— Я не знаю, что будет, если Истэка не сможет мне помочь, — призналась я. — От того, что он скажет, завишу не только я, так как я могу дать ответ сейчас, когда ничего не ясно? Я подумаю, Дейк, — я встретила его взгляд со всей доступной мне серьезностью. — Хорошо?
В глазах рыцаря скользнула обида. Наверное, он и подумать не мог, что я не брошусь ему на шею со слезами радости, как только он предложит мне не расставаться.
— Это из-за белобрысого? — хмуро спросил он.
— Отчасти да, — вздохнула я, отворачиваясь. Со временем Дейк накопит на свой замок, женится и осядет на одном месте, а что я тогда буду делать, пойду бродить по свету одна, как надоевшая собачонка? Не лучше ли мне тогда раньше уйти в свободное плавание и научиться хотя бы зарабатывать на жизнь? — Отчасти нет.
Страшные ночи пустыни
— Не запятнаю кровью невинного
Ни рук, ни меча, ни совести,
Клянусь защищать от подлости
И жестокости беззащитного,
Помогать обделенным и нищим,
Оберегать от беды и неправды,
Хранить жизни убогих и слабых,
Судя врагов, забывать о личном,
Исполнять свой долг, не требовать лишнего.
И да пусть священный огонь, покуда чиста душа,
Омывает клинок, рукоять и душу меча!
Дейк с гордостью прочел клятву рыцарей Ордена и взмахнул своим двуручным мечом так, чтобы отражение пламени от костра превратились в яркий отблеск на кончике клинка. Получилось феерично, ничего не скажешь...
— Черт тебя дери! — выругался Кудеяр, закрывая глаза руками. — Без этого никак!?
— Нет! — гордо улыбнулся рыцарь, втыкая меч в землю и опираясь на него. — Ты сам просил показать, как я приносил клятву. Кстати, нас этому движению специально учат за несколько месяцев до последнего испытания. Ведь рыцарь должен работать красиво — в этом вся суть подготовки Ордена. Красивые клятвы, красивые доспехи, красивые рыцари... Убить монстра любой наемник может, если вдруг узнает, как именно, а вот убить профессионально — это уже искусство, которому так просто не научишься, и за которое платят куда больше!
— Меч ты держишь так, что в твоем искусстве я не сомневаюсь... — насмешливо фыркнул царевич, часто моргая. — Кажется, обошлось, — пробормотал он, осматриваясь вокруг.
— На что ты намекаешь? — нахмурился Дейк. — По-твоему, я не умею держать свое оружие!?
— Именно, что не умеешь! Даже Бэйр взяла бы его получше, я уверен, — кивнул в мою сторону царевич. Я от таких похвал перебрала с затяжкой и закашлялась, чуть не выронив трубку на землю.
— Она его и поднять не сможет, — ухмыльнулся рыцарь, посмотрев в мою сторону. — А если и поднимет, то непременно уронит и отрежет себе что-нибудь.
— Не сомневаюсь. И потому я говорю, что она все равно будет держать меч лучше тебя, — невозмутимо продолжил Кудеяр, но в краешки его рта все же закралась улыбка.
— Эй, это уже оскорбление, — Дейк предупреждающе посмотрел на царевича. — Без ушей оставлю!
— Ой, я так испугался! — сказал Кудеяр, скопировав каждую нотку испуганного фальцета недалекой блондинки. Леопольд, сидевший рядом, захихикал, а я снова чуть не подавилась дымом, на этот раз от смеха.
Поудобнее развалившись на земле и кинув от скуки в костер какую-то веточку, царевич продолжил.
— Хочешь, покажу тебе, как правильно нужно держать такие мечи? — предложил он рыцарю.
— Его не стоит трогать кому-то, кроме меня, — серьезно сказал Дейк. — Он связан с моей душой и с еще какой-то "священной" энергией, так что я не знаю, чем все закончится, если ты возьмешь в руки этот меч.
— Ну мы и посмотрим. Вряд ли он мне как-то навредит...
