Выйти замуж за Вирьяна? А так ли ей это надо? Насколько нужен ей маг?
Очень. Необходим! Но для чего? Для того, чтобы поговорить на родном языке. Для того, чтобы выяснить, откуда он известен волшебнику на самом деле. И, если правда сказанное сэру Л'руту, то вызнать у чародея, как вернуться домой, или даже заставить его показать дорогу в родительский мир.
Требуется ли Дуне ещё что-то? Наверное. Ведь чем-то она приглянулась Вирьяну. Чем-то таким, что мог понять рыцарь, выведший её из рабства, но не одобрить — девушка хорошо помнила беседу воинов. Вытрясти бы из мага продолжение... но тот, как на зло, исчез из поля зрения. Иногда Дуне казалось, что волшебник намеренно избегает встречи с наречённой. Словно та распознает, разузнает что-то и помашет на прощание ручкой.
Так, есть ли у девушки причины для брака? Уж всяко не любовь — ничего подобного Дуня к Вирьяну не чувствовала. Но с другой стороны, она отдавала себе отчёт, что это не самое важное в супружестве, особенно в этом мире, да и в родном, если на то пошло, тоже. Сексуальное влечение? О-оо, сколько бы ни отрицала Дуня, оно присутствовало и раньше оно стало бы причиной для свадьбы. Но сейчас девушка понимала, что это обычный животный инстинкт. Да и выражен он был не так уж и сильно. Рядом с Вирьяном она ощущала какое-то беспокойство, волнение, которое, однако, легко могла утишить... всего лишь подумав о Сладкоежке, вспомнив его улыбку и солнце, тотчас выглядывающее из-за облаков.
Губы сами собой разъехались, в глазах зажёгся весёлый огонёк. Дуня постояла немного, рассматривая узор на половицах, и медленно подняла голову. Из узкого мутноватого зеркала, будто в щель из-за двери, выглядывала тоненькая девушка в белом платье. Она мечтательно улыбалась. На щеках её, вопреки зимнему времени, горел нежный румянец.
Дуня подошла к отражению, коснулась гладкой поверхности. Тоненькая девушка с той стороны повторила все движения и вопросительно приподняла брови. Дуня отвернулась.
Её, не спросясь, переселили в комнату побольше, перенесли нехитрый, пусть как ни странно разросшийся, скарб, одарили кое-какими полезными вещицами. Видимо, всё это шло в нагрузку к "госпоже", как и отдельный закуток для умывания с прочим приведением в порядок, и громоздкая кровать с балдахином и полупрозрачной занавесочкой — ни дать ни взять марля от комаров. И ниша для платьев и белья, донельзя похожая на стенной шкаф, и другие не сказать что неприятные мелочи. И зеркало. Плохонькое по меркам родного мира, но роскошное по здешним. Зеркало, в котором отражалась почти незнакомая девушка.
Теперь азиатская кровь играла в Дуне, подчёркивала особенность, необычность случайной путешественницы. Словно бы над карандашным рисунком девушки поработало перо с тушью — всё осталось неизменным, только контуры стали ярче. А в смоли волос всё так же пылали нестерпимым огнём отдельные прядки. Странно, раньше для этого приходилось часами мучаться в парикмахерской, сейчас же за мастеров работала природа... О-оо, теперь Дуня могла отбросить ложную скромность и признаться, признаться себе, а не кому-то другому, что она хорошо понимает, чем способна привлечь местных мужчин — она и впрямь, как циркачка Чернушка, была экзотикой.
Но только не для сэра Л'рута — ему девушка не дозволила себя разглядеть. И не для Вирьяна — тот видел своё. Интересно, что всё-таки магу нужно?
Отражение, подчиняясь оригиналу, мотнуло головой. Неверный вопрос. Прежде всего, что нужно ей? Ей — Леске-полотёрке. Ей — Янепонимаю, рабыне. Ей — Дуне, студентке. Ей — Евдокии Семёновне, дочери четы Лебедевых. Ей.
Она обожала длинные платья и мечтала о чистой любви. Именно в таком порядке. Даже сейчас она всё ещё была маленькой принцессой с детской, наивной верой, что когда-нибудь она выйдет замуж за прекрасного принца. И начнётся бал, и принесут подарки. И подруги будут скрежетать зубами от зависти, одновременно искренне радуясь за Дуню...
