Созерцающие путь

— Конечно. Всё в Его воле.

— Но зачем? Для чего сперва разобщать, а потом воссоединять?

Какой в этом смысл?

— Видишь ли, прежде чем воскреснуть, возродиться, стать чем—

то новым, надлежит сперва умереть и распасться. Иначе как же со—

браться в ином качестве? Это и есть путь Бога, он же обязателен

и для любого существа. Ведь все мы созданы по Его подобию. И

сила, стягивающая всё к изначальному единству, — это любовь всех

отдельных частей к целому. Она составляет суть каждого, но не

всегда может обнаружить себя, преодолеть искусственное стрем—

ление к разделению.

— Ох, если бы эти наши рассуждения могли избавить мою

душу от страданий, — удручённо прервал я его.

— Ты любишь её, — с участием сказал он. — И в непрестанных

сомнениях обращаешься к тому памятному видению как к послед—

ней ниточке, что вас связывает.

— Да, Отче... — пробормотал я.

— Прислушивайся больше к голосу души, а не разума. Не углу—

бляйся в философское словоблудие, от какого бы авторитета оно

не исходило. Сиё — лишь жалкая попытка познать таинство бытия

при помощи такого грубого инструмента, каким является логика.

Лучше доверься своим чувствам и стремлениям сердца — средото—

чию твоей внутренней веры. Лишь оно ближе всего к истине. Веру

же я имею в виду не приобретённую слепую, не обязательную в

силу традиций, не продиктованную лишь страхом перед чем-то...

Ибо то больше от головы. Я говорю о вере изначальной, глубин—

ной, рождающей в нас любовь и доверие ко всему сущему... А это

так легко омрачить лживым словом! Ощущай мир сердцем, мой

мальчик. Только в нём обретёшь ты ответы на свои вопросы.

103

Время за разговором протекло незаметно. Белые стены зданий

за оградой окрасились розовыми закатными лучами. В весеннем

воздухе над нами раздался величественный звон. Это ударил хра—

мовый набат, и гирлянды сосулек под кровлей, казалось, зазвене—

ли ему в тон, а несколько отвалились и воткнулись стеклянными

клинками в изрядно подтаявший сугроб.

— Мне пора, — как бы извиняясь, сообщил Святейший. — Скоро

начнётся вечерняя месса.

— Тебя тоже долг зовёт, Отче, — вздохнул я.

— Ты будешь присутствовать?

— Конечно, как и все.

— Вот и хорошо, — улыбнулся он. — Тогда, возможно, ещё по—

говорим после службы.

* * *

Огромные красные драконы разевали пасти, словно собира—

лись без остатка проглотить вражескую столицу. Она ощетинилась

множеством сверкающих на солнце шпилей перед непрошенными

гостями. Но жуткие чудовища на боках гигантских жёлтых бал—

лонов неумолимо плыли к своей цели. Тени, ещё более тёмные,

чем обугленная земля внизу, медленно подползали к закопчённой

городской стене. Тут и там на ничейной земле торчали обгорелые

остовы штурмовых башен, напоминая о предыдущих штурмах.

Три огромных имперских аэроскафа высоко летели в голу—

бом весеннем небе. И вовсе не по воле ветра: их двигали вперёд

большие пропеллеры. За каждой из машин тянулся шлейф чёрного

дыма. Это был первый массированный запуск воздушных кора—

блей, участвующих в боевых действиях.

А по земле к неприятельским укреплениям уже подходили

штурмовые бригады. К затворённым башням подкатывались меха—

нические тараны. Ещё несколько осадных башен, обшитых метал—

лом, двинулись к стене.

Самоходы стояли неподвижно, но в полной боевой готовно—

сти. Так что мы, солдаты машинного легиона, могли наблюдать

за ходом штурма издалека, обретаясь в относительной безопас—

ности.

