Закон Жизни

Мы с Валерией довольно быстро приноровились к своим, на самом деле, не такими уж и хитрым обязанностям. Даже гномы стали меньше ворчать, или я перестал обращать на это внимание. Свободное время было, в основном, в дороге, когда не спал и ничто не отвлекало от постоянных бесплодных экспериментов. О них не знал никто, кроме моей спутницы, которая очень хорошо научилась распознавать моменты, когда я погружался в себя и пытался сосредоточиться на всех этих "внутренних чакрах" и прочей воображаемой лабуде, и тут же начинала ластиться, крутить попой перед лицом, и прочими способами сбивать с рабочего настроя. Я так и не понял, специально она это делает, или оно у неё всё как-то само получается.

С гномами отношения оставались всё такими же непонятными — они словно специально дистанцировались от нас, держались на расстоянии. Часто говорили на своём языке, непонятном ни мне, ни Валерии, кучковались и ели отдельно, а иногда, отослав нас подальше, принимались распевать хором свои песни. Почему-то делать это при свидетелях подгорные жители отказывались наотрез.

Не скажу, что меня всё это радовало, но, во всяком случае, нам платили, мы были сыты, при деле, и могли чувствовать себя в относительной безопасности. Так я, во всяком случае, думал, до тех пор, пока мы не столкнулись с одним старым знакомцем...

Дорога, по которой тащились наши повозки, была ни разу не оживлённая, и каждый встреченный путник становился событием, поводом остановиться и немного поболтать, обменяться последними новостями. Поэтому те несколько человек с ослами в поводу, идущие навстречу, сначала вызвали неподдельный интерес и предвкушение хоть какого-то развлечения.

Я так и пребывал в радостном расположении духа, пока не заметил, что бегущий возле повозки Рекс начал злобно рычать, чуть было не кинувшись вперёд — еле-еле успел отдать команду: "Стоять!". Само собой, я тут же и сам напрягся, подняв глаза, вгляделся внимательнее... Тут же поняв, что меня внимательно и бесстыдно рассматривают. И делает это тот самый тип, который пытался пленить Валерию, ранил пса и сбежал от меня тогда, в лесу.

Спутники его показались мне незнакомыми и никакого внимания на нас не обращали. Видимо, случайные попутчики. Или — сообщники.

Отведя взгляд от меня, мужик прошёлся им по Валерии, с очень не понравившимся мне выражением, после чего повернулся к Тюрину и ответил тому что-то. Смысла беседы я уловить не смог, мы остановились слишком далеко от головного фургона, но я напрягся, ожидая подвоха. Перебирая в голове все варианты — от попытки напасть на гада, до побега в лес — в итоге, решил оставить всё, как есть, и ждать развития событий. Только на всякий случай придвинул к себе свёртки с пистолетом и мечом. И так и сидел, как на иголках, испепеляя нашего врага взглядом, пока тот не закруглил неспешный разговор и не дал команду своим ехать дальше.

Он прошёл мимо с деланым равнодушием, видимо, при свидетелях не собирался "светить" наше знакомство. Подождав, пока ослиный караван минует нас, я свесился с повозки и оглянулся назад. Тот, кому так нестерпимо хотелось пустить пулю вдогонку, шёл последним, полуобернувшись назад. Заметив меня, издевательски ухмыльнулся и помахал рукой. Я никак не ответил, и следил за гадом до тех пор, пока тот не скрылся за поворотом дороги.

Выпрямившись, я понял, что наши повозки так никуда и не тронулись, а гномы, все как один, пожирают меня глазами. Неприятное ощущение. Тюрин махнул рукой, мол, двигаемся, но сам спрыгнул на землю и встал на обочине, дожидаясь нас. Похоже, предстоял разговор, и вряд ли лёгкий.

И в этом с гномьим предводителем я был солидарен полностью. Сам уже думал, как бы рассказать обо всём — ведь скрывать проблемы от начальства, это последнее дело. Очень не хотелось думать об этом и признавать очевидное, но, похоже, пришла пора прощаться с низкорослыми крепышами.