Платье, в которое обрядили девушку, оказалось правильным: красивым, удобным и вместе с тем затейливым. Белым. С огненными мазками ленточек и миниатюрных ягод, с чёрными россыпями цветов. Без дурацких рюш, но с блестящими в меру украшениями. Неизвестного материала — словно бы и из шёлка, и изо льна. В этом платье было приятно предстать перед мамой и женихом. В этом платье и только в нём стоило идти под венец, тем более что у алтаря невесту ждал задуманный принц... не совсем, правда, прекрасный и без коня с короной...
А ведь Дуня полагала, что ей будет не до подобных глупостей перед свадьбой, но отчего-то лишь они и приходили на ум. Потому что... потому что она не желала давать обет верности Вирьяну. Она — смешно сказать — хотела в этом чудесном платье встретить друга. Сладкоежку. Который в образе всепобеждающего Молнии, покорившего Империю, принявшего истинную вассальскую клятву сэра Л'рута, свысока глянет на мага Вирьяна... почему-то обязательно свысока, словно бы говоря "Ты — великий чародей, но мне, вот, мальчишке, волшебство без надобности, я и без него сделаю всё, что захочу"... Хотя, казалось бы, зачем так? Дуня не без основания подозревала, что Вирьяну не очень нужна магия, чтобы добиться желаемого. И всё-таки... Молния одобрительно хмыкнет, оценивая госпожу Л'лалио, презрительно, с отвращением скривится на златовласку... Пустое! Ничего этого он не сделает — лишь встанет на колено и подарит букет роз. А потом снова исчезнет по своим пугающим делам. И всё.
Почему?
Неужели она влюбилась в какого-то мальчишку? Да ему — дай боже, если четырнадцать есть. Она что? С ума сошла? Или... Или это какой-то приворот, как с белокурой зазнобой сэра Л'рута? Но не могла же она размечтаться о подростке только потому, что тот её поцеловал. Зато — захотел и поцеловал, в отличие от того же Вирьяна, давшего сбежать... Стоп, а при чём тут Сладкоежка? Дуня удивлённо посмотрела на отражение. За его спиной мелькнула тень.
— Ты? Что ты тут делаешь?
— Двуличная тварь. Мне тебя и убивать-то расхотелось, — сказала что плюнула прекрасная богиня-демоница сэра Л'рута. — И влюблять тоже. Противно.
— Что? — не поняла хозяйка комнаты. — О чём ты?
— Я тебя сначала не разглядела, — златовласка подошла ближе, как всегда блистающая великолепием, но... если Дунин образ незримый художник подчеркнул тушью, то незваную гостью он скрыл за матовой калькой, словно заложил страницы старого фотоальбома. — Потом уверила себя, что это не можешь быть ты. Но ведь я тебя узнала! Узнала!
— Пятиглазый и меня выставлял на помост, — напомнила девушка, но "собеседница" пропустила чужие слова мимо ушей.
— Узнала. Ничего — другие тоже узнают.
Златовласка выскользнула в коридор, Дуня кинулась за ней.
— Постой!
— Радуйся. Наслаждайся, — откликнулась белокурая чертовка и растворилась в полумраке общего холла.
Дуня не успела заметить, куда направилась "собеседница", так как у дальних дверей ей примерещился Вирьян. Девушка бросилась к тени — с господской любовницей и с её странностями она разберётся потом, сейчас бы поговорить с магом. Но тихую пустоту коридора сторожили безмолвные доспехи — если кто здесь и был, то он пропал так же, как и златовласка. Вздохнув, Дуня вернулась к себе.
На кровати, продавив расшитое покрывало и пуховое одеяло под ним, мерцали два инородных предмета. Огранённый под алмаз флакон и небольшой кинжал без ножен. Убивать? Влюблять?