104

Вскоре поле битвы окрасилось разрывами; стреляли и мы, и

противник. Снаряды нарушили порядки атакующих, но остано—

вить натиск, конечно, не смогли. Вспыхнула изнутри штурмовая

башня, ближе прочих подкатившаяся к твердыне врага. Похоже,

кугель угодил прямо в опрометчиво открытую бойницу. Городская

стена тоже горела во многих местах. Дальнобойные катапульты

Империи начали выдвигаться ближе к городу.

Но самое интересное происходило в небе. Летательные аппа—

раты уже миновали линию укреплений и повисли над домами так

высоко, что никакая катапульта не могла их достать. От титани—

ческих баллонов начали медленно спускаться на длинных тросах

гигантские плоские корзины с десантом. Ветер заметно их раска—

чивал, но помешать высадке не мог.

Моё внимание привлёк некий предмет в глубине города, более

всего похожий на огромное блюдце. Он располагался на крыше са—

мого высокого здания, и я поначалу принял его за один из множе—

ства сверкающих вокруг куполов. Но в отличие от них он двигал—

ся: выпуклое кверху блюдце из своего горизонтального положения

начало подниматься на ребро, поворачивая вогнутое донце в нашу

сторону. На солнце оно сверкало не хуже зеркала.

И тут мне пришлось зажмуриться: из блюдца ударил ослепи—

тельный луч, ударил в ближайший аэроскаф. Затем оглушитель—

но грохнуло, и воздушный корабль разнесло в клочья: взорвался

газ, наполнявший баллон. Корзины полетели вниз, переворачи—

ваясь в воздухе, и десантники горохом посыпались из них на го—

родские дома. В наших рядах хором ахнули, потом загалдели на

все лады.

— Что же это за хренотень такая? — послышалось откуда-то

сбоку. — Эк она наших-то поджарила!

— Какое-то новое оружие, — отзывались сзади. — Надо же, до

чего додумались проклятые варвары!

Не успели мы опомниться, как жуткое блюдце развернулось

к следующей цели и снова испустило убийственный луч. И опять

над городом расцвёл кошмарный огненный цветок, далеко разме—

тав ошмётки летательного аппарата. Вскоре та же участь постигла

и третий аэроскаф. Люди сверху всё падали и падали, усеивая те—

лами крыши и улицы.

105

А тем временем на земле воспламенились ещё несколь—

ко штурмовых башен, так и не сумевших подойти к укреплени—

ям вплотную. Стена полыхала уже по всей длине, но катапульты

противника с завидной методичностью обстреливали атакующих.

Знающие люди говорили, что мощные козырьки над бойницами не

позволяют жидкому огню затечь туда, а попасть в узкое отверстие

можно только при большом везении. У самой стены земля к этому

времени превратилась в огненную реку.

Взвыли трубы и рожки, подавая сигнал к отходу, а могли бы

и не трудиться: наши изрядно поредевшие отряды, где пятились,

а где и вовсе бежали от огня и смрада, оставив на поле горящие

механизмы и раненых солдат. Очередной штурм неприятельской

столицы был отбит.

* * *

Командование нашей армии, по всей видимости, было силь—

но обескуражено. Штурм сорвался, высадка десанта за вражеские

укрепления не удалась, воздушный флот был потерян... И всё из—

за странного нового оружия, которое противник впервые приме—

нил против войск Империи. Оставалось непонятным, что это за

штука и что за лучи она испускает. А если они могут поражать и

наземные цели, причём на большом расстоянии? Пока всё не вы—

яснится, никто не сможет нам гарантировать здесь безопасность.

Вся осада может прахом пойти. Если вообще уцелеем...

Лагерь уже несколько дней гудел, как растревоженный улей.

