Самородок

Всё это Баев и изложил в двух-трёх словах, особо не вдаваясь в подробности, а в конце подытожил:

— Только они здесь, на Земле, имеют некую возможность и силы потребовать от нас то, что я сегодня вечером услышал. Получается, для них девочка с Мизая — опасный мусор, или даже некая инфекция, или вирус, чёрт его знает, что у них там на уме с их-то гипертрофированной манией справедливости. И "Икары" — движение лигитивное, что важно, сторонников у них хватает и наше внимание к ним — чисто символическое. В конце концов, если отбросить всю эту словесную мишуру и прибавить взамен хоть чуть-чуть компетентности и знание предмета, то цели их вполне благородны и высоки. Но, чёрт побери, не в данном случае!

Бодров задумался, а Гонгвадзе, слушая Баева, успевал ещё и за Консулом, который по его приказу сейчас делал запросы, анализировал и выдавал информацию, следуя новой вводной.

— Но как они узнали о девочке, да ещё вдобавок нашли и тебя, пронюхали о твоей миссии на Мизае? — Бодров попал в самую больную точку.— Если это "Икары", конечно.

— А вот это прежде всего задача оперативного аналитика и, думаю, собственной Службы безопасности. Хотя, повторюсь, у "Икаров" достаточно сторонников, прежде всего из-за тех целей, что они якобы преследуют... Но меня удивляет и настораживает другое, — тут Баев нахмурился. — Раньше "Икары" больше сотрясали воздух и путались под ногами, а тут — прямые угрозы, да ещё в ультимативной форме!..

И замолчал, потому что вдруг подумал: а что, если у "Икаров" нашёлся такой же человек, как и он, именно с такой же биоэнергетикой и внутренней составляющей, и который точно так же чувствует её? Ощущает её пси-поле, пси-зов, её скрытую внутреннюю мощь и неизведанный потенциал? При этом локализуя и просчитывая всё, что с ней связано? Ведь Большое Зло до сих пор остаётся загадкой и что конкретно имеется в виду, мы пока что не знаем. А что, если "двойник" этот сумел как-то разгадать загадку, связанную с девочкой, разгадал, в отличие от Баева, её сущность, и пришёл к однозначному выводу: немедленное уничтожение?..

Баеву эта мысль и такая постановка вопроса совершенно не понравились. Надо действовать, причём так, чтобы опередить тех, других. Кто ему противостоит, он был практически уверен — "Икары". Что, как, почему — потом, сейчас главное упредить возможный удар, а для этого необходимо о враге узнать как можно больше, выяснить слабые и сильные стороны вероятного противника. Мысль о том, что они могут быть и правы, что мизайская девчушка действительно смертельна опасна для Земли, Ким отверг сразу — девочка на их стороне, она сама игрушка в руках природы, опасная, конечно, но тут уж ничего не поделаешь. Поэтому её и доставили на Землю, чтобы попробовать всё выяснить. Хотя бы попробовать. Уничтожить-то проще всего, а вот имеем ли мы на это право? Трогать такой уникум?

— Ираклий Георгиевич!.. Мне необходима подробная справка о деятельности этого движения примерно за год, плюс исчерпывающая информация о личностях их руководства, желательно с подробными психологическими характеристиками.

Гонгвадзе кивнул, указывая на свой рабочий модуль, мол, уже делается, и продолжил вслушиваться в сообщения инка Сектора, оставив Бодрова и Баева пока как бы наедине.

Дело вроде бы сдвинулось, проблема из гипотетической стала в одночасье реальной, приобрела зримые очертания и обрисовала формы, если... Если, конечно, он не ошибся. Но весь опыт, оперативное чутьё и, главное, интуиция подсказывали, что нет, ошибки быть не должно — он правильно вычислил вероятного противника и теперь дело за малым — наладить оперативно-следственную работу и навалиться всей мощью. Баева вдруг охватило нетерпение, как ту гончую, взявшую след (ощущение, знакомое всем толковым оперативникам). Захотелось что-то делать, причём немедленно... Он посмотрел на Бодрова. Тот о чём-то глубоко задумался, машинально постукивая черенком дедовской трубки по собственной ладони (именно из-за неё, кстати, Бодрова и прозвали Дедом. Ну плюс, конечно, опыт и мудрые, толковые советы). Шеф же целиком сосредоточился на донесениях Консула. Что-то тот раскопал, раз Гонгвадзе так внимателен. Но инк многоканален, и Гонгвадзе вполне могло заинтересовать из повседневной текучки всё, что угодно, и только шефу решать, что стоит внимания, а что коту под хвост.

