Джон Шеттлер - "Киров-4: Люди войны"

* Вот же козел — мы всего-то пропали без вести с целым ракетным крейсером, нежданно-негаданно вернулись через месяц на другом конце земного шара без боекомплекта и вдобавок еще и пролюбили ядерную боеголовку. Что тут такого, к чем тут можно цепляться?

— Медицинские журналы... — Задумался Вольский. — Зачем ему записи о погибших?

За столом воцарилось молчание. Затем Карпов положил салфетку и сказал.

— У нас могут быть проблемы по этой части, адмирал. Я получил сообщение из управления по персоналу флота. Оно было адресовано лично мне, поступило через Николина и было корректно зашифровано.

— Что именно им нужно? — Вольский был настолько занят с Добрыниным и Абрамовым, что совершенно упустил из виду дела на корабле.

— Любые имеющиеся на корабле сведения по погибшим. Я ответил, что все данные были уничтожены, когда произошел сбой систем в результате взрыва, но они нашли дела на троих человек. Они находились в кормовой цитадели, когда по ней был нанесен удар, и так как они имели звания от младшего лейтенанта и выше, сведения по ним должны были храниться в журнале Золкина за его подписью. Доктор забыл о них, когда мы стирали записи. Волков нашел их.

— Так в чем проблема? — Непонимающе спросил Вольский.

— В том, что управление кадровой работы не имеет никаких сведений об этих людях. Они говорят, что они никогда не получали назначения на "Киров". Более того, у них нет никаких записей о них вообще.

— Нелепость. Это были Деникин, Краснов и Рыков*. Я лично назначил их туда для тренировки в реальных условиях перед назначением на главный мостик. Теперь мне придется писать письма их семьям. Что значит нет никаких записей?

* И Колчак )

— Не только по ним, адмирал. У них нет ничего ни на одного из погибших. Капустин и его цепной пес Волков прошерстили весь список членов экипажа и проверили все прошлое каждого по линии разведывательного управления флота.

— Проверили прошлое? — Вольский выглядел обеспокоенно.

— Да, адмирал. Я полагаю, они подозревают саботаж причиной некоторых полученных нами повреждений. Можно только представить, сколько ходит разговоров в их кругах о том, что случилось в Атлантике, и эта ситуация в скором времени может выйти боком. Вы знаете, что они намерены проверить пломбы на хранилище спецбоеприпасов и все три боеголовки, которые еще находятся в ведении Мартынова.

— Я тоже пришел к такому выводу, — тяжелым голосом сказал Вольский. — И взял на себя смелость отчитаться о том, что приказал выпустить MOS-III номер десять в ходе учений, хотя это выглядит неправдоподобно. Ядерное оружие не могло быть применено в ходе учений. Никогда. Сказать это означает ополчить на себя все командование ВМФ в Москве. Им это не понравится. Сучков уже топает ногами и желает мою голову на блюде. И для этого ему нужно лишь повернуть несколько других голов в мою сторону.

— Я виноват, адмирал. Это полностью моя вина.

— Мы оба знаем это, Карпов. Не нужно снова возвращаться к этому.

— Тогда, с вашего позволения, я продолжу. Я не поднялся по служебной лестнице до командира флагмана флота, будучи пай-мальчиком. Я упорно боролся за эту должность, и я знаю, как мыслят такие люди как Капустин и Волков. Я был вероломным специалистом по ударам в спину и сукиным сыном. Теперь я смотрю на многое по другому, но можете быть уверены, таких как Волков я знаю и понимаю.

— Подобные дела в наших рядах всегда были мне неприятны, Карпов, но я понимаю, о чем вы говорите. Да, я полагаю, мы могли бы осадить Волкова, но окончательный доклад готовит Капустин. Адмирал Абрамов относится к нам с некоторым сочувствием, и, похоже, считает моей главной заботой Волкова. Я не смог его переубедить, но вам говорю со всей ответственностью, что главный — Капустин. Волков лишь вывеска. Он давит, расталкивает и копает, но отчеты пишет Капустин. И выводы тоже будет делать он. Они обнаружат, что у нас недостает одной боеголовки, и нам придется за это ответить.

