Запасной мир

— Ваше здоровье, мастер!

Мы осушили бокалы и поставили их на стол.

— Миранда — забавное существо, — сказал съёрд. — Вы не шутили, говоря, что она защитит Бетти?

— Нет, съёрд. Миранда не раз это доказала.

— Животное благородных кровей, — протянул он. — А вы, Айвен? Какой титул у вас?

От неожиданности я растерялся.

— Понимаю, — продолжил Оливер. — Есть обстоятельства, которые нежелательно оглашать. Думаю, вы покинули родину, скрываясь от могущественных врагов. Однако благородное происхождение трудно скрыть. Вы много знаете и умеете, значит, вас хорошо учили. Так принято в семьях, рожденных повелевать. Вы отказались от денег за лечение, чего не сделал бы простолюдин. Взамен попросили услугу, как принято у благородных. Вы подарили нам пистолеты, которые стоят не менее двадцати крон. Так сорят деньгами люди, выросшие в роскоши. А вспомните встречу на дороге! Почему вы бросились нам помогать? Людям, чьи слуги обидели вас? Тогда вы этого не сказали. Но я знаю ответ. Со мной была Бетти. Истинный черр не допустит насилия над благородной женщиной. Это противоречит его воспитанию и голосу крови. Я прав?

— Вы идеализируете меня, съёрд!

— Ответ, полный достоинства! — улыбнулся Оливер. — Ах, Айвен, вы не видели себя со стороны. Уверенная походка, прямая спина, горделивый взгляд человека, привыкшего повелевать... Бетти первой обратила на это внимание. Но я решил вас испытать. Велел слугам сервировать стол, как принято при королевском дворе. Эти приборы, — он указал на вилки с ножами, — приданое моей покойной жены. Мы достаем их редко — только для почетных гостей. Но и они путаются в ножах. Вы же управлялись рыбным, как будто держали его вчера.

'М да, — подумал я. — Прокололся!'

— И последнее доказательство. Королевский боевой горностай. В вашей стране их раздают всем?

— Сдаюсь, черр! — поднял я руки.

— То то! — засмеялся он. — Теперь назовете себя?

— Меня действительно зовут Айвен. Есть родовое имя, но оно ничего вам не скажет, так же, как титул. Я офицер, служил в армии, командовал ротой.

— Всего лишь? Хотя... — он помедлил. — Гвардия?

Я кивнул. Раз дивизия гвардейская, то и рота — тоже.

— Капитан гвардии равен обычному полковнику, — заключил Оливер, — незнатному этот чин не светит. Что ж, Айвен! Я обязан вам и не хочу оставаться в долгу. Примите!

Он взял со стола свиток и протянул его мне. Я развернул. Черр Оливер съёрд Иорвика жаловал Айвену (следовало место для фамилии) лэнд Данли.

— Мы с Бетти гадали, как вас отблагодарить, — пояснил Оливер. — Денег вы не берете, тогда что? Бетти сказала: 'Отец! Айвен в изгнании, поэтому скрывается в обличии оружейника. Такому человеку, как он, это не пристало. Мы должны ввести его в среду благородных!' — Оливер улыбнулся. — У меня очень умная дочь, черр! Данли — пустошь, там нет селений, но стоит полуразрушенный замок. Когда то им владел лэнд, поэтому земли вписаны в Геральдическую книгу. Они дают право на титул. Он ниже, чем у съёрда, но выше, чем у сквайра. Отныне вы черр Айвен, лэнд Данли.

— Благодарю вас, черр! — поклонился я.

— Можете звать меня по имени, — сказал он. — Теперь мы равны.

— Как скажете, Оливер!

— Так и скажу! — засмеялся он. — Думаю, за это стоит выпить.

— Разрешите?

Я снял с пояса серебряную флягу и плеснул в бокал на два пальца. Придвинул его Оливеру. Затем налил себе.

— Это то, о чем я слышал? 'Слеза Спасителя'?

Он взял бокал и поднес к носу. Хмыкнул и осторожно глотнул. Покатал жидкость во рту, проглотил и глотнул снова.

