Затерявшийся

— Ну что, мастера, не выходит каменный цветок? Давайте всё же начнём 'от печки'. Матвеев, а нарисуй-ка нам схему лагеря, и заодно прикинь его на местность. То есть сколько откуда до какого леса или канавы там, например. Давай с максимальными подробностями, мало ли чего может понадобиться.

На схему пожертвовал тылы очередного плаката. Этот, кажется, с Керзоном. Вроде умер мужик давно, но в памяти народной остался, ну пусть послужит и нам теперь.

Сержант взял карандаш, и стал набрасывать план быстрыми и точными движениями, одновременно комментируя. Художник что ли? Надо будет потом спросить.

— Здесь два здания, довольно длинные и узкие, ну, по отношению к длине конечно. Внутреннего расположения не знаю, в гости немцы не приглашали. Расположены так, что въезд внутрь лагеря находится между ними. В правом, оно побольше, вероятно казарма, караулка и кухня. Левое скорее административное, по крайней мере начальник лагеря в основном там сидит. Сразу за зданиями нечто вроде плаца, куда выводят отобранных на работы. Оттуда или отправляют под конвоем пешком, или сажают на автомашины. За плацем сразу начинается проволока, которая опоясывает весь лагерь. Проволока в два ряда, внутри колючая, снаружи гладкая. Между рядами проход метра два, по которому периодически, днём раз в час, ночью раз в полчаса, проходит парный патруль с собакой. По углам ограждения четыре вышки, смена каждые два часа. Электрического освещения нет. Внешний периметр похоже минирован. Постов всего шесть — четыре одиночных на вышках, одиночный на въезде в лагерь и парный на выходе из ограждённой зоны на плац. На вышках ручные пулемёты, у парного поста станковый, похож на наш максим, но с гладким кожухом охлаждения. У часовых на вышках ещё винтовки, а у патруля, часового на въезде и одного из часовых около станкача — автоматы. Всего немцев человек двадцать пять-тридцать, точно не считал, не думал что понадобится.

— В первом приближении понятно. Что по окрестностям?

— Дорога подходит с севера, обычная грунтовка. Здесь до леса метров четыреста, с юга и запада до опушки чуть меньше, но похоже там болото. С востока до леса тоже метров триста. Здесь немцы кладбище устроили, ну и расстреливают тут же, специально — из лагеря хорошо видно. Скрытно метров на сто, если в темноте и с хорошей маскировкой, можно подобраться, но потом стрёмно будет — хоть часовые с вышек в основном внутрь глядят, но...

Присутствующие с интересом склонились над схемой. Пусть думают. Лично у меня думалка уже отваливается. Что хорошо — ни у кого не появилось мысли брать лагерь штурмом. Либо понимают, что я такую затею не одобрю, либо тактика диверсионной борьбы крепко пустила корни в головах. Похоже не совсем, а иначе зачем обсуждать план по въезду внутрь полного народом грузовика с пулемётами. Тоньше надо быть.

— Стоп. Притормозили слегка, а то пошли предложения неплохо смотрящиеся в произведениях товарищей Беляева и Толстого, но к нашим реалиям как-то не очень подходящие. У нас с Кузьмой Евстратовичем есть уже предложение как проникнуть в лагерь. А именно, он попробует получить разрешение полоцкого коменданта на рекрутирование пленных на службу в полиции. Так как в этом заинтересованы сами немцы, то они вероятно ухватятся за это предложение всеми хватательными конечностями. Но ни о каких въездах грузовиков не может быть речи — максимум мотоцикл с господином старостой и двумя чинами фельджандармерии. Теперь вопрос в какое время лучше проводить операцию? Байстрюк, предложения.

— Если хотим освободить как можно больше людей, это либо ночь, либо раннее утро или поздний вечер, потому как на работах никого не будет. Интересно было бы произвести захват в момент вывоза или ввоза людей на работы — могли бы машины и ещё чего прихватить, но тут две опасности: первая — можем просто не справиться, немцев и так много, а тут ещё понаедут, и вторая — могут быть большие потери как с нашей стороны, так и среди пленных. Такой бардак будет...

