельзя! Сам говоришь: там девять "же. В лепёшку, говоришь, превращусь.
— Не превратишься. Вовчик не позволит.
— Интересно! Чем же он это "не позволит"?
— Первый день замужем? Браслет на кой? Скафандр тебе какой-нибудь сварганит супротив тех самых "же".
Я с интересом прислушивался к их перебранке. Моего мнения никто даже и не спрашивал!
— От оно надо! — продолжал Игорь на полном серьёзе. — В скорлупе той по потёмкам лазить! Какая-нибудь "зомба" тюкнет по черепушке. И пикнуть не успеешь. Есть другое предложение. Более комфортное.
— Ну-ну! Колись, давай. Что за предложение?
Игорь молча пожевал свою спичку, пару раз перекинул её туда-сюда, выдерживая паузу, и нехотя процедил:
— Чё мы сразу внутрь-то полезли? Надо хоть осмотреться, на бреющем полёте по-над крышей "бублика" полетать. Мож, чего снаружи и углядим. Где он там, твой Пульт Управления, ты сам-то знаешь?
— Не Пульт, а Отсек. Главный. Их на корабле даже два. Дублируют друг друга. На случай "вдруг чего"...
— Тем более. Какой-нибудь, да найдём. А то блукаем в потёмках, понимаешь... А время идёт.
Санька, молча выжидавший, пока они препирались между собой, наконец, подал голос:
— Мысль, вообще-то, здравая, Вольдемар. Ты не находишь?
Я пожал плечами:
— Да я чё? Я — как коллектив.
— А коллефтив только "за", — решил за всех Пашка и нетерпеливо взмахнул клешнёй: — Ехай!
* * *
**
Мы проникли сквозь высокий потолок, выбрались наружу и медленно поплыли над широкой, около полусотни метров в обхвате, крышей корабля, то бишь, "бублика". По правде сказать, бубликом, как таковым, он не воспринимался. Мы не могли охватить взглядом всю конструкцию. Вокруг клубился густой полумрак, прорезаемый частыми высверками молний. И впечатление было такое, будто мы с вертолёта на небольшой высоте смотрим на крышу товарного поезда, заметно поворачивающего куда-то в правую сторону, теряясь в беспокойной дымной мгле. Секции "бублика", плотно пригнанные друг к другу, сверху смотрелись не прямоугольниками, а, скорее, трапециями. Меньшие их стороны были обращены к центру тороида, что позволяло конструкции постепенно закругляться.
— Паш, — нарушил Вовка продолжительное молчание, во время которого мы бестолково пялились на проплывающую под нами вереницу однообразных сегментов. — А что это за пупырышки торчат на крыше каждого вагона?
— Печные трубы! — гыгыкнул тот. — Звездолёт углём отапливается. Каменным!
— Слышь, ты, Сусанин, — недовольно скрипнул Игорь. — Ты, если чего знаешь, то по делу говори.
— Да капсулы это! — фыркнул Пашка. — Спасательные! На случай, если "бублику" — кирдык. Чтоб было, куды бечь. То бишь — на чём. И рассчитаны они на восемнадцать человек. Чтоб могли там шесть суток переждать, пока помощь придёт.
— Бред! — сдержал зевоту Игорь. — Туда если пять-шесть влезут, и то хорошо.
Пашка рассмеялся:
— Да это же только верхушка айсберга! А основное тело капсулы на нижнем этаже стоит. Колонны видели? — И он тут же хлопнул себя по лбу: — Бли-и-ин! Колонны! Как же до меня сразу-то... Вовчик! Повертай назад!
— Это ещё почему? — удивился я, притормаживая "пятачок".
— Так мы уже, оказывается, были в Главном Отсеке!
— С чего ты взял?
— А с того! Каждая стандартная секция "бублика" оснащена только одной капсулой, во, видите? — указал он вниз. — На каждом, так сказать, "вагоне" по одному "пу-пы-рыш-ку", — хитро покосился он на Вовку. — А на Главных Отсеках их должно быть по девять!
— И что?
— А то! Когда мы поднялись из жилых, так сказать, отсеков, то сразу оказались среди леса колонн. Помните? — обернулся он за поддержкой к "коллефтиву".
— Да чего мы там помним? — пожал Вовка плечами. — Что там, что здесь, всё одно, как у негра. Кабы не молнии, так вообще бы...