Туда-сюда бегали офицеры, сновали Серые Псы, которых с каж—

дым днём становилось всё больше. Не стало покоя и простым сол—

датам. Непрестанно вокруг что-то менялось, перемещалось с ме—

ста на место, переделывалось. Специально отряженные бригады

вкопали внутри лагеря столбы, солдатские шатры спешно переста—

вили, освободив широкую площадку, куда тут же выкатили огром—

ные катушки с жуткой на вид металлической проволокой. Никто из

нас не мог даже предположить, что тут затевается.

Когда я притащил на новое место мешок со скарбом, сердце

ёкнуло, предчувствуя неладное.

106

— Что случилось? — спросил я товарищей, растерянно топтав—

шихся на новой становке.

— Щерые нашего дещатника увели, — прошепелявил беззубым

ртом Сморчок.

— Как? За что увели? — Удивлённо встал я напротив них, так и

не скинув с себя поклажи.

— А за что схватили, за то и увели, — мрачно буркнул Весельчак

и принялся рыться в своём мешке.

— Его объявили предателем интересов Империи, обвинили в

подрыве устоев государственности, — сообщил Чернявый. — Вот

только-только арестовали.

— Похоже, донесли на него. Причём кто-то из наших, — со зло—

стью бросил Перекошенный. — Попадись мне эта тварь, придушил

бы.

— А куда... куда его увели? — спросил я.

— Надо думать, в дознавательский шатер, — Перекошенный

ухмыльнулся здоровой правой стороной и от этого стал ещё страш—

нее. — Ну, где они обычно допросы с пристрастием учиняют.

Меня словно по голове стукнули. Придя, наконец, в себя, хо—

тел, было пойти к серым и объяснить, что они ошиблись, но това—

рищи не пустили, уверенные, что те и меня загребут. Всё равно,

сказали, я ничем ему помочь не смогу, только беду на себя навлеку.

Да и на остальных тоже.

Ближе к вечеру пригнали пленных. Длинной вереницей они

шли в центр лагеря, где их ждал загон, оплетённый кошмарной

саморежущей проволокой. Снаружи по его периметру уже стояли

караульные.

Прибывших расселили в длинные палатки, ряды которых

плотно заполняли пространство огороженного участка. Пленные

мало походили на солдат, среди них попадались старики, женщи—

ны, даже дети. Наши, глядя на это, недоумевали: зачем понадо—

билось сгонять их сюда, под стены осаждённого города? Но объ—

яснять нам что-либо начальство не сочло нужным.

Наконец, сгустились сумерки, и лагерь начал затихать. То тут,

то там мигали красные огоньки — это солдаты откидывали пологи

шатров, чтобы глотнуть свежего воздуха. Возле костров слыша—

лось позвякивание посуды, а порой и хохот. Откуда-то донеслась

107

страшная ругань: наверное, какой-нибудь унтер подпил и раздуха—

рился. Только в загоне для пленных, словно зияющая дыра в жи—

вой плоти, стояла мёртвая тишина, довольно странная для такого

скопления народа.

А в воздухе уже явственно пахло весной. С полей тянуло сыро—

стью подтаивающих снегов. На темнеющем небосклоне одна за дру—

гой начали появляться звёзды. Холодные и недоступные, они мерца—

ли в вышине, равнодушно взирая на обитателей суетного мира.

* * *

Я изо всех своих сил отговаривал его от безумной затеи. Но он

остался непреклонен.

— Я просто обязан пойти туда. Пойми меня, Лэйдвиг, и не удер—

живай.

— Но зачем так рисковать, Отче? Мне кажется, это бессмыслен—

но. Разве будет от этого хоть какой-нибудь толк?

— Нет ничего бессмысленного, сын мой. И поверь мне, это да—

леко не бесполезный шаг.

— Но с чего ты взял, что сможешь как-то на них повлиять? Что

твоё слово остановит казни?

— Возможно, это будет не слово. Вероятнее всего, залогом ста—

нет моя жизнь.

— Но можно же потерпеть... ещё чуть-чуть. Совсем скоро, не

сегодня, так завтра, с севера подойдут наши войска. Тогда разговор

у нас с ними пойдёт на равных.