— Ты думаешь, я о тебе волнуюсь? — усмехнулся Дейк, возвращая оружие в ножны и усаживаясь на свое место у огня. — Я о мече забочусь! Если он погаснет, мне не поздоровится, так что убери свои когтистые лапы.
— Мои сестры про таких, как ты, говорят "жадина-слонятина и зад тупой мартышки", — невозмутимо произнес царевич, валясь на спину и закладывая руки за голову. Уставившись в звездное небо, он вновь тяжело вздохнул.
— Чего ты? — спрашиваю, вынув из зубов мундштук и посмотрев на царевича.
— Скучно, — пожаловался Кудеяр. — Вроде привал пораньше сделали, чтобы отдохнуть, а я чувствую, что куда интереснее было бы ехать дальше...
— Ну, раз тебе скучно, то расскажи об этих своих сестрах. Ты постоянно вспоминаешь их, но никогда о них не рассказывал!
— А что о них рассказать? Они двойняшки, им десять лет, одну зовут Драгомира, другую Ольха... Эммм... Могу показать портреты.
— Давай! — вспыхнув любопытством, пододвигаюсь поближе к Кудеяру. Все же интересно посмотреть, какие у этого чудовища могут быть родственники, да простит меня моя совесть!
Царевич сел на земле и полез под подкладку плаща. Вскоре он достал оттуда три металлические пластинки, они были овальной формы, на каждой была сделана картинка. Удивительно, но портреты были такими, как если бы их писали маслом на холсте... интересно, как такого же вида добиваются, расписывая металл? С помощью магии, разве что.
— Ух-ты! Как такие делают? — спросил Леопольд, перегнувшись через плечо Кудеяра, чтобы лучше видеть пластинки.
— Государственная тайна, — важно ответил царевич, потом показал нам обоим первую пластинку. — Вот это — мои сестры.
— Сестры?... — с недоверием смотрю на картинку.
На пластинке были изображены две девочки, обнимающие друг друга за плечи.
Девочки улыбались.
На этом их сходства заканчивались.
У одной была сероватая кожа, тонкие изящные губы, маленький носик, раскосые изумрудные глазища. Милое овальное личико обрамляют прямые черные волосы, убранные в нетугую косу. На лбу красовался тонкий серебряный обруч, похожий на застывший стебель вьющегося растения. Бросались в глаза огромные уши, совсем как у Кудеяра. Одета черноволосая была в странное платье и накидку, очень напомнившие мне что-то арабское или татарское... или просто восточное... или черт знает какое. Другая же девочка... не то чтобы противоположность, но определенно другой расы. Небесно-голубая кожа, круглое лицо с широкими скулами, губы заметно больше, чем у первой, помимо того нос с едва проглядывающейся горбинкой. Брали за душу голубовато-серые глаза в опасном прищуре... такой взгляд у маленькой девочки выглядит как минимум жутко. Волосы у нее — пушистые белые перья, отстриженные по мочки ушей и разлетающиеся в разные стороны, никаких украшений на голове нет, а одета она в кусок белой ткани, прихваченный поясом.
— Ты хочешь сказать, они — родственники? — недоверчиво смотрю на Кудеяра.
— Чудеса генетики, — пожал плечами царевич. — Кстати, эти таблички нарисовала Ольха, — он указала на девочку с перистыми волосами. — У нее удивительный талант, так говорят все ее учителя, хотя и без их слов нам понятно, что Ольха очень одаренная, — рассказал он, с любовь проведя пальцем по табличке. — Правда, она, "как и каждый художник", немного не от мира сего, как говорит наша бабушка... впрочем, наша бабушка сама и подает ей пример. А вот Драгомира, — он указал на девочку с черными волосами. — Она настоящая царевна, любимица отца. Копия матери. В свои десять она уже потихоньку начинает вникать в дела государства и даже ведет несколько проектов в академии.
— Дети-гении, — хмыкнула я. — Не помню, какой я была в свои десять, но вряд ли я могла строить академии и рисовала такие портреты...
— Нам, царским отпрыскам, положено быть гениями. Я в свои десять лет мог сварить зелье, одна чайная ложка которого была способна убить взрослого виверна, — пожал плечами Кудеяр, потом показал нам вторую пластинку.
