Получить статус Бога

— Джонни актив, но маленького роста и решил удлинить ноги... А Джонни не привык и упал с высоты роста, и сломал нос и правый мизинец. Теперь не может пить мартини, по-тому что, держа бокал, надо отставлять палец. Мы вместе дули на сломанное место, и Джонни повторял: "Это ужас, Стюарт!"

Моя команда сочувственно кивала, старательно сдерживая смех, и по окончании опе-рации радостно наградила как бы парня бурными аплодисментами.

— Знакомого звали Стюарт, — "к месту" вспомнил байку Сашка Буратино. — Когда выпи-вал с друзьями, обязательно после пятой рюмки рвались заглянуть в паспорт, чтобы "раз и навсегда" узнать на какую букву заканчивается имя.

— Спасибо, приятель, твой звездный час, он же минута славы, — я с чувством пожал руку хирурга. — Мария, — нетерпеливо постучал пальцем по экрану, — не буду возражать, если в отчете для прессы, подчеркнете нетрадиционную ориентацию своего хирурга.

— Ваше начальство не будет в восторге... — Мария улыбнулась. — Скандал. Русского кос-молетчика оперировал хирург-гей.

— Считай эту уступку платой за спасение нашего товарища.

Пока мировая пресса будет "носить на руках" голубого штурмана-хирурга, новость об адюльтере в семье Зверевых потеряет актуальность, что и требовалось.

Толстушка Джессика — второй пилот — оказалась по совместительству операционной сестрой и, принимая от Джумбо благодарность за спасение друга нежными объятиями и затяжными поцелуями, совершенно излечила нашего чернокожего друга от тоски по блондинке Натали.

Глава 21 Другое измерение

Неумелые игроки делают непродуманные шаги

и направляют игру по непредсказуемому маршруту

Мимоходом

И нас, и америкосов напрягал недостаток инфы. Жадность и глупость команды "Чикаго", устроивших глобальный катаклизм и превративших громадный космический массив в "Дикое поле", подняли цену каждого байта-бита информации, пошучу, до небес или выше; а вот аппендикс Кольки-стажера свалился америкосам нежданной халявой. Теперь им уже не нужно таиться, рыская по нашим следам; сели спокойно на шею и поехали к вечному блаженству. И нам, вроде бы обязанным за спасение стажера, теперь приблудных легче взорвать, чем дипломатично "стряхнуть с хвоста".

Утрясая организационные и политические вопросы, ни на секунду не отрывался от наблюдения за космосом. В вечном и бесконечном пространстве изменения стратегического характера происходят редко, предсказуемо и неторопливо; а вот одноразовые, одномоментные, местные "выбросы" — обрушиваются внезапно, без предупреждения, ниоткуда.

"Черная дыра" за две с лишним недели с момента взрыва стабилизировалась, оформилась; четко обозначила свои контуры-параметры, и на экране дальнобойного локатора выглядела снежно-белым перекрученным столбом, пересекающим десяток постепенно втягивающихся внутрь галактик.

Ближняя к нам сторона "столба" венчалась обозначенной штрихами вспыхивающих звезд и метеоритов, закручивающейся против часовой стрелки воронкой, к которой оба корабля: грузовой транспорт "Надежда" и медборт "Онтарио" последовательно смещались.

— Маша, — я не выключал экран сенсосвязи с командой медборта. — Сейчас пойдем мимо воронки через "плоский космос"; если вы с нами, лучше пристыковаться.

— Нет, — карие глаза капитана сверкнули возмущением на грани оскорбления, будто я предложил девушке переспать, не угостив предварительно шампанским; а мне казалось, что у нас уже наладилось конструктивное сотрудничество.

— Повернете назад?

— Нет!

Два отрицания подряд колыхнули в сердце сладкую волну: два отрицания равны одному утверждению, — и это правило почти не знает исключений. Розовые и голубые бусы на командире американского корабля с первого взгляда придали знакомству романтическую направленность, и взаимная тяга между мной и Машей нарастала в геометрической прогрессии.