— У меня есть возможное решения. Я бы так сделал, по крайней мере, когда-то тогда. По правде говоря, я должен признать, что я все тот же. Все та же старая черная акула все еще кружит у меня в душе, и если бы я позволил ей захватить себя, я бы нашел самое простое решение — обвинить во всем какого-нибудь матроса. Сказать, что тот выбрал неправильную боеголовку. Разве не это случилось на "Орле"?

— Мы в действительности не знаем этого, — сказал Вольский. — Я понимаю, о чем вы говорите, Карпов, но это довольно низко.

— Конечно. Я был не слишком щепетильным человеком.

— Но и вы и я понимаем, что это было бы не так легко. Никакой матрос не мог иметь доступа к специальным боевым частям. Он есть у Мартынова, и боеголовки должны устанавливаться под его непосредственным руководством. Кроме того, десятая пусковая были изолирована и оснащена несколькими отказоустойчивыми предохранителями. Как вы это объясните? Затем начнутся вопросы относительно командного ключа, и мы оба знаем, что произошло. Нет, будет непросто списать все на некомпетентность. Ни один матрос не мог сделать такой цепи ошибок. Такого не могло быть, и я не стану обвинять в этом любого члена экипажа, живого или мертвого.

— Тогда перейдем к следующему варианту, к которому бы прибег новый Карпов. Он мог бы просто пойти к Капустину и Волкову и взять на себя всю ответственность.

— Это очень благородный поступок, — сказал Вольский. — Да, вы могли бы сказать им, что приказали Мартынову установить боеголовку, а затем сказать, что оператор вооружения на мостике допустил ошибку. Но как же ключи — тот, что висит на шее у вас и тот, который находится у меня? Вы что, намереваетесь сказать им, что решили провести проверить ракету с ядерной боевой частью, пока я спал? Зачем? Так делать нельзя. Это совершенно неслыханно. Вы лишитесь должности, звания, возможно, даже будете отправлены в отставку.

— Я уже лишился из-за этого звания и должности, — сказал Карпов. — Во второй раз будет проще.

— Но разве вы не понимаете? — Вольский выставил вперед открытую ладонь. — Ваши действия, предпринятые в реальной боевой обстановке, это одно. Но не забывайте, что они не должны узнать ничего о том, что мы выпустили хотя бы один снаряд в реального противника. В какого же именно? Это как поставить горячую чашку на пластилин, скажи одно, и все поплывет дальше само собой. Заявление, что это был учебный пуск уже выглядит натянутым. Что же нам сказать Капустину? Что мы выпустили ее по американским кораблям в 1941 году?

— Конечно нет, адмирал. Я полагаю, что у нас есть единственный выход. Я возьму вину на себя. Она моя и есть, и будет справедливо, что мне придется за это ответить. Я отдал приказ Мартынову, сказал ему сбросить настройки кодового устройства контроля пуска и я выпустил MOS-III. Скажете им, что я был убежден в необходимости отработки реального пуска, что я запросил разрешение сделать это, и когда мне было отказано, я скажу, что взял на себя смелость проигнорировать ваши приказы, когда вы были нездоровы. Ведь все так и было. Это наш единственный выход.

Мысли Карпова пребывали в той старом мире, где коварство и увертки были в порядке вещей. Он знал таких людей, как Капустин и Волков, и знал, что они собираются копать и копать, пока не найдут хоть что-нибудь, и искал способ донести до адмирала холодную логику того мира, в котором успешно жал многие годы.