— Очень необычный вкус, Айвен! Аромат луга, хлеба и слегка меда. От напитка становится тепло во рту и желудке.

— В моей стране его называют 'виски'.

— Пожалуй, я куплю бочку.

— Я вам ее подарю.

— Нет, Айвен! — покрутил он головой. — Хватит пользоваться вашей щедростью. Понимаю, что вы хотите загладить вину. Увести двух моих слуг... Ладно Лэнса, но Мэгги чудно готовила, — он вздохнул. — Признаться, я удивился, узнав, что вы занялись торчем. Это мерзкое пойло убивает людей в считаные годы! Гнать его недостойно черра. К счастью, я оказался не прав. Виски — чудный напиток.

— И не убивает так быстро. При умеренном потреблении человек будет жить долго. 'Все есть яд, и все — лекарство, то и другое определяет доза', — процитировал я высказывание известного врача. — Во все времена люди пили, и будут продолжать пить. Запрещать бесполезно. В моей стране это пробовали, причем не раз. Люди стали употреблять всякую гадость, в результате — тысячи и тысячи безвременных смертей. Если мы не в состоянии победить зло, то следует хотя бы уменьшить его последствия.

— Да вы философ! — хмыкнул Оливер. — Знаете что? Я люблю на досуге поразмышлять с пером в руках. Не откажетесь взглянуть?

— Сочту за честь! — соврал я.

— Вот и договорились! — расцвел съёрд. — Постреляем?

Мы вышли во двор. Щит стоял на том же месте: слуги не стали его убирать. Принесли пистолеты. Оливер стал всаживать пули в кожаную мишень. Получалось хуже, чем в первый раз: сказывалось выпитое. Съёрд сердито шипел и ругался. Привлеченная выстрелами, явилась Бетти. Отдав Мирку мне, она забрала у отца двуствольник. Пистолет для нее оказался тяжел: первая пуля ушла в 'молоко'. Я подошел, взял ее ладошку в свою и показал, как подставить снизу ладонь левой. Бетти всадила пулю в мишень и заулыбалась.

— Приходите к нам чаще, Айвен! — предложила она любезно. — С черрой Мирандой, конечно. Она такая славная!

Сидевшая на моем плече Мирка довольно стрекотнула.

— Каждый раз она будет получать свежую печенку.

Мирка издала вопль, прыгнула Бетти на плечо и облизала ей нос. Рыженькая засмеялась и чмокнула горностайку в мордочку.

— Прошу за стол! — возгласил Оливер...

К себе я возвращался поздно. Ласка трусила легкой рысцой, сопела на моем плече Мирка, а я сжимал под мышкой книгу в кожаном переплете. Как заметил уже, рукописную. Это было единственным, что портило впечатление от визита. Теперь мне это читать... Бр р р!

Глава 9

В Оливере пропадал Монтень . Я понял это, едва вчитавшись в его записки. Правитель Иорвика и его верховный судья, он вспоминал дела, которые ему довелось разбирать, службу при дворе короля и, отталкиваясь от того, что видел и слышал, рассуждал о политике, нравственности и устройстве общества. Причем, в отличие от неизвестного ему французского предшественника, не меланхолически, а взволнованно и страстно. Оливер не тянул на реформатора, из числа тех, чьи идеи опережают общественное развитие, но он близко принимал к сердцу происходящее в королевстве и ратовал за укрепление нравственности как средства для исправления общественных язв.