С девушками всегда придерживался четкой позиции: если есть чувства, обязательно о них говорил-объяснялся. Смолоду бывало не признавался, потом жалел, но однажды дал зарок всегда признаваться, вошел во вкус и начал объясняться, даже не успев влюбиться, и "прокатывало" порой, точнее, всегда.

Иного ответа от америкосов и не ожидал: медборт "Онтарио" — разведчик, и не упустит возможности пройти с нами по кромке жизни и смерти, чтобы "взглянуть на космос снаружи", но идти за русскими, как бычок на веревочке, не позволяли великодержавные амбиции.

— Продвигаться самостоятельно ваше право, но стоит ли совершать свои ошибки, когда есть чужой опыт? — пытаясь образумить девчат, "включил юмор". — Это ни в коем случае не попытка давления или указания считающего себя старым и умным промокшего ворона с верхушки облетевшей березы, ничуть не бывало, только греющее душу стремление не упускать из виду красоток. Держитесь за нами и делайте, как мы.

Космос постепенно сжимался сверху и снизу, расстилая, раскладывая все видимые объекты в одну плоскость... или на одну плоскость. Не осталось звезд вверху, не осталось звезд внизу; только ковер из гигантских разноцвет-ных блесток, и гигантская воронка, в которой закручивались, проваливаясь в неведомую глубину, звезды.

— Маша приподнимитесь над нами и внимательно следите за скоростью.

Двухмерный космос оставляет минимальные возможности для маневра: всякое отклонение вверх или вниз отзывается многократным возрастанием на-грузки, грозящей "размазать" корабль по кромке гравитационного потока, добавив дополнительную белую строчку в стену воронки.

— Так вы с нами, девушки? — корабли пока в безопасности, и я позволил себе немного игривой иронии.

Маша, прячущая за строгостью взгляда смущение и растерянность, откро-венно заводила. Девочка-отличница, поменявшая однажды игру в куклы на игру в космос, строго выполняющая наставления штурманских карт и пилотские инструкции.

— "Сорвите цветок, пока свеж и душист, иначе сам бесславно упадет состарясь," — язвительным шепотком отметился в телефоне не отрывающий взгляд от экрана Отрепьев.

— Гриша, не напрягай красивостями... место поэта в команде занято механиком.

— Вольный перевод латинской фразы, которую давно забыл, — пояснил Гришка, — но девушку развеселить необходимо... для предотвращения непредсказуемости.

Второй пилот "Онтарио" черноглазая пышечка Анжела со времени операции "заводила" Джумбо-Ваню. Зулус второй день "прожигал" взглядом экран и судорожно сглатывал слюну при каждом взгляде пышнотелой астронавтки.

— У нас заданный алгоритм прохода "черных дыр", — сухо сверкнула глазами Маша и кивнула чернокожей круглолицей напарнице, — автопилот.

"Онтарио" полыхнул на форсаже маршевыми двигателями, и, стремительно разгоняясь, промчался над нами к космическому провалу.

— Твою мать! — благодаря северо американским братьям... и сестрам я стреми-тельно превращался в записного матерщинника. — Гриша, следим.

— Вот и непредсказуемость. Зря они так, — Отрепьев буквально влип глазами в экран. — Никаких шансов... все — закрутило.

"Черные воронки" — это своеобразные ворота в другой космос, в другое пространство, в другое время. Провалившийся корабль и экипаж не обязательно теряли жизнь и физическое тело,... иногда выныривали и продолжали жить на тысячу или две тысячи лет назад или вперед, в зависимости, как далеко и долго получилось лететь в воронке.

Закручивающийся космический мусор четко рисовал линейные направлен-ные потоки, подхватившие "Онтарио" плотными струями, и кругами унося-щими в глубину. Самому медборту вязкий поток уже не прорвать.

— На принятие решения десять секунд: либо проходим прямо, навсегда забыв о Колькиных спасителях, либо рискуем. Только да или нет?