— Мы должны что-то дать им, товарищ адмирал. Бросить кость. В противном случае, они будут копать, пока что-то не найдут. Они уже крайне подозрительны. Ищут предполагаемых саботажников. Они почуяли, что здесь что-то не так, и хотят крови. Если мы убедим их в то, что наша история придумана для прикрытия того, что сделал я, то они радостно набросятся на меня. Я уже могу сказать, что Волков идет по следу и готов вцепиться мне в задницу. Разве это не ясно? Если мы дадим им что-то, что им будет понятно, это может оказаться единственным, что не даст им понять действительную невозможную истину.

Вольский посмотрел на свою тарелку, а затем устало потер лоб.

— Я понимаю логику того, что вы предлагаете, но вы понимаете, что это будет значить для вашей карьеры. В любом случае поднимется шум, но я полагаю, что это может быть нашим единственным выходом.

Федоров слушал их разговор с какой-то тоской, а затем решился.

— Мне не хотелось бы этого говорить, адмирал, но даже головы капитана может оказаться не достаточно, когда они обнаружат то, что, как я полагаю, они обнаружат в ближайшие восемь часов.

— Обнаружат что, Федоров?

— Что дела тридцати шести человек, включенных в список погибших, которые они получили от доктора Золкина, не были уничтожены в результате инцидента и не были потеряны управлением по персоналу. Я полагаю, они обнаружат, что этих людей никогда не существовало вообще.

Вольский недоверчиво посмотрел на него.

— Никогда не существовало?

— А вы не понимаете? Эти люди находились на корабле, когда тот вышел из того Североморска, который мы оставили несколько недель назад. Но теперь это другой мир. В этом мире никто их них так и не родился, так что я не думаю, что вам придется писать письма семьям, адмирал.

— Мы сделали это?

— Полагаю да. Мы изменили ход Второй Мировой войны. Как вы помните, у меня было немало книг. Я изучал ее историю всю жизнь. Я проверил в корабельной библиотеке все, связанное с историей, но, уж простите меня, придержал некоторые книги, чтобы посмотреть, что изменится. Как оказалось, три из этих книг даже не были опубликованы в этом мире. Это заставило меня всерьез взяться за выяснение того, что изменилось. Вы помните книгу, которую я вам показывал, "Хронологию войны на море"?

— Да, ту самую, которая привела нас на эту кривую дорожку.

— Итак, я оставил ее у себя, и как только мы прибыли сюда, я направился в город и купил последнее издание, а затем сравнил с собственной. Да, мы определенно изменили многое. Японцы были атакованы американцами у Соломоновых островов и потеряли три авианосца. Наши действия также сильно подорвали из 5-ю авианосную дивизию. Японский императорский флот практически утратил эффективную палубную авиацию после нашего вмешательства. Они сумели восстановить свои силы, и война продолжилась вроде бы так же, но ядерной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки не было. Япония капитулировала в апреле 1945.

— Но причем здесь те, кто погиб на нашем корабле?

— Я не знаю. Но мы определенно изменили многое, а когда вся мелодия переигывается, несколько нот могут оказаться неуместны. Во многом, я могу сказать, что история излучилась и вернулась на круги своя. Но не было, например, рейда на Дьепп — это один пример того, что мы изменили. Однако высадка в Нормандии прошла так же, как и в нашем прошлом. Тем не менее, явно имелись отличия, особенно в мелочах.

— Как говорится, дьявол кроется в деталях, — вмешался Карпов.

— Совершенно верно. Вероятно, что-то случилось с предками тех, кто оказался в нашем списке, и время каким-то жутким образом нашло способ избавиться от них.

— Дикость, — сказал Вольский.

