На миг Кертис задумался о том, что эта часть мира Треме была для него недосягаема. Но затем он снова вспомнил, что Ава сама пригласила его, поэтому, отбросив свою неуверенность, сошел с велосипеда, чтобы расправить плечи, снять зажимы с брюк, взять в руки подарочную коробочку и пройти последние несколько ярдов, как подобает джентльмену.
По мере приближения к дому он отметил, что на ветвях деревьев развешены пурпурные, зеленые и оранжевые бумажные фонарики, а вдоль перил горят свечи, опоясывающие почти весь двухэтажный дом, из-за чего, казалось, что он весь окутан светом. У открытых ворот Кертис присоединился к группе золотой молодежи, разодетой дорого и по моде. Ни с кем из этих людей он не был знаком.
Гости показывали свои приглашения с теснением дворецкому в смокинге, стоявшему рядом с воротами, а затем проходили внутрь друг за другом. Когда Кертис поравнялся с дворецким, тот посмотрел на его велосипед так, как будто это был большой вонючий сом, выловленный из ила Миссисипи.
— Приглашение? — спросил дворецкий, его кустистые седые брови приподнялись на морщинистом лбу.
— Э-э… у меня его нет, но меня пригласила сама мисс Ава.
— Имя?
— Кертис Мэйхью.
— Хм, — задумчиво протянул дворецкий через пару секунд замешательства. — Пожалуйста, пройдите к черному ходу в задней части дома. Вам сюда, — пальцем в белой перчатке он указал в сторону каменной дорожки, что вилась среди кустарников, и тут же переключил свое внимание на следующую пару гостей, которая уже протягивала ему свои приглашения.
Черный ход? Кертис хотел переспросить, но поток гостей напирал и подталкивал его идти дальше, поэтому он направил свой велосипед по дорожке и зашагал к задней части дома. За зарослями кустарника располагались еще один ворота — так же открытые, и из-за них доносились голоса и смех. Пройдя через них, Кертис заметил множество гостей, бродящих по круглой лужайке, освещенной разноцветными бумажными фонариками. Ненавязчивый, рассеянный свет мерцал на медных инструментах оркестра, который обустраивался на сцене, украшенной фиолетовыми и зелеными лентами и воздушными шарами.
Кертис собирался повернуть к заднему двору, когда из двери, что стояла открытой недалеко от ворот, вышла стройная женщина-октарон[22] в красном платье. В ее волосах поблескивала драгоценная тиара, макияж ее был безупречен. Сперва ее взгляд зацепился за велосипед Кертиса, а затем остановился и на нем самом.
— Ты участник развлекательной программы? — спросила она.
— Хм… мэм… Я Кертис Мэйхью. Я…
— Оставь свой велосипед у этого дерева и иди туда, — женщина жестом указала на дверь и прошествовала мимо него, оставляя позади себя шлейф духов с нотками цитрусов. Она держалась, как настоящая леди — от нее за версту веяло деловым духом, свойственным хорошей хозяйке.
Кертис повиновался и припарковал свой велосипед, после чего взял подарочную коробочку из тележки, поправил галстук-бабочку, одернул рубашку и, пройдя через дверь, очутился на оживленной кухне, где клубился пар от большого числа кастрюль на длинной печи. Три повара продолжали неустанно трудиться за готовкой, в то время как полная женщина в белом фартуке и с сине-зеленой повязкой для волос наблюдала за ними, словно военный сержант, то и дело выкрикивая приказания.
В одно мгновение Кертис почувствовал, что вспотел и потерялся в потоке шума и пара. Взгляд женщины обратился к нему, и она сразу же нахмурилась, словно он представлял собой ее личную проблему, а у нее совсем не было времени или желания ее решать.
— Кто ты? — спросила она.
— Кертис Мэйхью.
— О… ты… — она увидела подарочную коробочку. — Что это?
— Это мой подарок мисс Аве.
— Это было необязательно, — фыркнула она, но протянула руку и забрала у него подарок. — Я прослежу, чтобы она его получила. Для тебя установлен отдельный стол во внутреннем дворике, — она отвлеклась, потому что какой-то звук (и как она только услышала его в этой какофонии бульканья и шипения?) привлек ее внимание. — Мистер Руфус! — прорычала она. — Это будет гамбо[23] или переваренная задница?
— Для меня? Стол? — переспросил Кертис. — Я не понимаю, зачем мне…
— Слушай сюда, сынок! — женщина выглядела так, будто была готова наброситься на него, как линкор, и потопить его. — У меня нет времени на любезности! Скоро шестидесяти гостям надо будет подать гамбо, речных раков, жареную курицу и фрикадельки по-итальянски! Марш отсюда!
Кертис отступил. Что-то было не так, но он не мог понять, что именно. Женщина отвернулась от него, и Кертис увидел, как она кладет подарочную коробочку с брошкой-бабочкой на верхнюю полку, чтобы та не мешала готовить блюда. Он собрался снова открыть рот, но передумал, потому что не знал, что именно хочет спросить. Он решил, что сможет прояснить эту ситуацию, как только выйдет во двор и найдет Аву. Тихо развернувшись, Кертис ушел, а у него за спиной женщина начала устраивать разнос одному из поваров за то, что он слишком сильно обжарил кукурузные клецки.