— Так, твое мнение понятно. Матвеев.

— Если удастся ввести внутрь лагеря группу, то ночь отпадает, потому как если даже и пустят, то как-то это подозрительно — что старосте ночью там делать? Поэтому остаётся либо утро либо вечер. Что тоже не очень удобно по той же причине. Нет смысла приезжать ни свет ни заря или наоборот под ночь. Я думаю придётся пожертвовать численностью ради успеха операции и проводить её днём. Мне тоже хочется спасти как можно больше наших, но лучше спасти хоть сколько-то чем никого, да и погибнуть самим.

— Понятно. Старшина.

— Я в общем согласен со старшим сержантом, но может попробуем найти способ выручить всех. Я вот думаю, что лучшее время это утро, но не раннее, а значит нужно сделать так, чтобы развода на работы не было. Старший сержант, в каком случае развод не проводится?

— Я таких случаев, товарищ старшина не знаю, за всё время, что я был в лагере, выходных не было. Может каким-нибудь образом сорвать приезд конвоев. Вот только как, обстрелять их по дороге?

— Обстрел это не вариант, — это уже Кузьма принял участие. — А вот заминировать дорогу, да так чтобы немцы не один час провозились, тем более эта дорога не основная, пуп рвать для быстрого восстановления движения они вряд ли будут.

Пора и мне вступить.

— Это нам мало что даёт. Представьте — ежедневно машины приходят как по часам, а сегодня их нет, но прикатывает какой-то мутный староста. Могут заподозрить. Хотя бы попытаются документы проверить. Тут и спалимся.

— А что если... — Матвеев задумался. — Если сегодня машины опоздают, а водители скажут что на дорогах мины нашли...

Байстрюк хлопнул себя руками по ляжкам.

— Точно. Тогда если машины не придут и на следующий день, то немцы не заволнуются.

— Ага, а то что мы с Кузьмой приехали на мотоцикле это их не удивит?

— А это смотря где минировать.

— Ну, давай прикинем.

Я развернул карту.

— Первый раз ставим мины здесь и здесь, — Байстрюк ткнул пальцем в дорогу восточнее и западнее лагеря. Причём ставим мины попарно, так чтобы на одной машина подорвалась, а другую сапёры извлекли?

Кошка покосился на сержанта.

— Это ещё зачем, у нас и так этого добра не чересчур.

— За тем, что раз сняли одну, значит могут быть и другие.

— Правильно, поддержал я своего любимчика, — типа, опять проверять надо. Пока всё не вынюхают, движение не разрешат. А почему именно здесь?

— Потому что тогда дорога с Худобков будет не перекрыта. Кто по ней до лагеря поедет даже не будет знать что движение перекрыто. А на следующий день ставим мины ещё чуть дальше от лагеря, да роем ложные ямки, вроде как замаскированные, но заметные.

— Интересно, — почесал щёку Кузьма. — Получается что даже если в лагере начнётся стрельба с дороги никто не услышит, так как там никого не будет. Может сработать. Но как лагерь-то будем брать?

— Ну тут методика частично отработана, — я решил тоже поучаствовать в разговоре. — Не хорошо конечно повторять постоянно старые ходы, но вроде свидетелей мы пока не оставляли. В чернее план складывается такой: в ночь вытягиваем несколько стрелковых пар, не меньше пяти, которые должны будут снять часовых с вышек и на въезде. На опушке около дороги ставим пару максимов — их задача прижать немцев в более крупном здании. Я с Кузьмой Евстратовичем и Георгием прямиком въезжаем на территорию, оставляем водителя с мотоциклом на дворе и идём с начальником лагеря в контору.

Матвеев поднял руку, прямо как в школе.

— Слушаю.

— Скорее всего переводчик ещё увяжется, а иначе кто переводить будет.

— Правильно. Значит нас вероятно будет двое на двое. Думаю справимся, на нашей стороне внезапность. Неплохо было бы убрать этих без шума. Потом мы начинаем зачистку меньшего здания. Вот тут без шума не обойдётся, поэтому стрельба и взрывы это сигнал к началу. Вот тут у нас затык — это немцы во дворе и большом здании. Георгий, хоть и тёзка героического святого, один их не перебьёт.

