Гессенская волчица-3

Абамелек-Лазарев обратился к Великому Князю и канцлеру:

— Ваше Высочество! Николай Павлович! Позвольте мне отве­тить уважаемому Эдуарду Дмитриевичу...

Получив разрешение, князь встал и разразился гневной ре­чью:

— Я считаю, что место господина Витте — в Петропавловской крепо­сти! Ну нельзя же прикрываться интересами бюджета и при этом забы­вать обо всём на свете! Сиюминутная выгода, на которую был так па­док Витте, влечёт за собой опасности уже в недалёком будущем! И не для бюджета, а для всей Российской Империи!

Плеске был смущён такими резкими заявлениями и не на­шёлся, что ответить. Сергей Александрович же, заинтересовав­шись нефтяным вопросом, спросил:

— Князь! Я вижу, что Вы глубоко изучили ситуацию с нефте­добы­чей... Ска­жите, какова позиция Нобеля, готов ли он со­т­рудничать с правительством или же будет вставлять нам палки в колёса? И кто ещё занимает на сегодня серьёзные позиции в Баку?

— Ваше Императорское Высочество! Нобель прекрасно понимает, что Рот­шильд способен вредить ему, используя свои капи­талы, и по­тому готов сотрудничать с правительством. Хочу за­метить, что Но­бель — русский подданный, что он кроме добычи нефти занимается и иными отраслями промышленности. В Баку же, кроме Рот­шильда и Нобеля, есть некто купец Манташев, который идёт за ними следом. В "Обзоре фабрик и заводов За­кавказского края" за 1894 год указано, что главным экспортёром нефти является Каспий­ско-Черноморское общество Ротшильда, которое реализовало 26 процентов общего вы­воза, затем това­рищество Нобелей — 18 процентов.

Канцлер задумчиво произнёс:

— Князь! Ходят упорные слухи, что подручные Ротшильда умеют заинтересовать отдельных чиновников Горного депар­тамента... Даже по Парижу вместе разгуливают-с...

— Ваше Высокопревосходительство! Я могу говорить лишь о тех, кого поймали за руку... Что же касается тайного советника Скальков­ского, то моё прошение о его увольнении от должно­сти лежит на Вашем столе. Мне в министерстве нужны чинов­ники, которые чище жены Цезаря.

— Считайте, что оно уже удовлетворено, Семён Семёнович! — отве­тил канцлер, после чего обратился к графу Воронцову-Даш­кову. — Ил­ларион Иванович! Скажите, это правда, что контора Ротшильда в Баку буквально набита евреями всех мастей, чи­нов и званий?

— Так точно, Николай Павлович! Правление Каспийско-Черномор­ского общества — это зять Альфонса Ротшильда, еврей Эфрусси, и второе лицо — еврей Фейгль. А в конторе куча инже­неров, техников, бухгалтеров — евреи. Бакинский полиц­мейстер Адлерберг уже отре­шён мною от должности за подоб­ные упу­щения. Этот мерзавец не ре­—

шался затронуть таких особ, как со­труд­ники Ротшильда.

— Отрешить от должности — этого мало, Илларион Иванович! — недо­вольно сказал Великий Князь. — Выбросить эту свинью со службы, чтобы другим наука была! А ещё лучше — отдать под суд!

— Вот до чего мы дожили, господа, — обратился к присутст­вующим канцлер. — Русский полицмейстер опасается потрево­жить евреев, чтобы не вызвать гнев самозваного барона Рот­шильда... Нет, господа, тысячу раз мы правы были, когда в прошлом году приняли новые правила для евреев. Теперь оста­лось немного, добиться того, чтобы эти правила тщательно ис­полнялись! И потому я требую, чтобы всякое должност­ное лицо, которое спо­собствовало евреям в нарушении правил, кото­рое не принимает мер по выселению таковых, в двадцать четыре часа увольнялось от службы! Каждый такой случай нужно расследо­вать, ибо есть подозрения, что приставы и полицмейстеры ста­новятся "не­зря­чими" после получения приличного куша...

