Les

Оказалось, что никаких чудес нет. Внезапно изображение на щите дрогнуло и стало корёжиться, а ещё через секунду я увидел новую рекламу. Вот оно что! Щит, оказывается, состоит из подвижных реек. Повернулись так — одна реклама, иначе — другая.

На остановку троллейбуса я не пошёл. Мне ехать всего две остановки. Пройдусь, решил, заодно осмотрюсь. А ещё, я хотел зайти в один малоприметный гастроном. Приезжие о нём не знали, а там часто выбрасывали какие-нибудь мясные продукты. Деньги у меня ещё оставались, может, хватит на что-нибудь.

Не знаю почему, но мне показалось, что люди кругом какие-то радостные. Впрочем, я вспомнил, что и в прошлом году, вернувшись домой после долгой экспедиции, мне казалось, что люди другие. А прожив с ними всего сутки, понял, что ничего не изменилось.

Нет, не суждено мне было сегодня перестать удивляться.

Гастроном, про который я вспомнил, стоял на своём месте, но начинка его исчезла напрочь. Наверно, если бы прилавки к потолку прикрутили, я бы меньше удивился. Во-первых, он стал магазином самообслуживания. Но это меня не смутило. Сложил свой рюкзак в камеру и, взяв ключ от него, смело шагнул в зал. Вот тут-то и обмер. В который раз за сегодняшний день. Такого обилия товаров я никогда в своей жизни не видел. Даже будучи в Москве в одном из центральных гастрономов. Кругом стояли ряды. Ряд кондитерских товаров, ряд молочных, ряды с какими-то пакетами, бутылками, вроде тех, что видел у входа на вокзал. На полках лежали в прозрачных пластмассовых упаковках рыбины. Тут были и маленькие, как шпротинки, и большие ("ловись рыбка большая и маленькая"), были сельди в рассоле и мороженные, были целиком и частями. Были даже одной тонкой пластинкой. Дальше стояли груды консервов. Каких только консервов не было! Я ходил от одного стеллажа к другому, брал в руки, читал этикетку и клал на место. На свои семьдесят рублей я мог купить много чего. И это меня и останавливало. Что брать? Возьму одно — другое не смогу. Наконец, решился и взял то, что мне было более всего знакомо. "Бычки в томатном соусе". Я, смущаясь, огляделся. Нет, никто на меня не посмотрел. Когда-то эти бычки были первой закуской у алкоголиков. Ещё я взял банку шпрот. Ну и дела! Шпроты здесь стоили столько же, сколько и бычки. В старом мире они втрое дороже были. Не говоря, что их просто не достать было.

Перейдя в следующий ряд, я снова растерялся. Это был винный отдел. Бутылки стояли на полках как книги. А конец этим полкам и виден не был. Столько алкогольной продукции не бывает! Уезжая (вроде как вчера) в экспедицию в Ивановку купить спиртное я не мог. Горбачев наломал дров со своим антиалкогольным законом. А тут — бери, не хочу!

Правда, не весь ряд вином был заставлен. Дальше шла водка. Боже правый! Раньше я думал, что водки всего три названия. "Московская", "Столичная" да ещё была "Пшеничная". Ну, были ещё "Старка", "Зверобой" А тут... Ведь не просто водка различных наименований, так ведь и различных производств. Оказывается, сверху надпись гласит, что эта полка с продукцией нашего завода, следующая полка — московского завода "Кристалл". Были полки с украинской водкой. Даже знаменитая "Горiлка з перьцем". Стояли рижские бальзамы...

Смотреть на такое был не в силах.

Дальше стояли шкафы с бутылками пива. Удивляться у меня не было сил. Мне рассказывал один аспирант, побывавший в Западной Германии, что там, в магазине насчитал до сорока сортов пива. Здесь было не меньше. Вот только знакомого мне жигулёвского я не нашёл. Взял бутылочку Тверского тёмного. А название другого: "Красный восток" меня просто рассмешило. Ещё бы "Алеет восток" назвали бы.

