Свинцом и фосфором: Страж империи

Я обвел взглядом зал.

— Предупреждали, — ответили несколько голосов, затем один добавил: — но мы справимся.

— Вот в этом и заключается обман: вам сказали, что будет тяжело. Это все равно, что не сказать ничего. Если бы в тот момент, когда вы подписывали документы, вам в голову прилетели мои воспоминания об учебке — вы все в ужасе бросились бы прочь. Вы все не раз, валяясь без сил и слыша команду 'подъем!', будете просить Смерть забрать вас — только ради того, чтобы не вставать. Ну или просто скажете 'все, я пас' — у меня такой возможности не было, а у вас она есть... так вот. Вы все уже лишились своего дара в надежде обрести нечто большее. На самом деле, обработка в 'кошмарилке' обычно делается на втором году, но я решил сделать это сейчас. Чтобы у вас не осталось пути назад. Вы больше не можете вернуться домой и забыть учебку как страшный сон, потому что магический дар утерян. Либо вы, дамы и господа, уйдете из учебки С.И.О. и до конца своих дней будете жить, как притупленные простолюдины, поминая меня нехорошими словами, либо дойдете до конца и станете теми, кем я хочу вас сделать... ну или сдохнете в попытке, как Йован, что тоже вероятно.

Я сделал несколько шагов вперед, подойдя к краю трибуны, еще раз обвел взглядом собравшихся и закончил свою речь:

— Итак, дамы и господа... Добро пожаловать в ад.

* * *

Быть начальником тренировочного лагеря — на самом деле, занятие не очень хлопотное. На данный момент мои курсанты на слишком низком уровне, чтобы я мог тренировать их лично, да и времени на них пока что жалко: кто знает, сколько человек отвалится через неделю или две? В конце концов, у меня есть группа инструкторов, которые поначалу отлично справятся с задачей, причем они все-таки профессионалы в своей области и знают, как осуществить подготовку, пусть даже предельно жесткую, с наибольшей пользой для курсантов и с минимальным травматизмом.

На эту тему у меня было совещание с инструкторским составом. Старший инструктор, Басиль Полоцки, имеющий за плечами солидный опыт, представил мне черновик плана подготовки на первые три месяца.

— Недостаточная кривая прогресса, — сказал я. — Десять километров в день — это как-то вот ну совсем не впечатляет. Силовые упражнения с весами исключаем полностью — первый этап у нас не про это. Суть первоначальной подготовки — научить курсантов превозмогать самих себя. Сделать еще десять шагов, когда сил не осталось ни на один.

— Есть проблема, — заметил Полоцки. — У них очень разная форма, это видно невооруженным глазом, нужен индивидуальный подход, градация. Могу я ознакомиться с тем, кто какой балл набрал?

— Нет, Басиль, и на то есть причины. А разница в форме — не проблема.

— Как раз проблема, сэр. Что один пройдет и пробежит — то другой не осилит, а если будет упорствовать — может и здоровье подорвать необратимо.

Я улыбнулся:

— А мы не будем поначалу ставить личные нормативы. Мы выставим норматив на весь коллектив. Не десятикилометровый кросс, а четыреста девяносто человеко-километров. И каждый день увеличиваем на десять. А через месяц начинаем с начала — только уже в легких бронежилетах. Если вся рота не набирает нужный результат — идут спать без ужина.

Тут заговорил другой инструктор, Макаревич:

— Сэр, в Сиберии подобное не принято... уже давно. Идея с общей нагрузкой плоха вдвойне — она способствует тому, что слабые будут филонить, надеясь на более сильных.

Я хмыкнул.

