Последняя из рода Блау

Я жестом подняла ее с пола и прошла кровати. Мальчишка выглядел совсем плохо.

— Что с ним?

— Мисси должна посмотреть сама..., — Марта отрицательно качнула головой.

— Марта, мне не до загадок...

— Мисси должна посмотреть сама, — знахарка упрямо прикусила губу.

Ах, эти дремучие упертые аларийцы!

— Марта. Браи темные. Всегда были и скорее всего всегда будут. Слабенькие, с хилой искрой, но — темные. Я, — я быстро чаровала маленький светящийся шарик, — светлая. Светлые не лечат темных, Марта, даже самые дремучие аларийцы знают об этом. Даже чтобы диагностировать, мне нужен темный. Желательно целитель. А теперь объясни мне, что здесь делаю я, и почему вы не позвали штатного лекаря?

— Лекаря нельзя, чужой, — Марта так замотала головой, что зазвенели многочисленные сережки в ушах. — Чужой. Нельзя. Мы приготовили темного. Мы знаем. Он ждал в подвале, чтобы Мисси могла работать. Мы все знаем.

О, Великий, Мара и Немес, дай мне сил!

— Какой темный Марта, в каком подвале? — я не понимала решительно ничего и начинала сердиться.

— Сейчас, сейчас, — она с полупоклоном засеменила к двери и дважды стукнула в стенку.

Через несколько мгновений в комнату впихнули сверток, обмотанный покрывалом и веревками в несколько слоев, который подопнули ногами. Он докатился до меня, и я сначала увидела темную макушку, кляп во рту, значок целительского факультета на лацкане кафтана и откровенно бешеные темные глаза...глаза, которые я знала, почти так же хорошо, как свои собственные, глаза, которые я изучила до последней черточки, в которые я смотрела десятки и сотни раз на дню...

Великий, как им это вообще пришло в голову!

Глава 21. Нике

Сначала мне казалось, что погрезилось, осеннее солнышко напекло, свечи, плохой свет, мало ли причин, чтобы обмануться. Иллюзия, помутнение сознания, реализация навязчивой идеи во плоти. Что угодно, только не реальность.

Потому что реальностью это быть не могло, не должно было быть. В этой жизни все идет неправильно, не по порядку. Марта подплыла ближе и аккуратно, оберегая пальцы, вытащила кляп изо рта пленника.

— Ашвиса тирес, псаковы выродки..., — полилась отборная горская брань речитативом. Обороты изобиловали художественными подробностями и особенностями анатомии, включали изощренные кары, которые в будущем на себя навлекли несчастные, стукнутые на всю голову, равнинные черви. Сколько бы зим не прошло — Нике был в своем репертуаре.

Нике Сакрорум. Мой самый близкий враг. Мой самые непримиримый друг. Мой единственный соперник. Вторая половина моей целительской сущности, моя правая рука, мой бессменный напарник, мой якорь и мой обет, мой Нике.

Я не видела его две зимы.

Два раза солнце проходило полный круг, целых две зимы я была одна, без Нике. Две зимы я оборачивалась назад, чтобы спросить, и слышала в ответ пустоту. Две зимы мне потребовалось, чтобы отвыкнуть заваривать походный чайник на две чашки, вечером после операций. И всего четыре декады мне потребовалось, чтобы заработать звание 'этой суки Блау', когда я гоняла всех ассистентов без разбору, и меняла новых напарников — никто не дотягивал до уровня Нике, я просто ни с кем не могла сработаться. Никто не чувствовал мою силу так, как он, не понимал, с полувздоха и полувзляда, что именно мы сейчас будем делать.

Псаков Нике. Демонов горец. Как-ты-посмел-сдохнуть-и-оставить-меня-одну-Нике.

Как?

Я крепилась. Я кусала изнутри губы до крови. Я отворачивалась, прятала мокрые щеки от света. Я слушала отборную горскую брань, я молчала и наслаждалась.

Мой Нике остался там, на Рифейском перевале, в одной большой братской могиле. Мы устроили им славные проводы — вызвали обвал, полностью обрушив перешеек, такого роскошного надгробия не было никогда и ни у кого.