Молочный отдел думал пройти. Лишь в детстве я пил молоко. А, став взрослым, полностью от него отказался. И, вообще, мало знал людей, любивших молочные продукты. Это в том, в моём мире. Потому что здесь было всё по-другому. Здесь было народу очень много. Брали масло (ну, это понятно), брали твороги и сырки (это отчасти — тоже). Но ведь брали и кефиры и ряженку. Даже какой-то био-кефир. Причём, дети просили родителей. Странные пошли дети. А вот на следующей полке стояли коробочки со странным названием: йогурт. Тоже, кстати сказать, пользовался спросом. И снова инициатором покупки были дети. Хотел, было, взять и я, но, посчитав, что денег на хлеб может не хватить, решил не рисковать. Кто его знает, сколько хлеб может стоить.

И вот он, колбасный отдел. Пахло здесь — чуть слюной не подавился. Сотни колбас, хотя и находились за стеклянной витриной, источали такой аромат, что я сразу вспомнил, что последний раз ел лишь проснувшись. Да и что то была за еда? Репа и сушеный кусочек мяса. Но тогда мне не казалось, что этого мало. А, находясь возле изобилия еды, начинал понимать, как же я голодал всё это время.

Решив, что с меня хватит, и товаров, и впечатлений, я решил пойти на выход.

Так он меня и ждал. Мне всё попадались всё новые и новые ряды, а них лежали все новые продукты, а выхода — не было.

— Молодой человек, вам помочь? Что-нибудь подсказать?

За спиной стояла совсем ещё молоденькая девушка. В чистеньком розовом фартуке, на котором была приколота пластмассовая табличка с именем: Наташа. Стояла и улыбалась.

Дожил, подумалось, дети надо мной смеются.

— Не нужно мне подсказывать. — Грубо ответил я. — Сам разберусь.

— Как хотите! — продолжала улыбаться девушка. — А я здесь специально, чтобы помогать покупателям.

— Вот как? Тогда скажите где выход.

— По этому ряду направо.

Я отошёл, но остановился и обернулся. Милая и симпатичная девушка с такой же милой улыбкой что-то рассказывала пожилой даме, держа в руках цветастый пакетик.

И чего я на неё взъелся. Может сейчас так принято, помогать покупателям?

Купив хлеб, а денег действительно едва хватило, я вышел на улицу. Мои робкие мысли, что вот он, коммунизм, разбил страшный, грязный человек, стоящий у входа. Похоже, что он неделю пробирался к людям через подземные ходы. Обросший, лицо всё в струпьях, будто его по асфальту тащили, и одет в такое, что ни человек, ни животное носить не станут.

— Паря, — прохрипело существо, — дай десятку на опохмел!

— Нет у меня.

Так это просто алкаш! Понял я. Но ведь наши алкаши никогда такими не были. Что же здесь с ними такое случилось, что они хуже зверей стали?

Новый мир меня потряс на столько, что уже я не хотел с ним знакомится и, нагнув голову, поспешил домой.

А вот и он, мой старый, родной дом. В нём прошло моё детство, здесь я окончил институт и отсюда я ушел в своё необычное путешествие. Вот и подъезд. Хорошо, что никто не сидит. А то, всегда старушонки сидели и судачили, кто к кому и зачем пришёл.

Влетел на свой этаж и нажал кнопку звонка. Вот только теперь до меня дошло. Меня же не было дома пятнадцать лет! Как я буду это объяснять? Что я прожил как Маугли, среди людей иного мира? Да кто мне поверит? Сейчас мама выйдет, что я ей скажу? Да и узнает ли она меня? Столько ведь лет прошло!

Мне стало страшно. Стоя, перед медведем мне не было так страшно.

Наконец, послышалось шарканье и мамин голос спросил из-за двери:

— Кто?

Во рту у меня пересохло, сказать я ничего не смог.

— Кто там?

— Мама! — Услышал я свой голос.

За дверью — тишина.

— Коленька... — разметал тишину мамин вопль.

— Мама, это я, открывай! — Не выдержал и заорал сам. Но упрашивать открыть дверь и не нужно было. Щелкали задвижки и открывался замок. Дверь отварилась и мама, моя дорогая мама, какой и была всегда, предстала передо мной на пороге.

— Мама, я вернулся!..