— Вот когда в Сиберии солдаты перестанут бежать с поля боя при виде Порчи — тогда и будете рассказывать, что и как у вас принято. А пока что мне видней, как надо готовить эффективные и сплоченные подразделения. В бою против одержимого нет места персональным нормативам — победа одна на всех и смерть тоже одна на всех. И каждый должен выложиться по максимуму. И мне неважно, то ли слабые будут упорнее тренироваться, то ли сильные вынудят балласт свалить по домам, создав для них невыносимые условия: я должен создать отряд, равного которому в Сиберии пока что нет. Победа — одна на всех. Наказание за поражение — одно на всех. А что касается нормативов — то они, как я сказал, недостаточные явно. Начальные могут быть такими, но норматив в конце трехмесячного срока надо увеличить процентов на двадцать. Каждый вечер мне необходим полный отчет о том, кто с чем не справился.

В своем кабинете я повесил на стену большой лист бумаги, склеенный из восьми стандартных листов, и написал имена курсантов: буду отмечать их прогресс.

Так что утром я рассчитывал хорошенько подрыхнуть: инструктора справятся без меня, а я могу пока что лентяйничать. Как высплюсь — потренируюсь сам, но вставать спозаранку мне как бы не резон.

Только вот все пошло наперекосяк, потому что часов в девять зазвонил у меня телефон. Я протянул руку и нащупал трубку.

— Алло?

— Я из Службы Безопасности. Мне нужен Александер Терновский.

— Это я. По какому поводу?

— По поводу 'вашего' одержимого. Можете включить терминал видеосвязи?

Я сел и сунул ноги в тапочки, которые кто-то очень дотошный предусмотрел в моей жилой комнате, за что ему спасибо.

— Сейчас включу.

Я сел за стол и пододвинул к себе терминал, соединенный по проводу с будкой спецсвязи во внешней базе, щелкнул тумблером. Мигнул огонек и почти сразу пошел вызов входящего сигнала.

На экране появилось лицо собеседника — лысый череп, высокий лоб, очки, нос с горбинкой.

— Здравствуйте, я Матесон, экспертный отдел. Мы тут поковырялись в образце, которым вы нас обеспечили, заодно заподозрили, что одержимый приперся в банк не вклад делать, и провели расследование. Скажите, вы знаете, что это такое?

Он поставил перед своей камерой прозрачный контейнер, в котором что-то темнело. Несколько секунд спустя камера настроила автофокус и я увидел странный желтовато-зеленый кристалл, будто бы окутанный тьмой.

— Смотрите, — сказал Матесон, — если посветить на него фонариком — он отбрасывает тени в разные стороны, в том числе в направлении источника света.

— Кристалл из Зоны.

— Можете что-то рассказать про него?

— Только то, что слыхал от инструкторов — то есть, ничего практически. Если их не трогать — не представляют опасности.

— А если трогать?

— Я ненавидел своих инструкторов, но не сомневался в их компетентности, и потому не трогал. Могу только добавить, что за месяц в зоне частенько приходилось находиться в руинах и зданиях, где такое росло на стене вместо плесени. Насколько могу судить, это никак мне не повредило. Еще одно — я вот вспомнил, что видел вот такие кристаллы, желтовато-зеленые, только на каких-либо человеческих постройках. Обычно — внутри или снаружи на стенах домов. Пару раз — на каменной стене канализационного тоннеля. — Я чуть задумался и добавил: — и еще я не видел их ни на полу, ни на потолке. Только на вертикальных стенах. А где вы это взяли?

— В банковской ячейке, — сказал Матесон. — Хранилось там, замотанное в полиэтилен, в металлической коробочке.

Я нахмурился:

— Погодите... Так одержимый приходил за кристаллом?

— Хороший вопрос, Александер. Неясность вносит тот факт, что одержимый раскурочил большинство ячеек, но примерно треть их осталась нетронутой, включая эту. Поскольку он не вскрывал ячейки, а просто полосовал интерьер своим психоклинком...

— Эфирной струной.

— Простите?

— То, чем одержимые рассекают людей и предметы, выглядит как длинная гибкая струна из эфира. Так оно выглядит. Ну да неважно, продолжайте.

Матесон поправил на носу очки.