Во дворе, где разодетые денди и юные леди в своих лучших нарядах расселись за столами, сервированными для второй и третьей подачи блюд, готовящихся на кухне, Кертис первым делом увидел пятнистого пони, привязанного к столбу с фиолетовым бантом, обернутым вокруг его шеи. Затем он заметил самый большой торт, который когда-либо видел в своей жизни. Ему сложно было вообразить, что человеческие руки могут сотворить подобного гиганта. Торт состоял из трех высоких ярусов фиолетовой и зеленой глазури. Он напоминал какой-то великий тортовый собор с возвышавшимися на нем восемнадцатью еще не зажженными свечами и размещался на платформе, окруженной несколькими большими металлическими ведрами с ледяной крошкой. Пара слуг, одетых в смокинги, дополнительно охлаждали его, обмахивая большими опахалами из плетеного тростника. Рядом стояла хрустальная чаша для пунша с пенистой зеленой жидкостью, и очередной слуга наполнял из нее хрустальные бокалы для гостей. Оркестр настраивался: на передней части бас-барабана было напечатано его название — «Авангард». Барабанщик сделал несколько пробных ударов по малому барабану и басу, а трубач облизнул губы и протер мундштук своего инструмента носовым платком.
И как раз там, между оркестром и пони, стоял небольшой столик с тремя стульями, покрытый белой тканью. В его центре возвышался хрустальный шар, а рядом с ним стояла рукописная табличка с надписью «Гадание и предсказание будущего».
И это для меня? — удивился он. Что за безумие? Не иначе, произошла какая-то ошибка… путаница…
В оцепенении он пересек двор, направившись к столу. Гости, которые были заняты едой, напитками и веселой болтовней, позволили ему пройти мимо своих группок, как если бы он был на этой вечеринке призраком. Он почти дошел до стола, когда перед ним возник прекрасный лик. Ава улыбалась и буквально сияла в своем золотом платье и драгоценной тиаре. Боже, она была невероятно красива… впрочем, как и всегда.
— Привет, Кертис, — поздоровалась она. — Для тебя все готово.
— Привет, — отозвался он. Во рту у него пересохло, и ему пришлось приложить все усилия, чтобы сосредоточиться на девушке, потому что он слышал и ощущал пульсацию крови в своей голове, как будто внутри него отбивал неровный ритм его собственный барабан. — Послушай…
— Да?
Но она уже смотрела по сторонам, как будто что-то искала: места, куда надо пойти, и гостей, с которыми надо пообщаться. И хотя ее глаза искрились, Кертис знал, что этот блеск был не для него.
— Я думаю…
— О, там Престон! Давай же, начинай Кертис, держу пари, к тебе очень быстро кто-нибудь подойдет.
Ава Гордон собралась уйти, и в это ужасное мгновение Кертиса буквально парализовало. Он знал, что просто не сможет сесть за этот стол и притвориться, что может делать то, что написано на этой табличке. Нет, он не станет изображать из себя того, кем не является, даже если из-за этого ему придется уйти и оставить позади и саму Аву Гордон, ради которой это празднество было организовано, и причудливого пони с бантом, и оркестр «Авангард», уже готовый начать выступление, и охлажденный торт, который выглядел так, как будто не являлся творением рук человеческих.
— Мисс Ава! — окликнул он, и его голос прозвучал почти как жалобный крик среди счастливых голосов.
Когда она повернулась к нему, то уже не выглядела такой благожелательной, как прежде.
— Что еще? — спросила она, и что-то в ее голосе кольнуло его.
— Я… не гадалка. Я пытаюсь сказать… я думаю… вы меня с кем-то перепутали, — он неотрывно смотрел на девушку и заметил, что тон ее кожи сделался чуть бледнее. Она не переставала улыбаться, но это была лишь механическая улыбка, за которой не стояло ровным счетом ничего. — Я не предсказываю будущее, — закончил он свою речь.
Ава Гордон просто продолжала ему улыбаться.
— Я не умею этого делать, — повторил он. — Не умею.
— Ох, — выдохнула она, и ее фальшивая улыбка исчезла. Она коснулась своего горла тонкими пальцами, словно попыталась проглотить нечто невкусное, что встало в горле комом. — Но… я думала… я хочу сказать, я слышала… что ты можешь… ну ты знаешь… что ты можешь рассказать о человеке все.
— Нет, мисс. Я просто обычный Кертис.
— Ох, — снова выдохнула она. Казалось, теперь она окончательно поняла всю щекотливость этой ситуации. Глаза ее вдруг стали темнее (хотя они и без того были полуночно-черными), из них исчез блеск. — Понятно, — пробормотала она, бросив быстрый взгляд налево, откуда к ней приближался молодой человек. Ее улыбка тут же зажглась снова, словно исправно работающее электрическое освещение. — Престон, я так рада, что ты приехал, мы как раз собирались танцевать!