— Да, — не дослушав, ответил Гришка; Сашка Буратино, сжав кулаки, шагнул от входного люка вперед; торопливо поднялся сидевший на корточках у пере-борки Джумбо-Ваня; незаметно подошедшая сзади Галя-Галчонок крепко об-хватила за плечи. — Поехали. Форсаж!

"Онтарио" еще можно вытащить, дав ему возможность развернуться в потоке, а для этого ламинарные (линейные) струи нужно превратить в турбулентные(завихренные) — менее плотные.

— Маша, когда промчимся перед вами, включайте форсаж и поворачивайте следом.

— Не командуй...

— Маша — красивое имя... так бы и повторял...

— А Серега — грубое...

Транспорт "Надежда", как с трамплина, нырнул вниз, пролетел в пустоте и прорвал-взлохматил стену воронки перед медбортом "Онтарио". Девчонки не оплошали, — "повисли на хвосте".

Два корабля, отключив форсаж, пошли вперед в одной связке, настороженно присматриваясь к другому незнакомому космосу.

Глава 22 Другая реальность

Смотрим вокруг, — глаза округляются

Из воспоминаний старого космонавта

— Черт! Черт" Черт! — Гришка Отрепьев напряженно вглядывался в экран обзора передней полусферы и часто бил кулаком по колену. Обернулся в возмущении и досаде. — Все не так. Все неправильно. Так не должно быть...

— Не кипятись. Григорий, — я также вглядывался в картину незнакомого, но обычного космоса: попутно косил глазом на экран сенсосвязи с американским медбортом. Маша-Машенька недовольно в ответ хмурилась, спасай таких.. . — В чем причина недоумен-ных взглядов, Григорий? У тебя есть причины для беспокойства?

— Нет, — ответил Гришка резко и язвительно, — просто ленивые умствования праздного после обеда ума, на подвернувшуюся нечаянно тему. Командир, мы уже десять минут в другом измерении, в другом пространстве, — штурман-стрелок снова обвел глазами боевую рубку и, едва не по слогам, как для безнадежно тупых, прояснил свое недо-умение. — На экране такие же звезды, такой же космос, пусть другого рисунка, но кос-мос и звезды, а в кабине транспорта те же самые мы. Не нормально...

— А нормально, если бы у нас выросли рога? — удивилась из-за моего плеча Галя-Галчонок.

— А с экрана простер руки Бог, — развеселился Сашка Буратино и, пытаясь изобразить картину, протянул руки к Джумбо-Ване и пробасил. — Здравствуйте, разноцветные дети мои, приветствую вас в другой реальности.

— Другой не нада, Сережья, — забеспокоился зулусский вождь. — Давай обратно, давай, где я царь и вождь, да.

— Все в наших руках, Ванюша, — я подмигнул Гале-Галчонку, приглашая к розыгры-шу. — Галочка, ты уже скучаешь без подружки Джуди?

— Очень бы хотелось увидеть напарницу, — не глядя на Джумбо, лукаво улыбнулась Галя, — как она в покинутой реальности, не обижают ли мужики-здоровяки хрупкую девушку?

— Командир, поворачиваем? — с экрана больнички-изолятора глаза наивного Кольки-стажера заблестели радостной надеждой.

— Больным слова не давали, — пошутил Сашка Буратино.

— Не больной, а выздоравливающий, — разулыбался во весь рот Колька. — Так поворачи-ваем?

— Эй, Сережья, давай не надо, — при воспоминании о Джуди Нигерскиллер к зулусско-му царю вернулись прежние страхи, и лицо заметно побледнело. — В этот пространство посмотрим-поищем планет, как Вуди-Руди.

— Маша, — я постучал пальцем по микрофону. — Пригласи своих на объединительное со-вещание. Теперь нам волей-неволей придется взаимодействовать, хотелось бы согласия в общей работе.

Девушка повернула лицо в мою сторону медленно и болезненно тронула рукой правый висок, — мигрень у девушки — шанс у рыцаря. Торопливо послал мысленную волну, и Маша устало прикрыла глаза; видимо, давно терпит.