-Хм... Ну, одержимый резал банковские шкафы просто так, бесцельно. Многие вещи остались нетронутыми, несмотря на вскрытие ячеек, где они хранились. Шкаф, где лежал кристалл, пострадал меньше других. Потому мы не уверены, что одержимый вообще что-то искал.

— Думаю, вам стоит поискать арендатора ячейки.

— Ищем, с того самого дня. Но человек, на кого она была арендована — девяностолетний старик, не выходящий из дома уже много лет и потерявший документы, как выяснилось. Так что тут пока без особого прогресса.

— Жаль, — вздохнул я. — Держите меня в курсе по возможности.

— Конечно. Но это еще не все. Вы там случайно не завтракали только что?

— Не успел, а что?

— Покажу вам фотографии вскрытия трупа.

— Валяйте.

Он что-то понажимал на своем терминале, и у меня на экране появилась четкая фотография крупным планом. Труп одержимого внутри оказался практически обычным, если бы не одно 'но': вместо правого легкого — целый кластер красноватых кристаллов, расколотый надвое.

— Так вот что там издало хрустящий звук, когда я ему ребра рассек, — хмыкнул я.

— Ага. Приходилось такое видеть?

— Не-а. Они если и отращивают такие кристаллы — то из кожи.

Матесон кивнул:

— Это да. Вот только теперь у нас новый экземпляр. Ладно, что ж поделать, отправляем в один секретный НИИ — может, они чего нового откроют.

Он попрощался и отключился, а я лег досыпать, мысленно отметив, что одержимые и культисты, видимо, меняют не только свой способ действий.

* * *

Примерно неделю я маялся скукой и наслаждался тишиной. Тренировки шли своим чередом, и мои курсанты на собственном опыте познали смысл поговорки, распространенной в спецучебках СТО: 'Последний легкий день был вчера'.

Доктор Толоконникова предоставила мне отчет, согласно которому часть курсантов потеряла в весе. Как я и предполагал, это оказались 'платники': нормальным курсантам, которые до этого учились в весьма крутых школах, терять оказалось нечего по причине отсутствия жира в организме.

За эту неделю я, как следует поразмыслив, решил разделить весь отряд на два отделения — 'синих' и 'красных'. В 'синие' вошли двадцать пять сильнейших курсантов, и я даже не удивился, когда своим старостой они избрали Аристарха. Остальные вошли в 'красное' отделение — все восемнадцать 'платников' и еще шесть самых слабых из обычных курсантов, включая Таю Бурах. Таким образом, среди 'платников' теперь есть и сильные парни, так что деление на нормальных и слабаков уже не так очевидно, кроме того, можно дифференцировать нагрузки.

Главной причиной разделения стало некоторое мое переосмысление методики: я не буду отсеивать слабых, ведь, справедливости ради, когда я сам поступал в спецучебку, то был еще слабее этих. Потому пусть и они получат свой шанс... если смогут.

Потому что отсеивать я все-таки буду. Но не тех, кто недостаточно силен телом, а тех, кто слаб духом.

В конце первой недели я сверился со своими записями и пришел к выводу, что прогресс есть у всех, но явно не фонтан. Что хуже — курсанты стали угрюмее, даже весельчаки-оптимисты. Ничего удивительного: шутки тоже требуют сил, а инструктора постарались, чтобы их не осталось совсем.

Ладно, пора показать, почем кило лиха.

В казарме установили динамики, запускавшие сигнал побудки каждые пять минут, и на следующее утреннее построение у курсантов был несколько безумный вид.

— Сэр, вам не кажется, что это перебор? — задал риторический вопрос курсант по имени Ковалевски, входящий в 'синее' отделение.

— А что не так? — удивился я.

— Мы так неврастениками станем. Я уже молчу, что после этой бешеной ночки сил нету вовсе.

— Ну это как раз не проблема. Все желающие могут обратиться в медпункт, там госпожа Толоконникова с радостью выпишет путевку на курорт.

— Простите?