Немного успокоившись, канцлер обратился к князю Абаме­лек-Ла­зареву:

— Семён Семёнович! Я прошу Вас, пригласите ко мне Нобеля, а также вызовите из Баку Манташева. Нужно же посмотреть на него...

Заседание Комитета министров продлилось более пяти часов. Скан­дальный вопрос о нефти померк после ряда скандальных высказыва­ний министра промышленности. Князь Абамелек-Лазарев внёс сумя­тицу в чиновные души министров, заразив неко­торых из них своей промышленной стремительностью и деловой хваткой.

* * *

В последний день февраля 1896 года было объявлено о созда­нии Императорского Русского нефтепромышленного общества. Учредите­лями нового общества высту­пили "Товарищество неф­тяного произ­водства братьев Нобелей" и Кабинет Ея Импера­торского Вели­че­ства, ведавший личным имуществом Импера­торской Фамилии.

В тот же день было объявлено Высочай­шее повеле­ние, кото­рым утверждались новые "Правила о нефтяном про­мысле". В первом пара­графе этих правил говорилось, что Русское нефте­промышленное об­щество получает исклю­чительное право зани­маться разработкой неф­теносных земель и нефте­добычей, пере­ра­батывать нефть и тор­говать нефте­продуктами.

Отдельно было сказано про нефтеносные земли. От­ныне все нефтенос­ные земли могли находиться исключительно в соб­ственно­сти Российской Империи, а управ­лять ими будет Министер­ство госу­дарст­венных имуществ. Те же нефтеносные земли, которые на момент опубликования новых правил находятся в собственности част­ных лиц либо компаний, должны быть проданы государству в течение месяца. В противном случае они будут конфискованы...

В тот же день Высочайшим указом купцу 1-й гильдии Эмма­нуилу Людвиго­вичу Нобелю было пожаловано потомственное дворян­ство и баронский титул, с назначением камер­гером двора Ея Величе­ства.

Этим решениям предшествовали переговоры с Нобелем. По­сле не­долгих раздумий купец, понимая, что в одиночку с Рот­шильдом и американскими акулами из "Standard Oil" ему не тя­гаться, принял предложение графа Игнатьева стать председате­лем правления Рус­ского нефтепромышленного общества.

Канцлер, хитрый лис и хороший психолог, прямо объяснил Нобелю, что отступления назад не будет, и что новые правила в нефтяном про­мысле будут работать, либо при участии Нобеля, либо же без его уча­стия. После чего произнёс иезуитскую фразу:

— Эмма­нуил Людвигович! Россия стала Вашей второй Родиной. Вы умеете работать. Вы умеете вести дело с разма­хом. Так послужите же России. Государыня умеет быть благодарной. А Вы мо­жете стать основателем граф­ской дина­стии...

Что касается демарша барона Альфонса Ротшильда, объя­вившего Россию "страной дикарей", то уже 1-го марта управ­ляв­ший "Кас­пий­ско-Черномор­ским нефтепро­мыш­ленным и тор­го­вым обще­ством" ба­рон Мориц Эф­русси по­лучил уведомление, что в течение месяца все ак­тивы должны быть проданы Импера­тор­скому Русскому нефтепро­мышленному обществу. В про­тив­ном случае будет про­изведен сек­вестр...

Одновременно полиция произвела выселение из Баку всех евреев, в результате чего нефтяные промыслы Ротшильда оста­лись без инжене­ров и техников, а контора — без служащих. До­быча нефти встала.

С основной массой промышленников и предпринимателей, ко­торые были связаны с до­бычей и пе­ре­работ­кой нефти, про­блем не было. Разработанная князем Абамелек-Лазаревым схема была проста. Министер­ство госу­дарственных иму­ществ выку­пило неф­теносные земли, разумеется, по еди­ной низ­кой цене, весьма далёкой от рыноч­ной. А Русское нефтепромышленное общество выкупало у промыш­ленников их нефтяное оборудова­ние и за­воды... и тут же сда­вало их в аренду бывшим собствен­никам. Полу­чался своеоб­разный взаимозачёт, в результате кото­рого нефтепромышленное общество не тратило ни копейки. Да, для промышленников это было совсем не выгодно, ибо аренд­ную плату фактически при­шлось вносить за много лет вперёд. Но ведь это лучше, чем сек­вестр...