— А если взорвать их, — влез героический тёзка. — Загрузить в коляску ящик мелинита, подогнать мотоцикл к стене, и рвануть.

Все задумались. Сержант отводил глаза, не желая встречаться взглядом со старшиной, коему явно не понравилась мысль об уничтожении отрядного имущества. Ладно, спросим нашего главного взрывника.

— Что скажешь, старшина?

— Теоретически, как любишь говорить, командир, можно попробовать, а вот практически... Во-первых делать это придётся чуть ли не под огнём, а гарантировать при этом правильную позицию заряда очень сложно, а его желательно буквально притереть к стене. Положим это даже получится. Вот тут и возникнет во-вторых — куда этот шустрик потом деваться будет? Матвеев, там окопы есть?

— Не видел. Мешки с песком на въезде и у входа в зону лагеря, но добежать до них под огнём будет сложно.

— Похоже с большим бабахом облом, — констатировал я. — Другие предложения? Мы, кстати, не решили что делать с той парой, что вход охраняет с пулемётом.

— Если в коляску пулемёт поставить, я их мигом на ноль помножу.

— Не будет тебе пулемёта, — злорадно посмотрел старшина на Байстрюка, видно не простил покушение на мотоцикл. — Жандармы с пулемётами не ездят.

— Ну, тогда автомат.

— С автоматом тоже проблема, — притормозил Георгия уже я. — Автомат мне нужен, а у нас их всего два, причём второй очень приметный. Если к немцам в лагерь попадёт информация, что пропали два жандарма со шмайсером, то как только они увидят, опять же, двух жандармов со шмайсером... Ну, дальше понятно.

— А что, его обязательно показывать? Пусть в коляске лежит, когда надо вытащу, так даже лучше, не придётся на предохранитель ставить.

Вот ведь я баран, а всё стандартность мышления — раз пулемёт нельзя, ибо не спрячешь, значит и автомат нельзя, а то, что его можно спрятать, мозг уже в расчёт не берёт. Так, что я ещё автоматически отмёл? Взрыв! Мы отказались от большого взрыва, который сломает здание, но почему мы не думаем о маленьких, коим не надо здание сносить, а надо убить или оглушить тех, кто внутри. Опять инертность — ведь я решил, что можно работать с гранатами внутри, и потому отказываю в возможности снаружи внутрь.

— Матвеев, а сможешь вспомнить как окна расположены?

— Попробую, но только то, что видно со стороны проволоки. В маленьком здесь, здесь и здесь, а дверь здесь. А в большом по фасаду четыре или пять окон, одно с торца, а дверь выходит на другую сторону.

Похоже может получиться.

— Георгий, смотри сюда. Как нас высадишь отъедешь к большому строению и встанешь. Начнётся стрельба, вытягиваешь шмайсер и кладёшь пару у пулемёта. А дальше делаешь следующее: в коляске будет лежать сидор с гранатами, выхватываешь его и бежишь к торцу казармы. Там всего одно окно, вот туда и кидаешь одну гранату...

— Товарищ командир...

— Да, старшина?

— Лучше связку. Я ему из трёх штук в рубашках сделаю, мы их в финскую применяли, если такую в амбразуру забросить, считай стрелять оттуда уже не будут. Только связка тяжёлая, а размахнуться нужно хорошо, а то взрыватель на боевой взвод не встанет.

— А его не зацепит?

— Если не будет ворон ловить, то жив останется.

— Хорошо, тогда бросаешь туда связку и тут же за угол в сторону проволоки. Там у тебя будет мёртвая зона. Пулемёты будут обрабатывать другой фасад, а ты попробуй в окна, которые Матвеев изобразил, по гранате забросить. Но только ползком — дополз до окна, забросил, пополз дальше. Понял?

— Так точно, я им устрою кузькину мать.

— Григорий, слушай сюда. В мире всегда есть место подвигу. Уяснил?

— Так точно.

— Не перебивай, я не договорил. Так вот — ты должен найти это место и научиться держаться от него как можно дальше. Теперь понял?