В Алитании царила абсолютная монархия. Парламента не было, политику вырабатывал узкий круг приближенных короля, который комплектовался по принципу знатности и монарших симпатий, что, как водится, на пользу не шло. Еще недавно феодал в Алитании был полным властителем своих земель, где творил, что хотел. Грабеж подданных, насилие и расправы над простолюдинами приобрели такой размах, что тридцать лет назад крестьяне восстали. Это произошло в правление Харольда III, или 'короля Харри', как его звали в народе. К крестьянам присоединилась городская беднота, затем солдаты, перешедшие на сторону восставших со стрелковым оружием и артиллерией. Бунт перерос в гражданскую войну. Повстанцы захватывали и жгли замки, вырезали феодалов, вешали сборщиков податей и топили в выгребных ямах королевских чиновников. В конце концов их войско осадило столицу королевства Ним. Королю Харри, в ту пору юноше, хватило ума понять, что династия на краю гибели. Просветлению мозгов во многом способствовал разгром дворянского ополчения. Конницу благородных повстанцы встретили картечью из пушек, после чего уцелевших окружили и вырезали. Защищать трон стало некому. Полки регулярной армии были ненадежны: набранные из рекрутов, они в любой момент могли перейти на сторону инсургентов. Спасая трон, король издал ряд указов. Простолюдины получили свободу, правда, без земли. Феодалы утратили право на их жизнь и имущество. За убийство крестьянина дворян ждал суд — так же, как за насилие над простолюдинкой. Благородных могли посадить в тюрьму или подвергнуть штрафу. Иными стали экономические отношения. Отдав треть урожая феодалу (больше — запрещалось), две трети селянин оставлял себе. Этого хватало, чтобы не голодать. Простолюдин, если его не устраивал феодал, мог от него уйти.

Харри объявил амнистию и отменил рекрутские наборы. Полки стали комплектовать по найму. Отслужив пять лет, солдат мог уйти или остаться — по собственному выбору. Ему платили жалованье, сытно кормили и ежедневно давали торч. Желающие носить мундир нашлись. Лэнс как раз был из таких. Отслужив десять лет, он ушел к Оливеру, которому приглянулся бравый сержант.

Изданием указов король не ограничился. За преступления в отношении простолюдинов феодалов стали судить. Это привело к мятежам, но их давили. Солдаты делали это с большой охотой. Они помнили, кто издевался над ними, кто насиловал их жен и дочерей, поэтому мятежников не щадили. Дворянская вольница сошла на нет. Простолюдины обожали короля. Его славили промышленники: указы Харри обеспечили им свободу предпринимательства и рабочую силу. В городах исчезли цеха и гильдии: любой мог заниматься, чем хотел. Радовались купцы: поборы, взимаемые феодалами за проезд по их землям, запретили. Платить следовало только королю. Страна залечила раны и начала расцветать.

Преобразования, не доведенные до конца, хрупки. Со смертью Харольда они забуксовали. Он то правил с умом, а вот наследники... Достойными Харри не обзавелся, хотя и старался. За тридцать лет он сменил пять жен, не считая пассий. Однако дети его умирали маленькими. Злопыхатели утверждали, что это божья кара. Мол, отлилась королю дворянская кровь. Как бы то ни было, но один из наследников выжил. Его звали Эван, и он взошел на трон в возрасте семи лет. Зимой ему исполнилось двенадцать. Это его профиль я видел отчеканенным на монете. По малолетству Эвана, за него правила мать с братьями. Она окружила себя фаворитами и пустилась во все тяжкие. Указы короля более не исполняли. Алитания покатилась в прошлое. Мать Эвана и ее родственники расхищали казну, вводили дикие налоги, дарили земли друзьям и любовницам. Страна слабела. Из за этого сосед Алитании, Глен, точивший на нее зубы, и решился напасть. Захватчики рассчитывали на победу: недовольных, готовых присоединиться к ним, в стране хватало. Но гленцы просчитались. Королевские полки помнили Харри и выступили в защиту его сына. Разгромив вражеский десант, они сорвали агрессию...

...Прочитав записки, я навестил съёрда и похвалил заметки.

— Вам вправду понравилось? — расцвел Оливер.

— Очень. Виден государственный ум. Вам нужно давать мудрые советы королям.

— Не станут слушать! — отмахнулся он. — Семейство Дигганов — волки, которым по случаю доверили стадо. Они не успокоятся, пока не вырежут последнюю овцу.

— Издайте книгу. Пусть с ней ознакомятся все.