— И сегодня, и завтра, сын мой, перед стенами Мэйдла будут

распинать на столбах десятки невинных, таких же служителей

Единого, как и я. И что же мне, наблюдать за их муками из-за креп—

ких стен? Я — первосвященник, и потому не могу их оставить. Мне

надлежит быть там, рядом с ними.

— Но я вот тоже отсиживаюсь за этими стенами, несмотря на

бесчеловечный ультиматум имперцев. Они будут каждый день

предавать мучительной смерти по тридцать моих подданных до

тех пор, пока Мэйдл не сдастся на милость победителя.

— Да... — Святейший кивнул. — Сначала священников, а там и

остальных. Народу они пригнали много.

108

— Может, мне тоже стоит пойти с тобой? Или ещё лучше: сдать

последний наш оплот, перечеркнув жирным крестом всё будущее

Сэксондии?

— Ни в коем случае. Ты нужен именно здесь. А иначе кто воз—

главит армию в решающем сражении?

— Значит, я буду здесь, а ты там, Отче? Быть может, идёшь на

неоправданную жертву?

— Прости меня, но так надо, Лэйдвиг. А сейчас мне пора. Вчера

на холме перед городом уже распяли тридцать человек. Сегодня

это не должно повториться.

Вскоре после этого нашего разговора ворота в одной из башен

открылись, выпуская делегацию с белым флагом. День ещё только

начинался, солнце резво поднималось в голубое небо с редкими

белыми облачками.

Я смотрел через бойницу, как Его Святейшество в одеждах

простого священника шёл через выжженное поле к имперскому

лагерю. С ним пошли ещё пять человек. Пройдя несколько сотен

шагов, они вдруг остановились. Казалось, что Святейший о чём-то

спорит со своими спутниками. Судя по энергичной жестикуляции,

они пытались что-то ему втолковать, но без особого успеха. Он,

как всегда, умел убеждать. Вскоре его тёмная фигурка с белым по—

лотнищем над головой двинулась дальше уже одна, остальные же,

потоптавшись какое-то время на месте, подались к городу.

Я всё стоял и смотрел. Священник приблизился к группе им—

перцев, вышедшей ему навстречу. Они обступили его и увели в

лагерь. Белый флаг последний раз мелькнул меж шатров, словно

старик так попрощался со мною.

* * *

Мы сидели тесным кружком вокруг костра, поглощая незамыс—

ловатую пищу. Я без особого аппетита разгребал ложкой месиво в

миске. Тревога не отпускала меня. Об аресте нашего командира не

говорили, разговор шёл, по преимуществу, о казни пленных.

— И такими вот методами наши хотят убедить саков сдать сто—

лицу? — промямлил Рукоблуд, опасливо глянув по сторонам.

109

— "Наши"! — фыркнул Чернявый. — Военные никогда бы до та—

кого не додумались. Это всё проклятые серые. За дело их псами

зовут.

На некоторое время все примолкли, только ложки позвякива—

ли.

— Да плевать они, похоже, хотят на своих распятых священни—

ков, — нарушил молчание Весельчак. — К ним, по слухам, с севера

целая армия идёт.

— И притом немалая, — подал голос Тёртый. — Остальные коро—

левства Северного Союза всё-таки выставили свои войска.

— Оно и понятно, — задумчиво проронил Чернявый. — Ведь сей—

час под угрозой их общая религия. Тут и самые осторожные вос—

станут, да и маловеры тоже.

— А я слышал, будто сюда прибыли люди из Бабиллского орде—

на магов, — полушёпотом сообщил вдруг Циклоп. Его глаз при этом

загадочно сверкнул из-под шапки.

Все повернулись к нему.

— Я тоже слышал о странных людях в красном, — сказал Краб.

— Но они держатся особняком, в лагере почти не показываются.

— Так вот, — продолжал одноглазый. — Их, говорят, прислали из