Девушка взяла сияющий водицей "кристалл", с удивлением и, пожалуй, восторгом посмотрела на танец разноцветных искорок внутри — зеркальные лампадки с хорошими свечами тоже прилагались к новому положению. Встряхнула и зачем-то поднесла к уху. Пузырёк вспыхнул, по комнате — будто бы сквознячок пробежал — поплыл и тотчас исчез смешанный аромат распускающейся сирени и свежескошенной травы. "Напиток N9"? Дуня, недоумённо пожав плечами, уронила флакон на постель — любопытство снова пряталось на задворках сознания, набираясь сил после прогулки в башню мастера Лучеля — и принялась изучать кинжал, но, мигом порезавшись об острый клинок, временно отказалась от глупой затеи. Не хватало ещё испортить красивое платье. Вруля так старалась!
Засунув кровоточащий палец в рот, девушка обернулась к зеркалу. Отражение теперь выглядело изумлённым и хитрющим одновременно, как ребёнок, готовящий пакость. Как Сладкоежка. Интересно, не происками ли златовласки Дуня задумалась о поцелуе мальчишки?.. Тьфу ты! Да не целовал её малолетний опекун! Это сделал нагловатый заключённый сто сорок четыре. Но отчего-то, вспоминая друга, девушка упорно представляла нахального юнца из сверхсовременной камеры. И не сказать чтобы они были похожи... хотя общее между ними имелось. Или это память играет с Дуней злую шутку? Никак не получалось увидеть мысленным взором Сладкоежку — перед глазами стоял случайный встречный, мимолётный знакомец, чьего имени девушка и спрашивать-то не хотела. Но почему? Как же это? Сладкоежка столько для неё сделал, а она, неблагодарная, даже не помнит его лица! Только улыбающееся из-за туч солнце. И запах. А ведь заключённый сто сорок четыре тоже мог им похвастаться. В его камере пахло полынью... Или это всего лишь воображение Дуни?
С девушкой подобное уже случалось. Единожды. И шло оно из далёкого-предалёкого, дошкольного детства. Один образ — приятный, до сих пор лелеемый — безнадёжно слился с другим, диаметрально противоположным. Она, двухлетняя, возилась в песочнице, когда к ней подкатился трёхлетний карапуз. Он наверняка уже ходил в садик, такой мальчик был серьёзный, важный и большой. Он вручил ей ярко-оранжевого жирафа в голубых пятнах (позже Дуня узнала, что это васильки) и объявил своей невестой, что подтвердил гордым чмоканьем в щёку. "Ухажёра", пространно извиняясь перед мамой и одновременно отчитывая деловое дитятко, увёл очень-очень высокий и строгий мужчина, которому помогали и вовсе великаны (много лет спустя, девушка догадалась, что это были телохранители как отца, так и сына).
Лет в шесть состоялась иная столь же мимолётная встреча, но царапины от неё остались и на теле, и в душе. С Дуней, всё из-за того же жирафа, сцепился ровесник. Игрушку, пусть и пошедшую мятыми трещинами, девочка отстояла, но с тех пор всё пыталась объяснить себе (и не могла), как один и тот же человек способен быть настолько разным, хотя умом отлично понимала, что мальчишки не связаны друг с другом — дело-то происходило в разных городах. Таких совпадений не бывает. И в любом случае, драчун, кажется, был помладше, когда "женишок" явно был старше. И никто не забирал беспризорного бандита — тот убежал сам, своей дорогой, так и не отобрав любимого жирафа...
Дуня рванула к стенному шкафу. Многострадальная юбка, так и не избавленная от шпаргалок, лежала на нижней полке, поверх сиротливо просвечивала дырочками в кружеве кофточка. У валенок и местного варианта сабо сиротливо пылились тапочки, всё ещё не стёртые до дыр. Девушка с минуту смотрела на них. Долгую минуту.
Она попала в другой мир. Столкнулась с магией. Была рабыней, едва не проданной в бордель. Стала полотёркой, потому что ничему иному обучить её не сумели. А теперь она вытащила счастливый билет — рыцаря, чародея и богача, интересного и, пожалуй, красивого мужчину, наверное, заботливого. Но... Она что? И дальше должна идти на поводке?! Плестись туда, куда потянут?! Пусть тянут добрые люди, пусть собачий ремешок сейчас необычен, украшен золотом и каменьями, увешан мелодичными колокольчиками, но это — всего лишь поводок. Ей не хочется. Ей надоело! Лучше уж как со Сладкоежкой бежать в сторону, по самим же вытаптываемой тропинке, а не по дороге, по которой ведут. Пусть это будет больно, невозможно, неправильно. Пусть ей придётся вернуться к хозяину. Но она хотя бы разок пойдёт туда, куда пожелает сама. Ведь это — последнее, что она может. Выбрать свой путь.