Когда повозка поравнялась с Тюрином, я хотел её приостановить, но гном протестующе махнул рукой и запрыгнул к нам прямо на ходу. Стараясь взять инициативу в свои руки, я начал сразу, не давая ему времени опомниться:

— Есть проблемы. Боюсь, нам придётся вас покинуть.

— Что проблемы, то я и без тебя понял. Но вот что там и кому "придётся", это обсудим после того, как объяснишь мне всё, человек.

— Нет проблем. Как раз собирался.

И я кратко пересказал историю нашего знакомства с "мерзким", как условно обозвал того типа, а также выложил все свои подозрения, про то, что он явно замыслил что-то нехорошее, и раз не полез делать это сразу, то, скорее всего, или настучит стражникам, чтобы те проверили нас на наличие документов — что может повлечь разоблачение Валерии, и если её признают беглой, то наказания ждут не только её, но и всех причастных — или попробует иным способом навредить. Если второго варианта я не боялся, уж как-нибудь отмахаемся, то с первым, и им подобными... Против государственной машины Империи мы — никто, и если зажуёт её бездушными колёсами, особенно, когда их усердно смазывают всякие "братцы" Валерии и прочие заинтересованные, костей не соберёшь точно. Единственным вариантом казалось снова удариться в бега. Оставаться со слишком заметным караваном значило наверняка подставить и себя, и спутников под удар.

После завершения моей речи повисла тишина. Тюрин в задумчивости оглаживал свою шикарную бороду, смотря куда-то вдаль. Судя по тому, как хмурились его кустистые брови, а на лбу собирались морщины, думы гнома были не самыми радостными. И когда, казалось, молчание стало уже совершенно невыносимым, он наконец заговорил. Слова его падали тяжко, размеренно, как молот на наковальню, и были полны скрытой силы и решимости.

— Сыновья гор никогда не бросают своих. Как камни в кладке, не оставляя щелей, мы всегда встаём плечом друг к другу, единой, нерушимой стеной, против всего остального мира. Ты, человек, сражался с нами. Ты отважно бился против наших врагов, и бился за то, что не принадлежало тебе. Ты не дрогнул, не убежал. Честно признаюсь, в том бою мы бы справились и сами, без помощи. Но тебе дали в руки меч. И дали врага, чтобы сразиться с ним. Всё для того, чтобы проверить тебя, узнать, из какого ты железа. И ты, человек, с достоинством выдержал испытание! Хотя, уже за одно то, что предупредил о засаде, уже за то мы все в большом долгу перед тобой. И с радостью вернём его, если будет надо.

Неожиданно пафосная для Тюрина речь, обычно он говорил просто и понятно. Меня пробрало до самого нутра. Такое смысловое содержание... Было от чего воспарить в небеса. Неужели у нас действительно появились друзья в этом мире, кто-то, кто будет готов поддержать, кому мы не безразличны? Но гном не закончил, и я жадно ловил каждое слово, боясь поверить тому, что он говорит:

— Я даже больше скажу, человек! Вся эта дорога, ваша работа, наши придирки — это всё тоже было испытанием. Прежде, чем принять кого-то в свой круг, мы обязаны увериться в нём на всю глубину, а не лезть разрабатывать пустышку, польстившись на богатые верхние залежи. Поверь, это необходимость. Просто потому, что тот, кого наш Род назовёт другом — станет почти полноправным членом нашей большой семьи. И если потом выяснится, что в приёмыше есть каверны... Это останется лежать на всех нас тяжким камнем, несмываемым пятном ржавчины. Потому что отменить решение уже будет нельзя. Надеюсь, тебе это понятно? — Тюрин говорил, смотря на меня, будто Валерии не существует. Но я понимал, что поднимать вопрос о девушке сейчас преждевременно.

— Предельно понятно... Это большая честь.