Ава Гордон взяла молодого человека по имени Престон под руку и, отвернувшись от Кертиса, мгновенно затерялась в гуще толпы. Кертис продолжал стоять на месте и тупо смотреть в пустое пространство, пока мимо него сновали туда-сюда разодетые гости. Для него они все вдруг сделались блеклыми и превратились в размытые тени теней.
Как долго он там стоял, толкаясь среди смеющихся незнакомцев, которые не обращали на него внимания, он не знал. Единственное в чем он точно был уверен, что не является частью этой вечеринки, и никакая его часть никогда не будет ей принадлежать. Внезапно оркестр издал взрывной разминочный звук, и его долговязый лидер в серебряном костюме и с блестящими волосами вышел вперед, поднес мегафон ко рту и сказал, что хочет предложить всем исполнить песню «Happy Birthday» для очаровательной и прекрасной мисс Авы Гордон. Его предложение было встречено криками и возгласами представителей высшего общества.
Прежде чем они запели песню, кто-то схватил Кертиса за левую руку чуть выше локтя, и рядом с ним материализовался суровый дворецкий, до этого стоявший у парадных ворот.
— Я получил инструкции, — сказал он, в то время как лидер оркестра начал отсчет до трех с помощью своих барабанных палочек, — вернуть вас на кухню.
Кертис шел впереди мужчины, когда раздались первые аккорды «Авангарда», и голоса — большинству обладателей которых медведь на ухо наступил — взлетели, усиливая жуткое впечатление от нависающих дубов, которые в разноцветном свете фонарей ввели Кертиса в заблуждение, что он уходит из особняка Гордона вот уже несколько лет.
Его оставили на кухне на милость женщины-линкора, которая все еще стреляла из своих пушек в несчастных и обезумевших поваров поверх кастрюль с парящими мучениями. Произошел короткий обмен фразами между ней и конвоиром Кертиса, но женщина так и не удостоила его взглядом. Сейчас же, когда он стоял на месте — безмолвный и оцепеневший — не зная, куда двигаться и что делать дальше, взгляд женщины нацелился на него, как пушка, и она спросила:
— Ты хочешь забрать свой подарок, сынок?
— Нет, — пробормотал он и тут же повторил чуть громче: — Нет, мэм.
Она больше ничего не сказала и прошествовала вдоль ряда кастрюль, проверяя процесс готовки, а затем снова взглянула на Кертиса и поманила его к себе пальцем.
— Подойди сюда и возьми кусок праздничного торта, — сказала она.
По полу, отделанному уложенной в шахматном порядке плиткой, он прошел к небольшому квадратному столу, на который ему указала женщина, и она же жестом пригласила его сесть на один из крепких стульев. В следующий момент она поставила перед ним желтую тарелку с куском белоснежного торта, украшенного фиолетовой и зеленой глазурью, и стакан зеленого пунша, охлажденного кубиком льда. Последним штрихом стала вилка, взятая Кертисом из ее протянутой руки. Женщина осталась стоять рядом с ним, от нее исходили множественные кухонные запахи, буквально впитавшиеся в ее угольную плоть: ароматы гамбо, речных раков, жареной курицы, фрикаделек по-итальянски и кукурузных клецек.
— Этот кусок от первого торта, который мы сделали этим утром, — ответила она на вопрос, который он еще не успел задать. — Он рухнул и остался лежать, как смачная коровья лепешка после летнего дождя. Если можно так выразиться, конечно. Так что он достался прислуге.
Кертис поблагодарил ее и начал есть, но не смог распробовать ничего кроме вкуса сладкого бархата на языке.
— Мэйхью, — сказала женщина. — Я знала одного Мэйхью. По имени Джо.
— Это мой отец.
— О, хм, да неужели? Однако ты на него не похож. Твоя мама вообще тебя кормит, мальчик? Есть худые — одни кожа да кости, а ты выглядишь еще хуже.
— Я похож на свою маму.
— Я помню, что Джо был крупным парнем. У него была косая сажень в плечах и крепкая широкая спина. О да, я помню его. Я работала на хлопчатобумажной фабрике в доках на Хармони-Стрит. То место сгорело, его давно уже нет. Но я помню, как обезумевшие от усталости черные парни приходили туда после того, как целый день таскали грузы, и как они смеялись, кричали и поднимали жуткий гвалт. Твой папа был одним из них.
— Я не слишком хорошо его помню, — сказал Кертис, продолжая поглощать торт и оставляя на тарелке только крошки.
— Да, — сказала она. — Ужасно, что с ним такое случилось. Мне жаль.
— Вкусный торт, — сказал Кертис. Он сделал большой глоток пунша, который напоминал смесь сладкого сока лайма с небольшим добавлением шипучей газированной воды. — И это… тоже очень вкусно, — добавил он.
