После Пламени. Венец Феанора

Захотеть — не в Чертоги Намо, само собой, этого желать невозможно. И не свободы — если, конечно, не считать ею возможность добровольно сменить одни оковы на другие. Захотеть — нанести удар Морготу и отцу-предателю. Чтобы не удался их отвратительный план. Захотеть — спасти от Врага братьев. И всех нолдор, пришедших в Эндорэ.

Я сумел захотеть. Я был готов к уходу, а оказалось — желания недостаточно, чтобы разорвать узы между плотью и духом. Странно. В древности, еще до ухода эльдар в Аман, такое случалось: я слышал рассказы об этом. Только вот не пришло мне тогда в голову спросить о подробностях. Жаль. Если, конечно, дело в моем неумении, а не в предусмотрительности Моргота.

Способен он силой удержать дух эльда в теле? Вполне возможно.

Я не собирался сдаваться. Пробовал остановить сердце усилием воли, перестать дышать, расколоть себе голову о скалу. Зря старался. Сердце билось медленнее, но не слабее. Задержка дыхания ничего не давала, кроме тяжести в груди: казалось, моей плоти теперь и воздух не очень нужен. По шее текла кровь, разбитый затылок саднил, но ничего, кроме нескольких ссадин, я не добился. На смерть от жажды и голода рассчитывать тоже не приходилось: я не чувствовал ни того, ни другого.

Что ж, пусть я не могу умереть. Тогда я добьюсь, чтобы Враг убил меня сам!

"Феанор, ты предатель! Ты предал Финвэ, ты предал нас, ты предал всех нолдор! Ты трус, Феанор! Ты стал слугой Врага! Ты стал ничем!"

Бесполезно. То ли Ангбанд не позволял мне докричаться до отца, то ли тот сам закрывался от мысленной речи.

— Моргот! Расскажи мне, как ты бежал из Амана, петляя, как перепуганный заяц! Расскажи это всем! Как ты трясся от страха, что Валар поймают тебя и снова посадят в Мандос! И больше не сжалятся над тобой, даже если ты опять будешь валяться у них в ногах, вымаливая прощение!

Валялся он или не валялся, точно не знаю, но пронять его эти слова должны. Или я совсем не знаю Врага.

Время шло, я охрип от криков и успел исчерпать весь запас оскорблений. Ничего. Моргот упорно делал вид, что не слышит.

Не получилось.

22

— Моргот не солгал на этот раз, — Маглор смотрел прямо перед собой. — Маэдрос на Тангородриме.

— Его хорошо рассмотрели? — усомнился Карантир.

— Да.

— Осанвэ?

— Он молчит по-прежнему. Но это не похоже ни на обморок, ни на... смерть. Как будто мысленной речи мешает что-то.

— Сила Врага, — зло прищурился Куруфин.

— Наверное.

Маглор собрался с силами и обвел братьев взглядом.

— Надо что-то решать.

— Подобраться к нему нельзя, — хмуро сказал Келегорм. — Я был там. Почти отвесные скалы, ровные, словно их ножом отрезали. И высоко.

— Ты был там?! — Маглор даже вскочил. — Ты?! Я же просил, чтобы дождались разведчиков! Ты мог попасть в плен, как Маэдрос.

— Не мог, — спокойно ответил охотник. — Враг ведь не просто так приковал нашего брата на Тангородриме. Он хотел, чтобы мы могли видеть Маэдроса. Кстати, я прошел к Ангбанду беспрепятственно. Ни одной вражьей твари не встретил.

— Но это могла быть ловушка!

— Какой в ней смысл? — пожал плечами ученик Оромэ. — Если бы Враг захватил меня, он потерял бы шанс не только заключить с нами мир, но даже в новые переговоры вступить.

— Он прав, Маглор, — вмешался Карантир. Запнулся на мгновение. — Келегорм, если других возможностей не останется, ты смог бы...

Он резко замолчал, словно дыхания не хватило.

— Убить Маэдроса, чтобы спасти от пыток? — голос охотника звучал бесстрастно, только губы побелели. — Я думал об этом. Там стрелой не достать.

— Да как вы можете?! — вскинулся Амрод. — Обезумели?!