— Маша, слушай меня. Головная боль — это серьезно. Сядь свободно, глаза не открывай. Представь покачивание моих ладоней у висков; стою позади, и ты чувствуешь тепло на коже; прихватываю боль ладонями и качаю, она качается вместе с движениями моих рук, поднимаю и плавно убираю в сторону, будто корону. Не открывая глаз, прислушайся к себе. Все.

— Никто не просил, — Маша облегченно радостно крутилась в кресле, но на меня посмат-ривала по прежнему настороженно. Упрямая девушка. Я "перещелкнул" канал на "интим", исключая экипажи из разговора и перешел на воркующий полушепот:

— Не оценила старания, а у меня руки лечебные. Мог бы хорошие деньги зарабатывать бесконтактным массажем, — пытался закрепить победу.

— Отличный кусок хлеба на старость, — отрезала Маша, — когда из космонавтов за несоот-ветствие выгонят.

— Извини, Машенька, за тупость и нечуткость. Не сообразил, что ты через столько разде-ляющих километров можешь не расслышать моего утробного нежного мурлыканья. По-верь, оно было и есть, и сейчас выгибаю спинку и пушу шерсть на загривке в ожиданиях следующих прикосновений. Я тебя чувствую, — это факт. А ты грубиянка, надежное муж-ское плечо отталкиваешь.

Машенька забавно изображала взрослость и строгость, и я не упустил случая позаба-виться, поиграть с девушкой, как кошка с мышкой.

— Дожидаюсь встречи, предвкущая плавное кружение в медленном танце под звуки полу-забытого, но сладко волнующего шлягера.

— Похоже на плебейские пошловатые изыски, — снисходительно улыбнулась Машенька, — приличным девушкам ближе "Сказки Венского леса".

— А вот этого не надо, — строго оборвал и сопроводил отсекающим взмахом "музыкально эстетическую отрыжку утонченной курсистки". — Ты умная, красивая все понимающая, но, когда включаешь дворянско-снобистские закидоны, во мне вскипает пролетарское самосознание; и голоса героических предков вновь зовут к борьбе за свободу и равноправие.

Совершенно растерявшаяся девушка, не зная, что ответить на неожиданный спич, смот-рела виновато, и я с удовольствием продолжил "экзекуцию":

— В очередной раз убеждаюсь в правоте революции, погрузившей однажды на пароход и вышвырнувшей лучшую часть соплеменников, с голубой кровью и белой костью, за пре-делы страны.

— Допускаю, — Машенька закраснела до слез и готова любыми средствами компенсиро-вать мои "уязвленные пролетарские амбиции". — Правящая верхушка допускала элементы барства и снобизма, но в свободном мире это считается пережитком. — В смущении де-вушка выглядела трогательно красивой.

— И тем не менее вылезает иногда, — заканчивая игру, добавил в голос легкие примири-тельные нотки. — Предлагаю дообсудить антогонистические противоречия при личной встрече и окончательно сблизить позиции и закрепить отношения дружеским сексом.

Машенька вновь покраснела и оскорбилась, — что и требовалось доказать. Правду сказать, медборт "Онтарио" для нас обуза, и в другое время я с легким сердцем предос-тавил американцу свободу множить ошибки, но из кресла первого пилота нарочито хмурилась, изображая опытного взрослого космонавта, Маша-Машенька-Машулька и часто трогала и поправляла на шее голубые и розовые бусы — мои неоплаченные секс-векселя, а я мальчишка обязательный и всегда возвращал долги. Интересно, знала ли девушка "цену вопроса"?

— Даже не надейтесь давить и управлять, мужскому шовинизму нет места на американ-ских кораблях, — негодующая Маша пулей выскочила из кресла, и мой мужской экипаж торопливо направил глаза в экран сенсосвязи.

При стройной тонкой фигуре массивные высокие бедра велосипедистки или конько-бежки, возбуждающе обтянутые блестящей голубой тканью комбинезона; аккуратные высокие грудки-яблочки, чутко вздрагивающие на каждом движении, и строгие, широко расставленные серые глаза над прямым тонким носиком и пухлыми резко очерченными губами. Джумбо даже застонал, плотоядно облизываясь.