На ней была изображена скелетообразная, откровенно некрасивая женщина, или даже старуха, с темной серо-голубой кожей и болотного цвета глазами. Длинные, как будто поблекшие светло-серые перья на голове были обхвачен на лбу кожаным ремешком, одежда — мешок с прорезями для головы и рук, подпоясанный на талии веревочкой.
— Это — Ольга. Мне приятно думать, что она моя наставница... правда она сама это отрицает.
— Гхм. Носить с собой портрет наставницы? — хмыкнул Дейк, который незаметно подсел к нам.
— Я восхищаюсь ее даром... в свое время я готов был поклоняться ей, как божеству, — объяснил царевич, благоговейно вздохнув. — Она всевидица, знает все, абсолютно все в этом мире! Она мысленно задает вопрос и ей тут же приходить в голову ответ, это же изумительно! Этот великий дар забрал у нее стихию и здоровье, но зато она бесценна для Охмараги, без нее не принимается ни одно решение... хотя когда-то, еще до моего рождения, ее считали просто безумной дурой.
— Ну, это не очень интересно, — фыркнул рыцарь. — Давай дальше.
На третьей пластинке были изображены двое. Наконец-то я увидела настоящего сенари! Широкоплечий высоченный буйвол с белыми перьями вместо волос, широкими белыми бровями, сгорбленным носом, большими губами и злыми прищуренными глазами, взгляд которых даже с пластинки заставил мои колени задрожать. Рядом с ним — изящная бледнокожая женщина, с длинными ушами и изумрудными глазами, волосы у нее были седые, но до того гладкие и блестящие, что напоминали серебряный водопад. Ее красоту портил уродливый шрамом, рассекающим правую сторону лица от середины лба до самой шеи. У обоих обручи на лбах, оба в странных одеждах, похожих на те, в которых была черноволосая девочка с первой пластины.
— Это твои родители? — спросила я.
— Да, — вздохнул Кудеяр. — Хорошо вышли.
— Чем-то похожа на Тому! — заметил Дейкстр, всматриваясь в лицо царицы. — Только злее... я по губам вижу, злющая, как собака!
Царевич недовольно покосился на рыцаря, но тот как будто не заметил.
— Кстати, я забыла сказать! Я ведь знаю твоего друга, Али ибн Дамьяра! — воскликнула я, вспомнив, откуда знаю о похождениях этой дамочки. — Он рассказал мне о том, как вы с матерью ставили на место Тангейское правительство несколько лет назад.
— Ах, да! Забавный был раб, — Кудеяр кивнул, по его лицу скользнула улыбка. — Рад, что он еще жив.
— Он ищет тебя.
— Может, и впрямь встретимся, — он пожал могучими плечами.
— А что на Охмараге с девушками? — вдруг спросил Дейк. — Никогда о них не слышал!
— Едва ли тебе светит их увидеть, Дейкстр, — усмехнулся Кудеяр.
— Рафнейрис что-то говорила про невесту, — ухмыльнулся Дейк. — И какая она? Есть ее табличка?
— Она надеется, что я погибну в путешествиях или пробуду в них лет сто хотя бы... И у нас это полностью взаимно, — он усмехнулся. — Еще бы мне таскать с собой ее табличку.
— А почему так? — полюбопытствовала я. Хотя личная жизнь царевича меня не слишком волнует, но раз говорить все равно больше не о чем, то почему бы не поболтать о любви и прочих радостях жизни?
— Она не выбирала меня, так решили мой отец и я, — охотно начал объяснять Кудеяр. — Мы на Охмараге невест редко по симпатии выбираем, чистота крови очень важная вещь. Я могу жениться только на сенари ветра или тени, но так как тени появились совсем недавно, знатных родов среди них нет, и мы искали кого-нибудь из ветров с безупречной родословной. Эта была как раз такая и, в отличие от других претенденток, она маленькая и не будет занимать слишком много места, когда нам придется жить вместе. Собственно, потому я ее и выбрал.
— Как лошадь, — усмехнулся рыцарь. — С родословной, места много в конюшне не занимает, ест мало...