Баев сосредоточился и внутренним зрением, с некоторых пор совершенно новым и потрясающим чувством, мгновенно собравшись и сконцентрировшись, разглядел всю начинку оперативно-рабочего модуля шефа: нити световодов, пульсирующий позитронный шарик-мозг Консула, считывающие и приёмно-передающие пучки ослепительных лазеров, энергетические потоки, что-то ещё, маловразумительное, ускользающее и плывущее, словом, проделал то же, что недавно и с Сильвестром, и собственным домом, только теперь сделал это намеренно, будто хотел проверить, не исчезли ли его новоприобретённые возможности так же внезапно, в никуда, как и проявились неожиданно, из ниоткуда. Да нет, конечно, ничего подобного; не исчезли, не рассосались. Более того, он незаметно, подспудно научился ими потихоньку управлять по своей воли и желанию, и при этом вычленять то, что требовалось в данную минуту, а остальное заставляя обтекать сознание на уровне обычного незапоминающегося фона. Привыкнуть ко всему этому казалось даже важнее, чем осознавать то, что он имеет и умеет, и чем обладает.

Не без сожаления Баев вернулся в обычное состояние, "выключил" внутреннее зрение, убрал его куда-то внутрь себя до поры до времени (осталось ощущение лёгкого внутреннего зуда, в целом приятного, нежели наоборот) и связался по трэку с Вольновым, который в Институте биотехнологий сейчас нёс вахту, наблюдя за девочкой и вообще контролируя там ситуацию.

— Андрей? Ты почему не доложил, что она вошла в транс? Что за самодеятельность и пренебрежение инструкциями?

Глаза у Вольного сделались чуть ли не с блюдце.

— Да она только что!.. Откуда вы...

— Неважно. Что там сейчас? Докладывай! Сжато-подробно! — добавил он любимую фразу, когда выслушивал подчинённых.

Вольнов сглотнул и, не мешкая, спроецировал через трэк картинку, что, в свою очередь, передавали камеры внешнего наблюдения. Расположены они были по периметру и над помещением, где сейчас находилось сокровище с Мизая.

Баев не без трепета вгляделся в миниатюрное изображение над левым запястьем, которое охватывал трзк-браслет связи. Вольнов без напоминания сделал увеличение, и Ким, как зачарованный, смотрел и смотрел на это лицо, в некотором смысле уже родное и близкое. Потом подкрутил варньер настройки, укрупнил и внимательно вгляделся в её черты.

И опять в первую очередь поражали её глаза: огромные, в поллица, широко распахнутые и голубые-голубые, как чистое, ничем не замутнённое небо. При этом смотрела она, казалось, прямо в душу. Уж в его-то точно. Длинные, тёмные прямые волосы обрамляли бледное личико, сейчас застывшее неподвижной, невозмутимой маской. Но вот ведь какое дело: неживым оно из-за этого никоим образом не казалось, чувствовалась в ней какая-то внутренняя сила, пространство, глубина... Ох, многое бы он отдал, чтобы узнать и понять, что за бездна кроется под этой хрупкой оболочкой, что она на самом деле из себя представляет, что это за феномен, и откуда, в конце концов, он взялся? Информации от Лаони, который там, на Мизае, пытался хоть что-то выяснить, пока не было. И скорее всего, результат будет нулевой. Имелось у Баева такое предчувствие, основанное на той же интуиции. То, что к Мизаю никакого отношения она не имеет, лично для него уже ясно. Боже, кто же ты тогда?.. Или... что? Тот же вопрос, что Баев задавал себе там, на планете, опять повис в воздухе.