— Это не выход, Келегорм, — резко сказал Маглор.

— А в чем выход? — сверкнул глазами Куруфин. — На юг отступить, к Дориату?! Тингол нас, конечно, с распростертыми объятиями примет после того, как мы перебили его родичей в Альквалондэ!

— Откуда Тинголу знать об этом?

— Он и не знает, — хмыкнул Куруфин. — Зато о сгоревших кораблях тэлери ему кто-нибудь наверняка сообщить успел. Этого более, чем достаточно, чтобы рассчитывать на его дружбу не приходилось.

— Но ведь не весь Белерианд под властью Тингола, — с надеждой сказал Амрас. — Нам есть, куда отойти.

— Клятва, — напомнил Карантир.

— Он прав, — вздохнул Маглор. — Мы не сможем долго жить вдали от Ангбанда. Клятва все равно заставит нас вернуться на север.

— Но что же делать?

— Остаться здесь, — предложил Келегорм. — Не нападать, не провоцировать Моргота, но постепенно собирать силы.

— А как же Маэдрос?

— Улучшить его положение мы не можем, в нашей власти лишь не ухудшить. Но когда придет время, мы вызволим брата.

23

— Властелин, я виноват, — Талло всем своим видом изображал раскаяние.

Очень правдоподобно изображал. Если бы я не знал этого майа уже много столетий, пожалуй, поверил бы.

— Тебе понадобилось немало времени, чтобы осознать вину, — заметил я.

Дело было, конечно, не в осознании. И даже не в страхе. Этот плут попросту дожидался, пока я остыну после того, как он провалил задание. Вообще-то за такое лукавство следовало бы дополнительно всыпать, но я давно уже перестал злиться. Талло все рассчитал верно. Он знал меня не хуже, чем я его.

— Властелин, я все осознал, — Мастер Иллюзий наконец поднял на меня полный смущения взор. — И готов искупить.

— Чем же? — холодно осведомился я, ничуть не поверив показной кротости.

А про себя усмехнулся: вот заставить бы его заново спеть ту колонну, что приняла на себя удар. Так ведь не сумеет, не его это Музыка.

— Чем прикажешь.

— Ладно, — изображать гнев, которого я давно уже не испытывал, у меня не было никакого желания. Да и вряд ли бы это сработало с бывшим подручным Ирмо. — Займешься Маэдросом. Задач у тебя две. Первая — попытаться подействовать на него. Принц упрямится, а время идет. Не годами же его на скале держать.

— А почему нет? — осторожно спросил Талло.

"Потому что Феанору это вряд ли понравится", — подумал я. А вслух сказал:

— Потому что Ирбин и Тевильдо вынуждены тратить силы, чтобы поддерживать в нем жизнь.

— Разве это так трудно? — удивился Мастер Иллюзий.

— Слишком много чести для Воплощенного, — отрезал я.

Талло кивнул.

— А вторая задача?

— Маэдрос не должен сойти с ума.

— О-о, это непросто, Властелин! — глаза майа азартно блеснули.

— Знаю. Потому и поручаю тебе.

— Благодарю за доверие, — улыбнулся Талло.

На этот раз совершенно искренне.

24

— Что он там плел про Властелина, этот корм волколачий?!

Я усмехнулся — про себя, разумеется. Нечасто кому-нибудь из нас доводится видеть рассерженную Таринвитис. А гнев ей очень к лицу. Только вот никому бы и в голову не пришло нарочно злить ее: это небезопасно. Маэдросу повезло, что он нужен Мелькору. Иначе упрямый нолдо получил бы массу незабываемых ощущений прежде, чем превратиться в пресловутый корм.

— А что он плел? — я удивленно приподнял брови.

— Ты разве не слышал? — Тарис негодующе сверкнула вишневыми глазищами.

Щеки ее разрумянились, высокая грудь вздымалась, подбородок был воинственно вздернут — ох, как хороша! И сейчас, и... вообще. Жаль только, смотреть ни на кого не хочет, кроме одного-единственного. А тому она не очень-то и нужна.

— Не слышал, — я развел руками. — А там было что-то важное?

— Глупости там были! — взвилась Таринвитис. — Возмутительные глупости!