— Да, человек. Ты прав. Удостоившихся такой чести, чести стать другом рода Огненной Бороды... Их очень мало. Это не большая, это, огненные духи меня раздери, огромная честь!.. Останови повозку. Эй!.. Тормозите!.. Все сюда!.. Объявляю сход!..

Повозки, одна за другой, были остановлены, и гномы подошли к нам, обступая тесным кружком. Мне и Валерии пришлось спрыгнуть на землю, повинуясь приглашающему жесту Тюрина. Казалось, всё вокруг просто набухло торжественностью момента, ощущение причастности к чему-то необычному заставляло смотреть по сторонам во все глаза.

Когда всё погрузилось в выжидающую тишину, Тюрин продолжил свою речь, громко, чеканя каждое слово:

— Перед Правдой! Мы, сыновья гор из рода Огненной Бороды, в составе Тюрина, сына Глаина, наследника Каменного Престола рода!..

Шагнув вперёд, гном сделал тот самый, знакомый мне уже давным-давно жест призыва "Правды". Близко посаженные глаза подгорного жителя, смотревшие на меня не отрываясь, казалось, высверливают дыры, физически ощущалась некая исходящая от гнома сила. И, судя по происхождению, было понятно, откуда она взялась — явно этот не-человек сызмальства приучен командовать.

Тем временем, Тюрин продолжал:

— ...в составе Барина, сына Верина, Главного Летописца рода!

Рыжебородый матерщинник, непривычно серьёзный и молчаливый, тоже осенил себя знаком. А я еле сдержал удивление — никогда бы не заподозрил в этом шумном балагуре, забияке и любителе сквернословия того, кто хотя бы умеет держать в своих толстых пальцах перо... А он, оказывается, не просто умеет, а отвечает за это у целого гномьего клана!

— ...в составе Волина, сына Двалина, Главного Воеводы рода!..

Во всех смыслах самый крупный из гномов — светловолосый обладатель устрашающей физиономии, "украшенной" жутким шрамом, а также вплетённых в бороду красных лент, громового голоса и неиссякаемой жизнерадостности, повторил ритуал.

— ...в составе Берина, сына Всталина, Старшего Искателя Правды рода!..

К первым троим присоединился гном в смешных круглых очках, редко говорящий, и потому так и оставшийся для меня тайной за семью печатями.

— ...в составе Мерина, сына Толина, Старшего Рунознатца рода!..

Несложные действия по призыву "Правды" выполнил самый частый собеседник и протеже Барина, черноволосый, с очень простой и открытой физиономией, выглядящий сильно моложе и мельче своих товарищей.

— ...в составе Коина, сына Морина, Старшего Купца рода!..

Последним Тюрин назвал старшего члена команды, или, во всяком случае, внешне похожего на такового — седого как лунь, с изборождёнными морщинами лицом, но всё ещё бодрого, быстрого и выносливого.

— ...решили — человек, именующий себя Фенрисом, отныне может считать себя другом рода Огненной Бороды!

Говоря последнюю фразу, наследник Каменного Престола подошёл ко мне и протянул какую-то каменную штуковину, похожую на ту бирку, что досталась мне от кузнеца, после чего замолк, и стало внезапно тихо. Мне показалось даже, будто слышу, как бьётся собственное сердце.

А ещё я почувствовал неловкость от тянущейся всё дольше и дольше паузы, но что в таких ситуациях положено говорить, не имел даже малейшего понятия. Осознавая, что риск каким-то образом ошибиться слишком велик, я поспешил сознаться в своей некомпетентности — уж лучше так, чем топтаться по чужим обычаям, настраивая против себя этих нежданно-негаданно приобретённых друзей.

— Я... Очень благодарен роду Огненной Бороды. За оказанное... Доверие. Но я просто не знаю, что у вас положено в таких случаях говорить и делать. Боюсь как-то невольно ошибиться, задеть чувства гномов... Если объясните всё, какие нужны ритуалы, фразы... Я это сделаю!

— А ничего не нужно, человек. Род, в лице нас шестерых, принял тебя!