— Коленка! — шептала мама, обнимая и прижимая к себе, боясь отпустить, — как долго я тебя ждала!

ВСТРЕЧА

Я зря беспокоился, что я скажу маме и как объясню своё столь долгое отсутствие. Мама суетилась, как принято говорить, не зная куда посадить и чем угостить. Оказывается, хлеб у мамы был. И не только хлеб. Она доставала из нового холодильника всё новые и новые продукты.

— Вот селёдочка, вот салатик! Из помидорчиков. Ты их очень любил. Давай я тебе ещё картошечки подложу! Какой ты худой! Ну, ничего. Теперь ты отъешься!

— Погоди, мама, какие помидорки? Откуда сейчас могут быть помидорки? Осень давно! Скоро снег пойдет!

Мать весело засмеялась.

— Так теперь помидоры круглый год продают. И не только парниковые. Испанские так и вовсе грунтовые. Да и не только помидоры. Помнишь, ты клубнику любил и все просил, чтобы я на базаре тебе покупала. Так теперь она тоже круглый год продаётся. Я завтра куплю.

Скоро стол стал походить на праздничный. Даже откуда-то появилась тёмная бутылка с неизвестным содержимым.

— Это я лечусь, Коленька. По столовой ложке в день. Ты знаешь, полегчало! давай я тебе рюмочку...

— Мама, а ты почему ничего не ешь?

— Да не хочу я. Я вообще-то мало ем. Вот в полдень пообедала и теперь вечером чайку попью и всё. Это я всё тебе приготовила, кушай!

— Мать! Что-то ты не то говоришь! Как это ты мне приготовила? Как ты могла знать, что я именно сегодня приду?

— Аркадий Степанович мне сказал. Вчера пришёл и сказал.

— Какой Аркадий Степанович? Откуда он мог знать?

— Слесарь наш. Аркадий Степанович. Он у меня часто бывает. Когда кран починит, а когда рюмочку пропустить. Очень добрый человек. Ты вот с ним познакомишься и тоже согласишься, что он очень хороший человек.

— Уже познакомился! — Хмуро сказал я.

— Познакомился? Вот и отлично. Давай я тебе ещё салатика. Вот попробуй этого. Раньше таких салатов не было. Из крабовых палочек называется.

— Он мне сказал, что ты в прошлом году зимой ногу сломала.

— Ой, это такая забавная история! Расскажу — смеяться будешь!

— Что же в этом смешного? Ногу сломать?

— Да не переживай ты! Видишь, хожу. И делать всё могу. Не старая совсем. А упасть всякий может. Вон у соседей, да ты знаешь, Петька с женой гулял и сына с собой брал. Так мальчишка на ровном месте, ни с того ни с сего, шлёп, и руку сломал.

— Так что? Петька женился? И на ком?

Тут мать почему-то покраснела, отвернулась и быстро, как бы оправдываясь, начала говорить.

— На Оле. Ты с ней дружил. И она к нам приходила. Хорошая девочка. Но когда ты пропал, она с Петей стала встречаться. Ты не подумай, нет, они не сразу встречались стали. Оля тоже поначалу верила, что ты вернёшься. А через год, смотрю, она с Петей... Пойми, Коленька, ей тоже тяжело было. Поначалу и дня не было, чтобы она не заскочила. Ждала она тебя. Но семья, дети... Это каждой женщине нужно. А Петя он хороший. Сейчас бизнесом занимается. Лешка, сын их хорошенький такой, весёлый.

Не знаю, почему мама решила, что у меня были виды на Олю? Девчонка она, конечно, видная. И мы не раз гуляли. Но и всё. Я вовсе не собирался на ней жениться. Видать, собиралась Оля. А женщины в этих делах очень хорошо друг друга понимают.

Когда обед, постепенно перешедший в ужин, подошёл к концу, я остановил восторженный мамин поток слов, оповещавший обо всех делах за последние годы.

— Мама! Погоди. Теперь моя очередь рассказать о себе.

— Может не надо, сынок?

— Почему? — Искренне удивился я.

— Что же я не понимаю, что, скорее всего, ты там, в деревне встретил свою суженную, женился, и уехали за тридевять земель.