— Тогда зачем ты их слушаешь? — мягко спросил я.

Она бросила на меня еще один яростный взгляд, но все-таки задумалась. И пару раз глубоко вздохнула, успокаиваясь.

— Талло, он кричал, что Властелин петлял, как заяц, убегая из Амана, — в голосе ее все еще звучала обида.

— Ну, разумеется, Мелькор сбил со следа погоню, — усмехнулся я. — К чему нам здесь незваные гости?

— Что наш Вала подкрался к Древам тайно, как трус.

— Ага, а ему следовало оповестить весь Аман о своих намерениях, причем желательно заранее?

Тарис неуверенно улыбнулась. Но тут же опять помрачнела.

— Что Мелькор на коленях просил у Валар пощады!

— И Воплощенным позволили при этом присутствовать? — я расхохотался. — Думаю, даже майар не видели, что там происходило между Старшими.

— Но если...

— Тарис, Тарис, ты можешь себе представить Восставшего, который просит пощады?

— Нет, — она решительно помотала головой. — Хотя... Иногда он может прикинуться слабее, чем на самом деле — чтобы противник потерял бдительность. А потом ударить.

— Вот именно. Так что все дело в формулировках.

— Но эти выкрики могли услышать орки!

— Ну, и что? Если пойдут пересуды, Саурон тут же укоротит языки болтунам, вот уж за чем дело не станет. А наш не в меру говорливый пленник теперь будет вести себя тихо и скромно.

— Почему вдруг?

— Потому что им займусь я.

25

— Феанор.

Нолдо обернулся к вошедшему и улыбнулся. Он стоял у окна — именно стоял, а не лежал грудью на подоконнике, как в первое время. И от прежней бледности не осталось даже следа.

— Хочу вернуть тебе кое-что, — сказал Мелькор, подходя к нему.

Мастер невольно покосился на ларец с Сильмариллами — тот стоял на своем месте возле ложа.

— Вернуть? — удивленно переспросил Пламенный. — Что вернуть?

— То, что ты не ожидал получить обратно. То, что поможет тебе лучше любых целителей.

Мелькор отбросил полу плаща, скрывавшую то, что он держал в руке.

— Он истосковался по тебе.

Наромбар!

Феанор потрясенно смотрел на меч. Одно из лучших его творений. Не просто оружие — скорее уж боевой товарищ.

Мастер обнажил клинок на треть и прижался губами к холодно блеснувшему металлу. Ему даже в голову не пришло, что означало принять оружие из рук Властелина Ангбанда. Возвращение меча было окончательным, неоспоримым доказательством дружбы, и только это имело значение.

— Благодарю, — тихо проговорил Феанор. — Благодарю за доверие, Мелькор.

26

Что ж, Пламенный здоров. И стал почти прежним. Чуть медлительнее движения, острее и жестче черты лица, тише голос — это все мелочи, Феанору все-таки надо восстановить силы. А вот взгляд не тот. Слишком тусклый. Слишком рассеянный. Незнакомый мне взгляд. И мелодия, хоть и похожа на былую, новая. Неправильная мелодия. Не его.

Что с тобой, друг мой? Из-за Маэдроса тревожишься? Едва ли. Ты ни разу не спросил о его судьбе с тех пор, как он от тебя отрекся. Да и не так уж привязан ты к своим сыновьям. Во всяком случае, камни всегда вызывали у тебя куда больший интерес, чем они. Вряд ли что-то изменилось с тех пор в ваших отношениях.

Беспокоишься за свой народ? Но войну я остановил, нолдор больше ничего не грозит, если только сами глупостей не наделают. А они не наделают, Маэдрос их удержит. Непреклонный Маэдрос, отлично работающий на Ангбанд.

Что война закончена, я понял, когда Маглор отпустил моего посланца живым. Это само по себе было ответом. Отказом от вызова. Значит, мой удар попал в цель.

А потом новоиспеченный вождь нолдор прислал разведчиков. Я наблюдал за ними, как сытый кот за мышатами, и от души развлекался. Все-таки испортили Валар квенди, приучили к легкой жизни! Предки нолдор, жившие у Куивиэнен, были не в пример осторожнее и шустрее. А этих горе-разведчиков не повязали только потому, что я велел их пропустить. Да еще и облака разогнал, чтобы обзор обеспечить.