Вот — картина Репина 'Ловите челюсть'. Товарищи красноармейцы в шоке, один Кузьма чуть ли не ржёт.

— Кузьма Евстратович, объясните товарищам смысл высказанной мной крамолы. Только не сейчас и не здесь. Мне надо ещё подумать. Все свободны.

Глава 8.

— Товарищ командир, немцы обход закончили.

— Понял, Полищук. Давай на пост. Ну что, товарищи диверсанты, делаем морду кирпичом и поехали.

Кузьма поудобнее устраивает на коленях корзинку с вызывающе торчащим горлышком четвертьведёрной бутылки, наполненной мутноватым раствором, не оставляющим двоякого толкования о его предназначении. А уж кусок сала, выглядывающий из тряпицы розоватым боком, вообще убедит заядлого скептика, что тот не ошибся. Сидеть ему не слишком удобно — мешают автомат и мешок с гранатами, ничего страшного, проехать надо всего с полкилометра. Сержант благоухает самогонным духом так, что сидя за его спиной, хочется закусить. Как бы не переборщить с этим делом, много хорошо — тоже нехорошо. Надо всё же выяснить у Кузьмы, как он умудрился организовать перегар без пьянки. Вроде не нужное никому умение, а смотри-ка, пригодилось.

Вчерашняя диверсия удалась на славу. Подорвались две машины — пятидесятимиллиметровые мины с доработанными взрывателями показали себя с лучшей стороны. Мои подчинённые взрывоманы пытались чуть ли не стадвадцатидвухмиллиметровые фугасы заложить. Пришлось пресечь, шкодить, пока в нормальную силу не войдём, надо по мелкому. А вот когда сила будет, тогда мы медленно спустимся в долину... Короче, позже будем отрываться. Вторые заряды немецкие сапёры сняли без проблем — экспериментировать с ликвидаторами тоже запретил. Рано. Сегодня ночью мы поставили более плотную завесу, даже не с расчётом на подрыв, а просто занять немчуру тупой и опасной работой. Закладки ставили в схеме недостаточной маскировки, типа — вроде спрятано но заметно. На три десятка закладок поставили шесть самодельных мин, в остальные ямки покидали металлолома. Пусть ищут, а мы пока делом займёмся.

В этот раз ворот на въезде не было — был шлагбаум. Часовой тоже был, спокойный. Это хорошо.

— Рядовой, позови разводящего. Господин обер-лейтенант должен быть предупрежден о нашем приезде.

Часовой сразу открыл шлагбаум, не пытаясь проверить документы. По моему его больше интересовало содержимое корзины. Совсем нюх потеряли. Хотя нет, он у них просто видоизменился. Байстрюк поставил мотоцикл аккурат в то место, о котором мы договорились, когда дверь, назовём это здание штабом, отворилась и из неё вышел немецкий офицер и направился к нам. Вот это лишнее. Я соскочил с седла и быстро сократил расстояние.

— Господин обер-лейтенант, унтер-офицер Цигель, сопровождаю местного бургомистра. Вас должны были предупредить из комендатуры.

— Да, унтер-офицер, мне звонил адъютант фон Никиша. Это бургомистр Гофороф?

— Так точно. Папире! — это уже Кузьме. Но тот любовно пристроив около ноги корзинку, на которую внимательно поглядывал офицер, уже протягивал свой документ, низко при этом кланяясь.

Как раз в это время к нам подошёл быстрой походкой обершутце, перехвативший бумаги Кузьмы.

— Да, господин обер-лейтенант, тот самый бургомистр.

— Тогда пройдёмте в кабинет.

— Извините, господин обер-лейтенант, я на минуту задержусь.

Получив утвердительный кивок головой, под любопытными взглядами офицера и переводчика, я быстро подошёл к мотоциклу, вполголоса обругал водителя и махнул рукой в сторону казармы. Байстрюк утвердительно кивнул головой и тронул мотоцикл в указанном направлении, получив напоследок тычок в рёбра. Проделано это было так, будто я хотел скрыть это действие, но все заинтересованные лица это заметили.