В результате такой вот нехитрой процедуры вчерашний соб­ствен­ник ста­новился арендатором, ко­то­рый и шагу не мог сде­лать самостоя­тельно без позволения Русского нефтепромыш­ленного общества. Арендаторы могли лишь добывать нефть и перерабатывать её, после чего по фиксированным ценам переда­вать Русскому нефтепромыш­ленному обществу, которое обла­дало монополией на торговлю нефте­продуктами как в России, так и за её пределами.

Директором-распорядителем нефтепромышленного общества был назначен Манташев, которому канцлер посулил в недалёком будущем чин действительного статского советника, который да­вал потомствен­ное дворянство, и даже доступ к Высочай­шему двору.

А вот с господином Ротшильдом пришлось повозиться, ибо в ответ на требова­ние про­дать ак­тивы, барон стал откровенно га­дить. Евро­пейские газеты с подачи Ротшильда выплеснули оче­редную пор­цию грязи на Россию, а уже 5-го марта рабочие рот­шильдовской ком­пании вышли на улицы Баку.

Полиция пыта­лась разогнать незаконные сбо­рища, но на помощь рабочим пришли громилы, нанятые баро­ном Эф­русси, вооружённые дре­кольем и стальными прутьями. В городе нача­лись по­громы и поджоги. Под угрозой оказались нефтепромыслы.

В ответ на это намест­ник Кавказа князь Амилохваров ввёл в Бакин­ской губернии по­ложение чрезвычайной ох­раны. Сол­даты Саль­янского и Шемахинского резервных полков взяли под охрану нефтя­ные промыслы, чтобы не допустить их поджога. По приказу намест­ника в Баку в помощь полиции перебросили три батальона кавказских стрелков, 84-й Ширванский полк и казачьи сотни 1-го Лабин­ского полка. Город был оцеплен войсками, а канонерские лодки Каспийской

флоти­лии "Пи­щаль" и "Се­кира" подошли к бе­регу и навели пушки на

город.

Ширванцам пришлось несколько раз стре­лять в толпу, разго­рячён­ную спиртом и одурманенную опиумом. Было убито более двухсот человек, после чего по­лиция при поддержке казаков про­извела аре­сты.

Жандармское управление сразу же установило, кто органи­зовал беспорядки, ибо несколько сотрудников ротшильдовского "Каспий­ско-Черномор­ского товарище­ства", напуганных столь жестоким рас­стрелом, выдали барона Эфрусси, который фина­нсировал погромщи­ков.

Ротшильдовский зять был немедленно аре­стован и в кандалах дос­тавлен к князю Амилохварову. Старый боевой генерал был прост и резок, и тем паче чужд всякого рода дипломатиям. На­пуганный столь нелестным обращением, но сохранивший свой гонор и самоуверен­ность, Эфрусси стал протестовать, заяв­ляя, что он дворянин и барон, и что его арест очень дорого обойдётся России.

В ответ на угрозы князь Иван Егорович высказался очень про­сто:

— Плевать я хотел на твои купленные титулы! Это в Париже ты ба­рон. А у меня в Тифлисе ты просто одесский вы­скочка и еврей. А очень скоро станешь и висельником, ибо тебя будет су­дить военный суд. Как государственного пре­ступника... И яйца, даже от Фа­берже, тебя не спасут!

Барон Эфрусси был помещён в Метехский тюремный замок, после чего Альфонс Ротшильд незамедлительно телеграфировал в Петер­бург, что он готов продать активы...

После за­вершения сделки Ротшильда с Русским нефтепро­мышлен­ным обществом барон Эф­русси был освобождён и вы­слан из России.