— Не могу спорить, — ответил Федоров. — Весь этот инцидент совершенная дикость. Но подумайте, адмирал. Если что-то изменилось, если деды Деникина, Краснова и Рыкова погибли на войне, или их отцы женились на других женщинах... То как они могли существовать? Если бы они вернулись живыми, это создало бы огромный парадокс. Как они могли быть здесь? Получается, время не нашло для них места в этом мире. История это колоссальный оркестр, и когда капитан не дал нам уничтожить "Ки Уэст", все изменилось. Музыка изменилась, и для них не нашлось места. Этот мир выглядит точно так же, как и наш, вот мы здесь, в "Золотом Драконе", верно? Но это не тот мир, который мы оставили, когда прошли мимо волноломов в Североморске в июле. Как я уже говорил, у меня есть три книги, которые даже не были изданы.

— А кстати, как они могли остаться нетронутыми? — Спросил Карпов.

— Я не уверен, но, возможно, из защитило то, что они были при нас на корабле*. Однако люди не вещи, они живые субъекты истории. Время нашло способ свести баланс, так что я думаю, теперь мы обнаружим, что их никогда не существовало. Единственное место на земле, кто можно найти любые сведения об их жизни, это наш корабль. — Федоров указал на свою голову. — И еще здесь. Мы знали их, мы ходили с ними, воевали с ними, но, как и те книги, в этом мире они так и не появились на свет...

* Согласно эпилогу первой книги "Хронология войны на море" Федорова изменилась, в ней появились записи об охоте на пропавший "немецкий рейдер" в районе Лабрадора в августе 1941, то есть она также была подвержена темпоральным изменениям.

— Господи, — сказал Карпов. — Забудьте о ядерных боеголовках, это мелкие протокольные вопросы. Каким образом мы объясним это Капустину?

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

ВОСХОДЯЩЕЕ СОЛНЦЕ

"Выбирая начало пути, мы выбираем и то, куда он приведет"

— Харри Эмерсон Фосдик

ГЛАВА 13

* * *

Военно-морские силы НОАК (Народной освободительной армии Китая) больше не являлись местными силами самообороны, ограниченными прибрежными водами, как это было в прошлом. В начале 21-го века Китай начал развертывание новых океанских сил, и это касалось почти всех классов кораблей. Надводный флот, или "шумиан титхин байи" усилился чрезвычайно, получив новые типы ракетных эсминцев и подводных лодок, авианосцы и вертолетоносцы и, что не менее важно, инфраструктуру обеспечения кораблей в открытом море, что позволило флоту выступить за пределы прибрежных вод Китая впервые с XV века.

Задачи, стоящие перед флотом, росли вместе с ним. В настоящее время они заключались в обнаружении и уничтожении групп надводных кораблей противника, противолодочной обороне и обеспечении высадки десантов на территории противника, воспрепятствовании противнику в атаках на прибрежные китайские города и порты, а также в регулярной морской разведке. Составной частью последней задачи была противолодочная обороны и траление мин.

Тем не менее, китайцы были все еще новичками. 15 сентября 2021 года, небольшая оперативная группа вышла в море, направившись к островам Дяоюйтай или Сэнкаку, как из называли японцы, с целью демонстрации флага в районе богатого подводного нефтяного месторождения под безлюдными скалами островов. Это было продолжением длительной словесной войны Китая и Японии по поводу этих территорий, но на этот раз намечалось нечто большее. Острова были расположены примерно в 125 милях к северо-востоку от Тайбея (Тайвань) и имели идеальную позицию для размещения сил прикрытия операции против этой крупной цели. Если бы японским силам понадобилось проводить операции в регионе, они бы действовали со стороны Окинавы на северо-востоке и собственно Японии, и Дяоюйтай находились прямо на их коммуникациях.

В связи с этим китайская эскадра располагала достаточными ресурсами для поставленной ей задачи. Ее центром был один из новых эсминцев типа 052С "Ланьчжоу", головной корабль данного типа. Созданный с применением технологий снижения заметности, этот 7 000-тонный корабль часто называли "Китайский Иджис"*. Он был оснащен фазированной РЛС с неподвижными антеннами, что делало "это" весьма эффективным кораблем. Китайцы полагали корабли вещами, и не наделяли мужским либо женским родом.