— А я помню... — нехотя признал Игорь. — Чё-то такое там было...
— Во! — обрадовался Пашка неожиданной поддержке. — Мы когда через крышу-то сиганули на улицу, нет, чтоб назад обернуться и посмотреть — вперёд погнали!
— Не так уж мы и "погнали"... — слабо вякнул я.
— И всё равно. Ни у кого из нас ума не хватило...
— Извини! — возмутился меланхоличный Вовка. — Кто у нас — "старожил", всё тут знает? Вот именно. А мы здесь — гости. Нам — что три "пупырышка", что четыре — один хрен.
— Да уж! — отмахнулся Пашка. — "Всё"! Всё знает только прокурор! — И он опять подтолкнул меня: — И чего это мы висим? Разворачивай оглобли!
— Погоди, — сказал Санька. — Придержи коня. Я, Паш, чего-то не пойму. Нам что нужно? Главый Отсек найти? Или дедушку Прометея?
— А не один ли чёрт? Найдём Отсек — найдём и дедушку.
— Так ведь в том Отсеке, где мы, как ты говоришь, уже были, никого нет! Не в темноте же он сидит?
— А что? Всё возможно! — ядовито поддакнул Игорь. — Он же — инопланетянин! Он и в темноте видит. Как та кошка!
— Дык эта... — смутился Пашка. — Мы же только в коридоре были. А отсек-то с внешней стороны "бублика" обустроен. То есть — в соседнем помещении, через коридор.
— Нет, ну хоть где-то какая-то полоска света должна же проникать? — продолжал рассуждать Другов. — Говорить о присутствии живого человека? А там же — подвал-подвалом! Если что и было когда живое, так уж давно и неправда.
— Да, действительно! — поддержал Вовка с притворным оптимизмом. — Звездолёт-то старый, деревянный, все двери давно перекособочило, на фиг. Свет через щели непременно проникать должон!
Санька оторопело посмотрел на него и только мотнул головой, как бы говоря: "Да уж, помощник с тебя!"
— Ладно, — обречённо вздохнул Пашка. — Убедили. К тому же — "бублик" — он всё равно круглый. Во втором Отсеке не найдём — опять сюда вернёмся. Поехали, Вовчик, дальше по кругу! Только, эт' самое... "сдвинь корону набок"...
— В каком смысле?
— А "чтоб не висла на ушах"! — хохотнул сквозь зевоту Игорь.
— Ну, ты это... — Пашка подвигал клешнёй, показывая, что надо сместиться чуть вбок. — Чтоб мы не только крышу видели, но и боковую поверхность "бублика". Может, окошки именно там светиться будут. А мы и не заметим, если только над крышей болтаться будем.
— Любой каприз за ваши деньги... — пожал я плечами.
"Товарняк" под нами дёрнулся и "вагоны"-секции вновь поплыли навстречу, выныривая из завывающей и грохочущей косматой мглы, нещадно раздираемой электрическими разрядами.
* * *
**
— Паш, — после непродолжительного молчания сказал Вовка, лукаво переглянувшись с Друговым. — Высвети цифИрьку.
— М? — не оборачиваясь, ответил тот, внимательно вглядываясь в мельтешащий полумрак. — Какую цифИрьку?
— Сколько вагонов в этом составе? Едем-едем, а они всё не кончаются...
— Шестьдесят четыре.
— Та ну... По-моему, уже сто шестьдесят четыре... По второму кругу уже, небось, пошли...
— Тебе кажется. Я слежу.
Немного помолчали.
— Мне, наверное, опять кажется... — вновь послышался Вовкин голос.
— Что? — недовольно повернулся к нему Пашка.
— По-моему, орнамент, — подбородком указал Вовка на экран.
— Где?
— Ну, я не настаиваю, но похоже... Вот, ниже окон проглядывает.
Я остановил движение "пятачка" и мы все вместе всмотрелись в то место, куда указывал Вовка. Какая-то тёмная полоса, шириной приблизительно метров пять, выделялась на изъеденной поверхности звездолёта. Она вертикально уходила вниз, до самой поверхности волнующегося океана и исчезала в нём. Вверху рисунок заострялся, напоминая цифру "один". И в этой части от неё отходила вниз ещё одна полоса такой же ширины, но уже под наклоном.