— Меня запишут в мятежники, — горько усмехнулся он. — Стыдно признаться, Айвен, но я боюсь. Дигганы безжалостны. Вы вот помешали ростовщикам, а я, хоть и догадывался об их незаконных делах, молчал. Дому Троскана покровительствует королевская семья. Он откупил подать у государства на пять лет вперед. Заплатил Дигганам пять миллионов крон, хотя соберет за эти годы в разы больше. Но королевской семье на это плевать. Они тратят золото на раскошные наряды и пиры, в то время как солдаты не получают жалованья. Чиновники не видели его уже год. В Иорвике я плачу им сам, но это исключение. Тросканцы грабят поселян, но их нельзя трогать. Они под защитой короля, вернее, Дигганов. Боюсь, что смерть мастера Иззи не останется без последствий — сбежавшего слугу не нашли. Меня обвинят, что потакаю убийце. Ожидается приезд человека Дигганов, который учинит следствие. Чем оно кончится, неизвестно.

'Так! — огорчился я. — Рановато расслабился...'

— Почему Спаситель наказал Харри, не даровав ему достойных наследников? — вздохнул съёрд.

— Дело не в наследниках, — поспешил я. Оливера следовало переключить. — Королю Харри не следовало останавливаться на половине пути.

— А ну ка, ну ка! — заинтересовался съёрд.

Я рассказал ему о реформах Петра I и его знаменитой Табели о рангах. О том, как после смерти царя страной правили распутные бабы и слабые на голову наследники. Это не помешало России побеждать в войнах и расширять пределы империи. Дворяне служили, бюрократия работала, и созданная Петром система сохраняла страну. А вот в Польше такой не было. Там царили шляхетские вольности, которые и разрушили страну. Польша развалилась, и ее обломки подобрали соседи.

— Любопытные вещи вы рассказываете! — хмыкнул Оливер. — Но эта Табель... Простолюдин мог стать съёрдом. Это неправильно.

— Почему? — удивился я.

— Благородство вырабатывается поколениями! — пояснил Оливер. — Взять вас! Осанка, речь, манеры... Такому не научишь.

— Я родился простолюдином.

От удивления Оливер открыл рот.

— А как же титул? — пробормотал он изумленно.

— Меня усыновил съёрд, который и даровал мне титул.

— Не могу поверить! — воскликнул Оливер. — В чертах вашего лица — кровь поколений благородных предков. А ваша осанка, речь... Ведь так, Бетти?

Элизабет, слушавшая наш спор, пожала плечами:

— Думаю, не имеет значения, какого происхождения Айвен. Он благородный человек, и мы с тобой имели возможность в этом убедиться. Ведь так? — спросила она млевшую на ее коленях горностайку.

Мирка утвердительно стрекотнула.

— Она согласна! — засмеялась Бетти.

— Благодарю, черра! — поклонился я.

— Можете звать меня по имени, Айвен.

— Увы, черра! Я его не выговорю.

— Не только вы! — хмыкнул Оливер. — Моя супруга Айлин происходила из горцев. У них принято давать девочкам говорящие имена. Крохой Бетти часто плакала, не разбирая времени суток. Мать назвала ее 'Горлинкой, поющей в ночи'. На языке горцев: Элтисисьютибет.

— Красивое имя! — согласился я. — У нас есть похожее — Элизабет. Его носили королевы. Именем одной даже назвали эпоху.

— Расскажите о ней! — воскликнула Бетти.

Историю нам преподавали хорошо, к тому же я сам ею интересовался. Британцы, обожавшие своих королев, написали о них горы книг, сняли ряд фильмов, так что рассказать было что. Судьба девочки, чью мать казнил отец, растила тетя, а на престол возвела сводная сестра, сама по себе представляла увлекательный роман. Я поведал о Роберте Дадли, Уолтере Рэйли, юном Эссексе , а также — о королях, которые домогались руки королевы девственницы, но получили гордый отказ: 'Мой супруг — Англия, дети — мои подданные'. Словом, вешал лапшу, как это делают романисты и кинематографисты. Бетти слушала, подавшись вперед, а вот Оливер морщился. Я догадался, что это из за моего титула, и укорил себя за болтливость. Вроде неглупый человек съёрд, но на происхождении помешан. Не стоило распускать язык!

Рассказ затянулся, и я опомнился, когда за окном сгустилась ночь.