— Пф, лошадь мы с отцом подбирали бы с куда большим интересом, — улыбнулся царевич. — От нее хотя бы могла быть польза.
— Пожалуй, твоей невесте можно посочувствовать, — заметила я. — По-моему, это ужасно, жить с... эм... мужчиной, который ставит тебя ниже лошади.
— Ее дети станут наследниками, она и ее родственники теперь живут во дворце. По-моему, этого вполне достаточно, чтобы она была довольна, — пожал плечами Кудеяр.
— Не знаю, я бы... хотя что я?... Полагаю, существует множество женщин, которые ставят благополучие семьи и любовь мужа выше, чем богатство и титул, — пожимаю плечами. — Зачем ты вообще выбрал себе невесту, если жениться не собираешься и, к тому же, уехал на десяток лет в чужие земли?
— Что бы была. Ведь когда я вернусь, уже не будет времени на то, чтобы подыскивать кого-то. А так пусть ждет меня, к дворцу привыкает, в обществе осваивается... Что же до "семейного благополучия", то я считаю, что это неважно, а "любовь мужа" в моем случае просто невозможна. Кого и за что я должен полюбить? С какой стати? В этом мире нет ни одной девушки, достойной моего могущества!
— Сказал здоровяк, боящийся солнечных зайчиков, — хмыкнула я.
— Да и красавец ты редкий, — добавил рыцарь.
— Хах, моя внешность создает немало проблем с женщинами, это точно, — усмехнулся Кудеяр. — Обычно при виде меня наложницы впадают в истерику, полночи я привожу их в чувства, говорю всякую ерунду, и только к утру они готовы принять меня...
— Наложницы? — удивленно смотрю на царевича, скривившись. — Это же мерзко! Неужели в вашей "величайшей" стране считается нормальным принуждать женщин!?
— Мы принуждаем рабынь, которых вы нам, кстати, для этого и продаете, но никогда не заставляем свободных, — напомнил Кудеяр. — Что до меня, то мне приятнее спать с бескорыстными чужестранками, чем с придворными дамами, которые в душе будут плеваться от отвращения, но все равно отдадутся в надежде на статус фаворитки. Кроме того, наложницам, в отличие от сенари, я могу по-настоящему понравиться после некоторого времени. Я, в конце концов, считаюсь уродом только у сенари, по меркам остальных рас я достаточно симпатичный, просто слишком высокий.
— Эээх... — мечтательно вздохнул Дейк. — Хотел бы я жить во дворце и иметь свой гарем!... Вот жизнь бы была, а? Тебе, ушастый, можно только позавидовать!
— У меня нет гарема, так что мне ты можешь не завидовать, — улыбнулся Кудеяр, дернув ушами. Видимо, ему было приятно, что кто-то из нас наконец-то проявил должный восторг по поводу его персоны.
— Как так? Ты же только что говорил о прекрасных наложницах, которые толпами разгуливают в твоей спальне! — воскликнул рыцарь с таким лицом, как будто только что разбили его самую сокровенную мечту.
— Гарем? На его содержание нужны траты, а я лучше эти деньги пущу на свою лабораторию... Нет, можно, конечно, и гарем, но я предпочитаю даровать свободу приевшейся девице и отправить ее обратно на материк. Больше одной мне никогда не нужно было.
При этих словах вид у Кудеяра был такой, как будто он тут вещал о своей высокой морали и невероятном аскетизме.
— Да ты само благородство... — вздохнула я.
— Так не один я делаю, это становится нормой на Охмараге, — пожал плечами царевич. — Есть, конечно, те, кто оставляет понравившихся девиц возле себя навсегда, но таких случаев не очень много.
— Да уж... тебя послушать, так вы там все белые зайчики! — заметил рыцарь.
— Не белые и не зайчики, но и не звери, какими вы нас считаете. Сенари, в отличие от людей, никогда не теряют благородства и не опускаются до того, чтобы издеваться над рабами или подчиненными.
— К слову о зверях... — произношу, наблюдая за Чертом, который с хитрым видом потихоньку приближается ко мне. — Ты чего, рыжая морда, из себя строишь?