Это чужой Нике, тот, который лежит сейчас на полу в комнате Браев. Чужой. Чужой. Чужой. Не мой. Мантра не помогала. Я не видела его целых две зимы...

Я так соскучилась, Нике.

— Кляп! — я вытерла щеки, и повелительно протянула руку Марте. — Помолчи! — резко вставив кляп, я не берегла руки, Нике никогда осознанно не обижал женщин, как заведомо более слабых существ.

Каюсь, не удержалась — пробежалась кончиками пальцев, изучая заново — брови, скулы, виски — гладко, шрамов ещё нет, плечи — дышит, живой, теплый, настоящий, Нике...

Потерла маленький значок факультета Целителей — в этой жизни он тоже поступил в Кернскую Академию, провела по колючему сукну кафтана — как всегда самая дешевая ткань, экономит на внешнем виде.

Нике заткнулся и замер, неотрывно глядя на меня, как на тяжелобольную с серьезными отклонениями. У горцев отдельное табу на прикосновения и...я плакала.

Псаковы слезы продолжали катиться сами собой, непрерывным молчаливым потоком. Это второе табу — Нике не переносил рыдающих и истеричных женщин.

Я грубо засунула кляп поглубже, чтобы точно не выплюнул, успокоительно похлопала Нике по щеке, встала и влепила Марте увесистую пощечину.

Била наотмашь, с оттяжкой, вкладывая в этот удар всю накопившуюся ярость.

Марта рухнула передо мной на колени, почти коснувшись лбом пола.

Попробуй соври мне, что это был нечаянный выбор.

— Почему именно он? — сила вышла из под контроля и клубилась по комнате. Она придавила Марту, распластав по полу и заставила Нике склонить голову. К его чести — он сопротивлялся. — Почему?!

— Видела. Напарники. Госпожа. Подарок, — знахарка хрипела, выдавливая из себя по одному слову.

Видела? Видящая? Марта Видящая, это ее дар? Что еще она видела?

— Понимаешь-за-что? — я говорила устало, спонтанное подключение к источнику всегда высасывает прорву силы.

Марта зашевелилась, в попытке кивнуть, зазвенели браслеты и сережки.

— В будущем, никогда не решай за меня, Ви-дя-щая.

Мы с Нике должны были познакомится в Легионе. Он учился в Керне — я в столице. Он из закрытого клана горцев — туземцы, как их презрительно, за глаза, называли местные. Я — из рода двадцати шести, маленькая госпожа ненавистных захватчиков Блау.

Мы не должны были пересекаться сегодня. Не должны. Все полетит к псакам.

Были ли у меня силы отказаться от Нике сейчас? Достать зелье забвения, выгрузить его в какой-нибудь безопасной канаве и забыть о нем на десять зим? Нет. Не отдам. Что мое — то мое.

Мой подарок. Я покатала слово на языке: 'По-да-рок'. У Высших подарки возвращать не принято.

— Слушаешь молча. Да — моргни один раз, нет — два, — я присела рядом с Нике. — Кляп и веревки останутся, пока не достигнем конценсуса. Я хорошо представляю, на что способны горцы.

Нике отчаянно моргал, в бешенстве мотая головой.

— Это, — я погладила веревки и покрывало, — непредвиденные обстоятельства. Не могу сказать, что я расстроена, будем работать с тем, что есть, — я щелкнула по значку факультета целителей. — Нике Сакрорум из клана Сакрорумов. Закрытый клан из высокогорных, — я констатировала факт. — Договоримся — можешь вернуть аларийцам равной мерой, препятствовать не стану. Вайю Блау, — я представилась и подняла левую руку, сила родового кольца вспыхнула на моем лице серебристыми бликами.

Глаза Нике налились кровью.