— Ну, в общем, все так и произошло. Но совершенно иначе. Ты помнишь, я говорил, что деревню от станции отделяет с километр запретного леса?

— Нет. Я не помню, чтобы ты говорил, но Серёженька говорил. Он организовал поиски тебя в этом лесу.

— Серёжка? — Удивился я. Это был мой первейший друг, и то, что он ринется меня искать, я не сомневался. Но почему именно в этом лесу?

— Понимаешь, он до сих пор корит себя за то, что подбил тебя через болото в том лесу идти.

— Никто меня не подбивал, я сам решил. Да и вообще, решил, уже когда приехал на станцию. С чего это он на себя наговаривает?

— Не наговаривает, Коленька. Всё так и было. Помнишь, когда в последний раз вы здесь были, он рассказывал страшные истории про тот лес? А ты тогда возьми и скажи, пройду я его и докажу, что ничего страшного в нём нет.

И тут я вспомнил. Действительно был такой разговор. И сказал я так тогда. Но мы с ним к тому моменту уже бутылочку портвейна уговорили. А чего спьяну не брякнешь? Одним словом, не скажи мать это, никогда бы и не вспомнил.

— Ну вот, прочесали они институтом то болото, но тебя не нашли. Да и найти трудно было, поскольку болото только на вид страшное. На деле в самом глубоком месте по колено будет. Никак не мог ты в нём увязнуть. Хотя твои следы и находили. Поискали и решили, что ты куда-то дальше леса подался. А куда?..

— Вот я и хочу рассказать куда.

До полуночи сидели. Я говорил, а мама слушала, кивала головой, сокрушалась, а под конец сказала.

— Не бывает параллельных миров. Но если ты там был, значит, так и было. Поздно уже. Давай спать. Утро вечера мудренее.

Но поспать так и не удалось. Ни мне, ни, тем более, маме.

СЕРЁГА

Встав из-за стола, мать неожиданно охнула и как-то боком плюхнулась назад, на стул.

— Что случилось? Мама!

— Ничего, Коленька. Сейчас отпустит.

Но сердце не хотело отпускать. Лекарства тоже не помогали.

— Ты как хочешь, а я побегу скорую вызову.

— Ну, а где ты среди ночи карточку возьмешь?

— Какую карточку?

Оказывается, все телефонные автоматы не за две копейки работали, а по специальным карточкам. На них записывалась информация о её стоимости и, по ходу разговора, деньги считывались. Может быть это и прогрессивно, но, как всегда это у нас делается, чрезвычайно глупо. Ведь те, кто пользуется телефонами-автоматами, пользуются от случая к случаю. Вот как я, например. И ради отдельного случая покупать карточку, по которой можно много раз звонить? Заставить бы этого умника самому оказаться в подобной ситуации.

— Сходи к соседям. У них телефон есть. Может быть, не спят ещё.

Соседи не спали. Но это были вовсе не муж с женой, которых я знал с детства. Дверь мне открыл молодой крепкий парень. Я, хоть и старался его припомнить — так и не смог. Услышав просьбу, он без всякого пригласил войти. А вот жена его (тоже мне совершенно не знакомая) была моим визитом крайне недовольна.

— Позвонить и с автомата могли бы. На углу нашего дома как раз стоит.

— Понимаете, для автомата карточка нужна...

— Ноль три без карточки набирается! — Отрезала она и с демонстративным видом удалилась в комнату.

После того, как заявка была принята, неприятная молодица вновь появилась и с угрожающим видом спросила

— А кто вы, собственно говоря, такой?

— Сын я Анны Васильевны. — Ляпнул, не подумавши.

— Ага, сын! А я — её дочь! Сын у неё более десяти лет как погиб! Сказали бы прямо, что квартирант. А не то выду-у-мывают!

Не стал я пререкаться, поблагодарил, извинился и назад.

Пока скорая прибыла, мать рассказала, что прежние соседи, муж с женой, детей не имея, продали двухкомнатную квартиру, чтобы на вырученные деньги могли бы пожить безбедно. Купили себе однокомнатную где-то в захолустье. А эту квартиру купили детям новые русские.