— Мы можем поступить так: истязание сиреной прекратится, если кто-нибудь один из вас сдастся и покинет училище. Ну же, леди и джентльмены! Один уходит — остальные спят спокойно. Ну или как минимум без сирены. Смелее же! Всего один шаг вперед и пара слов — 'с меня хватит' — и муки закончатся. — Я прошелся вдоль строя, который следил за мной мрачными взглядами, полными затаенной ненависти, и улыбнулся: — желающих нет, да? Понимаю, признать себя слабаком перед всем строем... Можно в любой момент улучить миг, когда никто не смотрит, забежать ко мне в кабинет, сказать, что с вас хватит — и быстренько драпануть отсюда домой, к маме с папой. В этом нет ничего постыдного, на самом деле, просто быть истребителем — не для всех. Тут недостаточно быть лучшим — нужно быть особенным. Исключительным. Если вы не чувствуете себя особенными — значит, не тяните кота за хвост. Все равно не дойдете до выпуска.

— Сэр, в чем логика? — желчно спросил Варински, тот самый курсант, который отжимался в первый день. — Вначале вы говорите, что умышленно сожгли за нами мосты, чтоб мы не могли бросить учебку. Теперь сами предлагаете ее бросить!

Я остановился напротив него.

— Очень рациональный вопрос, курсант. Логичный. Закономерный. Хотя очень простой. Если человек не прошел через 'кошмарилку' — он в любой момент может вернуться к прошлой жизни, обратно в то училище, откуда пришел. И это даже не будет значить, что он слабак: оценил, взвесил, прикинул свои силы и сложность задачи, а затем просто вывел коэффициент трудозатрат на перспективы и понял, что при меньших перспективах в том же спецназе сделать карьеру там несоизмеримо проще. То есть, это не признак слабости — это признак рационального мышления. Не сожги я за вами мосты — вы все уже ушли бы, может быть, кроме наиболее амбициозных, если не сейчас — то в ближайшем будущем. Но я сжег. И вот теперь, когда вы лишились ценного дара в надежде обрести нечто большее, уйти и потерять все — значит быть слабаком. А в нашем деле слабаки непригодны: не протянут они долго. И ладно бы сами погибли: из-за одного может погибнуть весь отряд.

— Сэр, — сказал Аристарх, — а при чем тут отряды? Мы сюда пришли за тем, чтобы стать такими, как вы. Чтобы с поганью один на один драться, разве нет?

Я вздохнул:

— Если ты способен победить одержимого один на один — это не значит, что ты должен драться с ним в одиночку, если есть кого позвать в подмогу. Если ты способен победить одержимого в рукопашном бою — это не значит, что ты должен делать так, имея более эффективное оружие. На той зачистке мне просто пришлось выпендриться из-за германского журналиста. Я и раньше убивал одержимых в ближнем бою — но, опять же, не потому, что мне так хотелось, а потому, что в моем 'кишкодере' больше не было патронов. Одного из них я вообще зарубил прямо в толпе его чудищ — но не потому, что хотел себе нервишки пощекотать, а потому что он был сильнее меня, справиться с ним иначе, кроме как выкинув неожиданный и смертельно опасный номер, я просто не мог. Мы с вами собрались тут для того, чтобы подготовить из вас эффективных истребителей. Подчеркиваю — эффективных, а не эффектных. Если вы мечтаете красиво рубить погань перед камерами, как это я сделал — бегом валите отсюда, вы стопроцентные покойники, хоть и не знаете об этом... Да, и еще одно. Насчет сирены. Чтоб вы знали — мои окна напротив вашей казармы. Этой ночью я проснулся столько же раз, сколько и вы — как видите, выспаться мне это не помешало. В Зоне я просыпался от каждого шороха — там трудно было. Проснулся — надо проверить, что шумело, нет ли врага поблизости. Всегда на взводе. А тут... Ну завыла сирена — перевернулся на другой бок и заснул спокойно.