— Да, да, из тех самых Блау. Можешь потом подать аппеляцию в совет Предела, — я коротко и зло усмехнулась. Нике понимает только силу. — Это, — я провела кончиком пальца по своей мокрой щеке, нарочито медленно слизнув слезы, — дар полной эмпатии. Врать — не рекомендую. Вариантов всего два, — я подняла два пальца, — с первым понятно, рассмотрим второй и единственный, чтобы выйти отсюда. Личный контракт младшего на три года, обет молчания и..., — Нике сейчас должно быть семнадцать, второй курс, — ...и целительскую практику ты проходишь в поместье Блау. — Он отрицательно замотал головой. — Мне нужен напарник, и я тоже не в восторге от Сакрорумов, не выбирала, — я развела руками, — будем работать с тем, что есть.

Нике уважал силу и поклонялся только двум вещам — знаниям, он действительно был фанатичным целителем, и своему Клану.

— Доступ к темной библиотеке Блау — целительские гримуары Эпохи грани, — я загибала пальцы по очереди, — оплата стандартная, как у младшего помощника лекаря, — это более чем щедро и я знала, что у горцев очень туго с живыми деньгами, — и я лично, Слово, сделаю все возможное, чтобы Блау снова подняли в Совете вопрос по мосту в ущелье.

Глаза Нике загорелись. Есть!

Я знала единственное слабое место этих твердолобых упертых горцев — транспортная доступность. Путь Нике от их поселения до Керна занимал больше половины декады, зимой горные перевалы и тропы становились непроходимыми. Горцы давно пытались согласовать проект моста через ущелье — это позволило бы достигать города за один световой день. Это значит — торговля, возможность учить детей, дешевые продукты. Но я не сказала, что если будет мост, вся торговая цепочка пойдет через земли Блау. Должен же род получать хоть какой-то дополнительный профит.

— Я не могу говорить за Совет и за всех Блау. Но мое Слово, Сакрорум, у тебя есть. Твое решение?

Нике глазами показал на кляп.

— Блау, — он выплюнул это слово и, казалось, вложил в него всю вековую ненависть горцев к захватчикам с равнин. Да-да, наши шахты когда-то давно были территорией именно их Клана. — На что контракт?

— Лечить, — я пожала плечами, скастовав простое плетение. Сила была отвратительно светлой. — 'Только во имя жизни', — я подняла вверх руку, дословно процитировав часть клятвы Святого Асклепия, которую приносят целители. Сияние подтвердило чистоту моих намерений.

— Зарплата штатного лекаря, контракт с ограничениями по виду деятельности, — Нике начал торговаться. — И через две декады, начинается учёба в Академии...

В итоге мы сошлись на том, что сократили срок контракта до года и ввели ограничения на "исключительно целительскую деятельность", оставив прочие условия неизменными.

Чтобы принести клятву и скрепить контракт пришлось прорезать дыру в покрывале, чтобы он мог просунуть руку. Освобождать его полностью я не рискнула. Злой Нике — непредсказуемый противник.

— На крови. Если, не передумаешь, Блау, — он отдернул ладонь, когда я хотела сложить обычную клятву.

Нике, Нике, сейчас ты себя переиграл. Теперь тебе вообще никуда от меня не деться.

Марта выступила свидетелем скрепления клятвы — в храм Великого горцев не затащить и под страхом смерти. Серебристые ленты послушно вспыхнули, обвив запястья, ранки на ладонях мгновенно затянулись. Принято! Я еле слышно выдохнула с облегчением — все-таки от Нике можно было ожидать чего угодно.

Веревки разрезали, и, когда сняли покрывало, Нике зашатался, разгоняя застоявшуюся кровь. Потопал ногами, покрутил запястьями, и сразу рванул ко мне, вцепившись в горло.

Я махнула Марте за спиной: 'Не мешать'.

Чтобы посмотреть ему в глаза, мне пришлось привстать на цыпочки и запрокинуть голову — я и забыла, какой же он высокий. Отстраненно констатировала, что на шее останутся синяки — жмет сильно, нужно будет свести до того, как показываться на глаза Ликасу.

— Стало легче? Может быть наконец займемся делом, — я махнула рукой в сторону кровати.

Нике отпустил, нарочито брезгливо отерев пальцы о кафтан.

— Кастуй стандартное диагностическое, на последней четверти замедли — будут изменения в последнем узле, и сразу не запитывай контур, я проверю.