* * *

Создавшийся нефтяной триумвират" в лице князя Абамелек-Лаза­рева, барона Нобеля и действительного статского советника Манта­шева принял решения, которые ввергли в шок промыш­ленную Европу. Отныне вывоз из России сырой нефти был вос­прещён... Только керо­син, мазут или же иные продукты перера­ботки. Любые продукты, со­гласно пожеланиям покупателя, са­мого вы­сокого качества, но только не сырьё в виде необрабо­танной сы­рой нефти...

Глава 32

Печальная годовщина смерти Николая II прошла в напряжён­ном ожидании. По данным Департамента государственной по­лиции ожи­дались покушения на Великого Князя Сергея Алек­сандровича, графа Игнатьева и графа Воронцова-Дашкова. На петербургских улицах по ночам появлялись листовки от имени новоявленного "Союза Народ­ной Воли".

Плеве умолял Сергея Александровича ограничить выезды и хотя бы временно переселиться с семьёй в Зимний дворец. Но Великий Князь был непреклонен, категорически отказавшись прятаться от револю­ционеров, считая это унизительным для русского генерала. Каждый день его карета в сопровождении кортежа следовала от Сергиевского дворца в штаб Петербург­ского округа на Дворцовую площадь.

Канцлер и граф Воронцов-Дашков тоже отказались пря­таться, уп­рекнув Плеве, что он обязан не предупреждать о возможных поку­ше­ниях, а изловить тех, кто таковые покушения планирует. Правда, со­гласились увеличить число сопровождающего кон­воя...

Александра Фёдоровна не покидала Зимний дворец. Даже траур­ные торжества не смогли заставить Императрицу выехать за его пре­делы. Слишком сильно было потрясение, перенесённое год назад. Ни рождение дочери, ни каждодневные государствен­ные заботы не вы­черкнули из её памяти страшные первоапрельские события, мучения мужа, его глаза, наполненные болью и страданием.

На годовщину в столице собрались практически все предста­вители Императорской Фамилии. Даже Владимир Александро­вич прибыл с Дальнего Востока, проделав весьма долгий путь. Лишь Цесаревич Ге­оргий по предписанию врачей оставался в Аббас-Тумане, а Великий Князь Николай Константинович — в Ташкенте, куда был сослан за кражу бриллиантов у своей ма­тери.

* * *

В воскресный день 7-го апреля, после обедни, в Аничковом дворце было многолюдно. Мария Фёдоровна устроила неофи­циальный обед, на который были приглашены приверженцы её "дворцовой партии". По завершению обеда наиболее близкие и доверенные лица перешли в Жёлтую гостиную, куда лакеи по­дали кофе.

Задрапированные жёлтым тиснёным бархатом стены гости­ной, два мраморных камина и мебель из карельской берёзы соз­давали необы­чайный уют, присущий всем творениям великого Карла Росси.

Владимир Александрович, облачённый в парадный мундир с эполе­тами и орденской лентой, по-хозяйски расположился на неуклюжем диване, не выпуская из рук богато изукрашенный фельдмаршальский жезл. Мария Павловна послушно села ря­дом.

Императрица заняла своё любимое кресло, в окружении при­двор­ных дам, которые за долгие годы общения стали для неё почти род­ными.

Великий Князь Николай Михайлович поставил кресло подле ка­мина и наслаждался видом языков пламени. Довольно краси­вый 37-летний холостой мужчина, очень умный, изворотливый и язвитель­ный, он тяготился военной службой вдали от Петер­бурга. Будучи от природы прожжённым интриганом, он скучал в про­винциальном Тиф­лисе, чередуя командование Мингрель­ским гренадерским полком с попой­ками в офицерском собра­нии и с собиранием бабочек для своей энтомологической кол­лекции. Ни генеральский чин, ни обещан­ное вскоре командо­вание Кав­казской гренадерской дивизией не уте­шали его боль­ное само­любие. Великий Князь считал себя достойным го­раздо большего.