Гномы внезапно утратили всю свою серьёзность, наперебой кинувшись поздравлять. Как тогда, когда меня привели от лекаря. Я попытался спастись, но безуспешно, и, наверное, только чудом рёбра остались целы после всех этих медвежьих объятий. Откуда-то появился рог и бурдюк, который наполняло нечто крепко-алкогольное, коротышки начали что-то напевать, сначала тихо, потом всё громче и громче...

Во время всего этого безобразия Валерия тихонько жалась ко мне, смотря по сторонам ошалелыми глазами. Из рога с напитком, протянутого мне и которым я посчитал правильным поделиться с девушкой, пригубила только чуть, но этого с лихвой хватило, чтобы щёки её начали пылать красным, а глаза заблестели и чуть-чуть потеряли фокусировку. Рекс носился туда-сюда, не понимая, что происходит, и, казалось, вот-вот начнёт лаять, мол: "Люди добрые, да это что ж это деется-то! Что творится! Мне моего хозяина как, надо спасать, или это двуногие просто играют, как неразумные щенята?".

Пострел, который тоже наворачивал круги над поляной, внезапно уселся мне на плечо. Уже слегка нетрезвый, я повернулся к птице, со значением косящей на меня своим умным глазом. Запустив руку в карман, протянул на ладони щепотку зерна, из запаса, специально отложенного именно для этих целей утром. Угостив пернатого, ещё и пригладил его перья.

— Как же жалко, что ты не умеешь говорить, птиц!

В тот момент мне было действительно невообразимо грустно оттого, что Гуртов выкормыш бессловесный.

А потом я отрубился.

* * *

— Пиастры! Пиастры!

Что за вопли? Самочувствие мерзкое и без того, а тут ещё и этот противный голос над ухом. Незнакомый голос...

Резко распахиваю глаза и подрываюсь, пытаясь сесть. В свете последних событий чей-то незнакомый голос может идти только в связке с очень нехорошими событиями. Одно лишь осознание этого превращает кровь в жидкий лёд, с трудом проталкиваемый лихорадочно колотящимся сердцем по телу.

Но голова адски кружится, и вместо того, чтобы принять частично вертикальное положение, я заваливаюсь на бок. Запоздало приходит гениальная и совершенно логичная мысль, что сначала-то надо было попробовать оглядеться из-под опущенных ресниц, притворяясь спящим, или вообще просто полежать и послушать. Но теперь уже поздно...

— Птица Говорун, отличается умом и сообразительностью!..

Голос продолжает скрипеть где-то рядом. А у меня наконец-то получается сфокусировать взгляд и распознать картинку вокруг.

Повозка, видимо, одна из наших. Я внутри. Собственно, ситуация привычна, уже было совершенно так же после ранения. Только надо мной сидела Валерия... А, собственно, вот и она. Не рядом, а на том месте, где должен находиться я сам — управляет волами. Вроде, в порядке, и не выглядит чем-то обеспокоенной или расстроенной. Меня сразу отпускает. Судя по всему, неприятностей прямо сейчас у нас нет.

— Самка человека!.. Хозяин гнезда проснулся и чистит пёрышки!

После этого, наконец, получается понять и откуда слышу этот голос. Поворачиваю голову... Вот же он. Пострел, мерзкая курица. Да, это точно он. Только когда наш птиц научился говорить?!

Поток сумбурных мыслей прерывает Валерия, налетевшая на меня, будто тысячу лет не виделись. Столь бурное выражение эмоций это, конечно, приятно и тешит самолюбие, но зачем тормошить-то так, мне и без того туго...

— Волчик! Очнулся!.. Негодяй!.. Ох и перепугал опять!

— Спокойней, женщина, спокойней! Если не хочешь, чтобы прямо на тебя... Кое-что сделал. Сколько я был в отключке?..

— Не долго. Око сдвинулось не больше чем на три пальца.

— Хорошо. Как у нас дела? Всё в порядке?

— Да, едем дальше.