Он фыркнул и быстро выполнил требуемое, красуясь скоростью и чистотой плетений.

— Теперь не завершая, соедини один и четыре, потом на шестнадцать, и двойная петля. Завершающим будет третий узел, — я диктовала сухо и коротко.

— Такого плетения нет...

— Сакрорум, — хлестнула голосом. — Контракт. Соедини один и четыре, потом на шестнадцать, и двойная петля. Завершающим будет третий узел.

Нике сплел требуемое, всем своим видом показывая, какая я идиотка.

— Все правильно. Запитывай и отпускай.

Диагностические чары вспыхнули и впитались в грудь мальчишки, через мгновение над телом появилась объемная трехмерная проекция, в которой чередовались темные и светлые пятна, ровные столбики цифр-показателей светились по бокам.

Удивлен? Ещё больше ты бы удивился, если бы я сказала, что это твоя собственная разработка — модификация диагностических чар, экономит силы и время.

Я отодвинула ошарашенного Нике в сторону и приступила к анализу проекции, пальцы привычно порхали по диаграммам показателей. Уровень силы...общее состояние...сердце...парализация нервных окончаний...локализация в области сердечной чакры...Локализация. Я прокрутила проекцию тела мальчика ещё раз, увеличив темные области. Ещё увеличить. Ещё. Так и есть! Великий!

Я прыгнула на кровать и резко сбросила одеяло на пол — не до того, стянула носки и проколола подошвы кончиком ножа. Нет реакции. Нет крови. Третья, мать вашу стадия.

— Марта! Аларийцы, — голос от страха осип совершенно, — кто из аларийцев контактировал с ребенком?

— Что это..., — Нике ничего не понял из увиденного, и это правильно. Проклятья проходят только на четвертом курсе.

— Помолчи! Марта...

— Двое кроме меня. У кочевых иммунитет, мисси. Двоих изолировали в комнате над конюшней. Проверяю только я, — знахарка говорила с удовлетворением, как будто я успешно прошла какой-то сложный экзамен.

Псаковы идиоты! Двое!

— Марта..., — я застонала сквозь зубы. — Это проклятый Мор, ты понимаешь это? Куда они лазили, чтобы поймать такое? Родовые усыпальницы? Грань?

— Могильники на северной стороне...

— Могильники? Кто ещё был с мальчишкой? Он бы не полез в могильники один...

— Трое, мисси. Остальные чистенькие. Это Браям не свезло.

— Чистенькие это пока, а потом..., — я лихорадочно соображала. — Кто в курсе?

— Только вы мисси. Главный в поместье в общих чертах, — это она о Ликасе.

— В общих чертах? То есть Ликас в курсе, что все аларийцы могут заразиться? Все! Будет эпидемия, Марта, об этом ты тоже сказала Ликасу?

— Мисси вылечит всех, Марта сказала это Главному..., — она помедлила, — вся община в курсе. Все будут молчать, — она изобразила жест молчания-до-грани. Этот коллективный алларийский разум, как я могла забыть, действительно, в курсе уже все.

— Марта, это эпидемия! Это карантин! Это значит, что аларийскую часть деревни закроют наглухо...

— Сожгут, мисси. Часть деревни сожгут и проклятье разрушится под действием очистительного огня...

Пожар. Ну, конечно, пожар! Вот о чем Марта пыталась мне сказать.

Пожар действительно был, тогда выгорела ...выгорела только аларийская часть деревни, у леса. Дядя тогда сказал...что из-за неаккуратного обращения с артефактами огня, а помощь подоспела не вовремя...выгорело почти полдеревни. Потом, после пожара, многие выжившие аларийцы ушли с табором, в поместье осталось всего несколько человек.

А был ли пожар, дядя?

Я вздрогнула, как наяву представив, как пылает дом Браев и вся улица за ним, как жадные ненасытные языки пламени лижут деревянные балки, все ближе и ближе подбираясь к крыльцу...

— Блау! — Нике потерял терпение. — От Мора нет лекарства, — он даже выдавил немного сочувствия в голосе.