Он осторожно "потянул" за тоненькую ниточку, что сейчас связывала их вместе именно на уровне подсознания, и тут же неожиданно получил от неё отклик-ответ, но не совсем такой, какой, в общем-то, ожидал. Сначала будто освежающий прохладный ветерок осязаемо прошёлся по сознанию — тихо, ласково и ненавязчиво, но его вполне хватило, чтобы Баев тут же поплыл. А потом, не церемонясь, Кима окунули во мрак, совершенно беспросветный, мрачный, тягучий и где-то даже жуткий. Что-то ледяное, стылое и опасное прежде всего своей непредсказуемостью вдруг вечным холодом проникло в душу. Длилось подобное состояние секунду-другую, а затем...

А затем он одномоментно прозрел и увидел... Хотя нет, зрением эти ощущения можно было назвать с очень большой натяжкой, ибо состояние его на этот момент было в высшей степени необычным — с человеческой точки зрения.

Он вдруг увидел некую экспозицию, одновременно и с разных сторон, что, однако, его совершенно не смущало, не вводило в заблуждение и никаких неудобств не вызывало, а уж тем более какого-то головокружения или раздвоения. А присмотревшись повнимательнее и хоть как-то соеринтировавшись на месте, Баев ахнул и содрогнулся. Но, опять же, содрогнулся лишь на уровне эмоций, мозг же работал чётко, как отлаженный часовой механизм, оценивая, анализируя и запоминая картину того, что сейчас открылось во всей своей красе изумлённому Киму. Эмоции в данный момент уже ничего не значили, остались только рассудительность и живой интерес стороннего наблюдателя к тому, что тут открылось. Хотя нет, ещё где-то внутри него пребывало некое чужеродное вкрапление-эмоция, неотделимая от него самого, некий крохотный осколочек, застрявший возле сердца — тот самый пси-отклик девочки. И тут он понял каким-то внутренним озарением, схожим со вспышкой молнии, что это не что иное, как её страх, даже больше — её неосознанный ужас. И именно он вёл их сейчас куда-то через невообразимые бездны расстояний. Хотя куда именно она их ведёт, вернее, уже привела, он понял буквально через мгновение, ошарашено рассматривая открывшуюся взорам композицию.

Как не парадоксально и не невероятно для Баева, но он каким-то непостижимым образом очутился вдруг в самом сердце системы Датая, где сейчас два флота — земной и алгойский — пребывали в состоянии хрупкого равновесия, ведя боевые действия в основном на самой планете. Очутился он тут, конечно, не физически, а ментально, мысленно (хотя второе было тоже не совсем верно), но при этом и в таком состоянии не утратив своей сущности и чувственной составляющей, пусть эмоции для него сейчас толком ничего и не значили.

Он мимоходом бросил взгляд на корабли-матки, крейсера и линкоры огневой поддержки противоборствующих сторон, мечущиеся огоньки истребителей, потом панорамно, всеобъемлюще осмотрел то же самое ещё откуда-то сбоку, уже под иным углом, даже не сразу сообразив, что смотрит происходящее непосредственно из боевой рубки корабля-матки, даже не разобрав, чьего именно, затем резкий рывок, смещение кадров (мелькнул и пропал ослепительный косматый шар местный звезды), и вот он уже глядит под другим ракурсом, но, тем не менее, продолжая удерживать боковым зрением и обе враждующие армады, и оглядывая их из боевой рубки, словно вдруг заимел глаза повсюду. Но основное восприятие всё же сосредоточилось на ином — пустынном районе, находящемся на периферии относительно звезды, как бы "позади" неё.

Сначала он не понял, почему именно сюда ментально направилась девочка, прихватив заодно и его пси-сущность, остальными именуемое сознанием (и как, чёрт побери, она только ухитрилась сориентироваться в пространстве, отыскав одним её ведомым способом систему Датая?!). Но потом Баев кое-что увидел и ему стало уже ни до чего.