К Маглору вернулись все посланные: я не хочу огорчать Феанора. И обманывать не хочу. Да и не нужны мне пока пленники, я и так знаю достаточно.

Вот чего я не знаю — это как помочь Пламенному. Что его мучает? Потеря власти? Да он никогда особенно к ней не стремился. Утрата свободы? Но он остался в Ангбанде добровольно и волен жить здесь, как ему угодно. Может, он тоскует по Аману? Вряд ли, он сам собирался уйти оттуда.

Хм... А что, если он просто скучает? Надо занять мастера делом, дать пищу для чувств и ума, работу рукам — и все прочее отойдет на второй план сразу и окончательно. Это же Феанор! Да и сам я такой же.

27

Поначалу мне было интересно. Порой жутковато, порой почти весело. Лед то блестел под звездами, то становился матовым, когда небо затягивали тучи.

До самого горизонта — лед. Где гладкий, где похожий на чешую огромной рыбины, где вздыбленный. Мне нравилось угадывать в ледяных глыбах очертания то животного, то эльда, то башенки. Некоторые были острыми, словно звериные клыки, а попадались и ни на что не похожие... вот если бы пройтись по таким резцом!

— Коркион! Не отставай!

Ни маме, ни отцу наше путешествие не нравилось. Чем дальше мы шли, тем мрачнее и молчаливее они становились. Но ничего не объясняли. Только следили, чтобы я держался рядом.

Другие взрослые выглядели такими же озабоченными, если не хуже. Несколько раз мне удалось услышать обрывки разговоров. Все об одном: "сбились с пути", "ходим кругами", "чары Моргота".

Потом я впервые увидел смерть. Одна из женщин легла на лед и больше не встала. И даже не шевельнулась. Снежинки падали на ее застывшее лицо, на пустые широко распахнутые глаза — и не таяли. Словно эльдэ сама превратилась в ледяную фигуру.

Я не рискнул спрашивать о ее дальнейшей судьбе, о Мандосе. Почувствовал, что это не к месту.

Умершую накрыли плащом, потом мужчины раскололи несколько глыб и сложили обломки вокруг нее и сверху, так, чтобы полностью закрыть ее тело.

И мы пошли дальше. Мне очень хотелось обернуться, чтобы посмотреть на ушедшую, на ее ледяной дом. Но было как-то не по себе.

А потом я увидел этот дом снова. Впереди. И молча прижался к маме.

28

— Идем, я покажу тебе Ангбанд, — предложил Мелькор.

— Идем, — согласился Феанор.

Не то, чтобы с неохотой, но и без живости.

Они вышли из комнаты, спустились по лестнице, миновали несколько коридоров, поднялись по ступеням. С открытой площадки на вершине одной из центральных башен открывался особенно красивый вид на Эред Энгрин. Во всяком случае, Мелькор очень его любил.

Снежные шапки мягко белели в серо-синем сумраке, низкие тучи закрывали два самых высоких пика — Копье и Трезубец, или Седьмой Западный и Третий Южный. Пологие внутренние склоны, пушистые от запорошенного недавней метелью леса, плавными изгибами спускались к долинам.

— Вот окрепнешь совсем, приглашу тебя прогуляться верхом, — Мелькор махнул рукой в сторону широкой тропы, видневшейся к северо-востоку от крепости. — Там есть, на что посмотреть.

— Да, — вежливо улыбнулся мастер. — Благодарю.

— Ну, что, пойдем дальше? — Вала постарался скрыть разочарование.

Феанор кивнул.

Маршрут был тщательно продуман: мастерские, кузницы, рудники. Нолдо вел себя по-прежнему вяло, и Мелькора начала беспокоить эта безучастность. Впрочем, если поставить перед Феанором конкретную задачу, в нем должен проснуться мастер. Не может не проснуться.

Окончательно убедившись, что нолдо сопровождает его только из учтивости, Вала собрался было оставить того на время в покое, но решил напоследок вывести за ворота. Лишний раз подчеркнуть, что не под замком живет Пламенный в Ангбанде.