Может, это было умопомрачение, результат накопившейся и разом вышедшей ярости, несогласия с происходящим. Может. Но оно было.
Дуня покидала вещи прежнего мира и кое-какие этого в любимую вместительную сумку, натянула тёплую юбку под свадебное платье, засунула ноги в валенки и укуталась в цветастую шаль, ту самую, что досталась от ведьмы. А затем спорым шагом покинула гостеприимный кров сэра Л'рута через полузатопленный тайных ход. Тайный только на словах: раньше обитатели замка бегали через него в деревеньку у самых стен. Знала о нём и Дуня, потому как Леске неоднократно предлагали по нему прогуляться к счастью, да девушка отказывалась. После неудачного покушения на господина и хозяина ходом занялись всерьёз, но как ни странно по дороге никто не встретился, чтобы поинтересоваться, куда направляется госпожа Лес в подвенечном платье и старых валенках или хотя бы поздравить с предстоящей помолвкой. Может, это бы отрезвило девушку, но всё снова обернулось как обернулось.
Не думая, что же она творит, куда спешит без еды, одежды и денег, не страшась ночи, не обращая внимания на погоду, время последней битвы зимы и весны, Дуня шла вперёд. Шла, пока не услышала:
— А что это ты тут делаешь одна, красавица?
Я — Нептун, морское чудо,
Мне подвластны все суда,
Рапортуйте мне, откуда
И куда идёт "Беда"
(Экваториальная песенка капитана Врунгеля)
Дуня побежала. Обратно, домой, в замок — к сэру Л'руту, магу Вирьяну, строгой Вруле и ядовитой златовласке. Побежала, потому что такие вопросы таким тоном задают не к добру.
— Э-гей! — донеслось сзади.
Девушка лишь поднажала — и мигом запутавшись в юбках, рухнула на стылую землю. Вскочила, теряя валенок, и вновь побежала. Разномастная обувь мешала, что привело к очередному падению. На этот раз быстро подняться не вышло. Продолжить бег с препятствиями тоже — боль в ушибленной коленке и вывихнутом бедре не давала и шагу ступить, стоять-то плохо получалось. Обречёно вздохнув — ну и дура она всё-таки! — Дуня оглянулась на преследователей.
Она не ошиблась — за ней действительно гнались. И ничего приятного в этих типах не было. Троица мордатых краснощёких мужиков, самой что ни на есть свирепой наружности. Щетина, шрамы, неопрятная шевелюра и одежда. Тяжёлый винный дух. С кислинкой. В мощных руках никакого оружия, но много ли им надо? Один всего двумя пальцами сжимает огромную бутыль, двое других держатся за пояса. Все трое ухмыляются, рассматривая добычу пьяными глазами. Но самое худшее, что добыча не могла пошевелиться, так как видела охотников во всей красе — ни одна подробность не ускользнула от Дуни в неярком свете уличного фонаря, скорее уж наоборот тени словно бы намерено выделяли самые отвратительные черты преследователей.
Вот, тот, что стоял по центру, махнул рукой — мол, иди к нам сама. Дуня, сглотнув, покачала головой. Мужики синхронно шагнули вперёд... и девушка вдруг поняла, что её на самом деле испугало. Фонарь. Уличный фонарь. Самый настоящий, пусть и масляный. Хотя сэр Л'рут и был богат, такого в его деревнях не встречалось.
— Мама... — оценила ситуацию Дуня. Троица приближалась. — Мамочка...
Каменные, как минимум двухэтажные, крытые черепицей дома. У ближайшего хорошо просматривался украшенный финтифлюшками водосток, а над соседом явно поскрипывал флюгер. Чистая и аккуратная мостовая, судя по булыжникам часто обновляемая. Редкая цепочка огоньков вдали — наверное, главные улицы освещали целиком, а не только на перекрёстках, как здесь. Солоноватый на вкус воздух. Запах копоти, калёного железа и йода, мешающийся с едва заметным запахом помоев и навоза. Немытым телом тянуло только от "охотников". Ещё один комитет по встрече? И снова трио?