Девочка сфокусировала (через своё, естественно, восприятие) его внимание на одном из блуждающих астероидов, которых тут, на периферии, хватало. И сердце у Кима сжалось в тревожном спазме. Потому что то был не астероид, каким и казался на первый взгляд; динамическая голографическая маскировка "под камень" исчезла, растворилась без следа, открыв то, что маскировала, скрывала от чужих глаз и сенсоров до поры до времени. А скрывался там корабль. И не просто, а алгойский боевой рейдер-подпрстранственник — хищный, целеустремлённый, стремительный, похожий на гигантскую остроконечную пулю, выпущенную из своей системы сюда, к Датаю. Корабль этот приближался, заходя землянам в тыл. Баев видел его сейчас без всякой маскировки, хотя и догадывался, что на самом-то деле маскировка у алгойца никуда не делась, просто девочка каким-то образом сумела его вычислить и для Баева "раздеть".

А дальше началось совсем уж запредельное, за гранью реального и разумного.

По центру подпространственника угадывалось какое-то светящееся, слабо пульсирующее пятнышко. Ким хотел было присмотреться к нему получше, но девочка его опередила — пятнышко судорожно, рывками приблизилось (мелькнули палубные надстройки) и превратилось в нечто, смахивающее на шар с множеством шевелящихся, как водоросли в глубине и противных на вид осклизлых отростков. Шар находился в плотном окружении стационарных пси-генераторов, и Баев сразу прочувствовал, какая невероятная мощь и скрытая смертельная угроза всему живому заключены в нём до поры до времени. И ещё он почувствовал, как кто-то совершенно чуждый по духу и очень злобный, буквально пропитанный ненавистью ко всему иному, вдруг глянул на него исподлобья, заглянув при этом чуть ли не в саму душу и оставив в ней раскалённое клеймо, будто чёрную, жгучую отметину. Сердце тут же ухнуло куда-то в бездонную пропасть, и Баев крепко зажмурился, лишь бы не встречаться взглядом с этим порождением ада, поднявшимся из неведомых глубин Бездны. Всё естество его сжалось в комок, ему до одури захотелось немедленно отсюда исчезнуть, сгинуть без следа, затеряться в глубинах космоса, но только чтобы оказаться как можно дальше от этого полного злобы и ненависти Нечто. Мысли метались и не находили опоры, потому что здравый смысл спасовал первым, уступив место всему иррациональному, что тут же приходит ему на смену. Проще говоря, Баев испугался до смерти. И ужаснулся. Ужаснулся, едва-едва задев краешком сознания то, что наполняло шар, как перезрелый плод переполняет его собственное семя, готовое в любую секунду вырваться на волю оглушительным и ослепляющим взрывом.

"Большое Зло!" — вдруг неожиданно пришло откуда-то извне, и Ким не сразу понял, что это пси-эмоция, пси-отклик девочки, которая, как он догадался, и привела его сюда специально, чтобы он сам смог увидеть и прочувствовать всё то, что постоянно видела и чувствовала она, находясь за тысячи светолет от Датая и корабля алгойцев, что нёс на своём борту что-то невообразимое и невероятно чужое. И ещё он ощутил её внутреннюю нервную дрожь, острую тревогу и леденящими пальцами сдавливающий горло ужас. Она тоже боялась, да ещё как! Потому что доподлинно знала, что это такое на самом деле и что оно может, если ему начнут вдруг противостоять и оказывать хоть какое-то сопротивление именно на уровне пси-возможностей и внутренней сущности, именуемой сознанием.

Баев не без труда и не без содрогания заставил себя вновь посмотреть на этот чудовищный в своей ипостаси шар, стараясь всё же взгляд не отвести. Лучше бы он этого не делал! От шара вдруг отделилась блестящая, слепящая глаз точка, вытянулась в пульсирующую от внутреннего напряжения нить и, раскачиваясь из стороны в сторону, как кобра перед смертельным броском, нацелилась в их сторону. Это было страшно, более того — жутко до умопомрачения. И опять обожгло душу, и что-то тяжёлое, глубоко враждебное и грозное впилось в сознание, ледяными спазмами перехватило горло и ухватило сердце стылыми пальцами. Словно холодным остриём рапиры ударили, прицельно и безжалостно. Ким задохнулся в немом крике и... провалился во мрак, чтобы через мгновение прийти в себя уже в кабинете Гонгвадзе — мокрым с головы до пят, с бешено молотящим сердцем и ватными ногами, будто он сейчас только что бегом преодолел то расстояние, что отделяло его от системы Датая. Преодолел именно физически, а не ментально...