"зимние сказки" (Сборник Лвл)

— Глупости какие — заметил людоед, опуская маленького принца обратно на лавку — Повод всегда нужен. Вот мой дед без повода человеков ел — и чем дело кончилось? Тогдашний король рассерчал и устроил нашему племени веселую жизнь. Хорошо хоть не там нас искал, где надо и перебил всего-ничего народу. А если бы сюда дошел, к Снежным Горам?

— Не дошел бы — фыркнул Мизинчик — Он себе не враг.

— Да? — людоед почесал затылок — По рассказам — он лютый дядька был. И сын у него такой же вырос. И они очень порядок любят. Порядок — он должен быть.

Мизинчик, в голове которого как-то сам собой сложился неплохой план, с интересом глянул на людоеда, правда для этого ему пришлось задрать голову вверх так, что что-то в спине хрустнуло.

Тот был почти трехметровым верзилой, с простецким лицом и шапкой кудрявых русых волос. От мускулов у него трескалась рубаха, а кулаком, наверное, можно было пробить крепостную стену — так он был велик.

— Сын его помер — Мизинчик прищурился — Как раз вчера.

— Значит — внук есть — подал плечами людоед — Он, наверное, тоже порядок любит. А чтобы ели без спросу кого — не любит.

Судя по всему, основные критерии этого простака были 'любит — не любит', 'можно — нельзя' — рассудил принц. Это было отлично. Это упрощало выполнение плана.

— Я его сын — подбоченился Мизинчик — Один из.

— Эта... — верзила с подозрением посмотрел на малыша и зашаркал ножищами — Чего королевскому сыну тут делать-то? Врешь, поди? Врать — плохо. Это не по правилам.

— Не вру. Смотри — Мизинчик помахал рукой, на которую был надет золотой браслет — единственная вещь, которую ему выдали в подтверждение того, что он действительно относится к королевскому роду. Такой браслет был у каждого из принцев и по этому украшению их опознал бы любой подданный королевства.

Только не людоед. Он не знал о подобных нюансах.

Но зато он верил в то, что должен быть порядок.

— Эва — верзила нагнулся к Мизинчику и, прищурясь, рассмотрел украшение — Не врешь? Врать — плохо.

— Я? — ткнул себя пальчиком в грудь принц — Никогда. Скажи... мнээээ... А как тебя зовут?

— Окорок — пробасил людоед — Папа очень окорок любил кушать, там мясо с жирком, вот меня так и назвал. Я тоже его очень люблю поглощать, только кушаю редко. Без причины человеков есть — плохо. Причина нужна.

— Так вот, Окорок — принц даже встал на ножки, чтобы казаться выше — Ты сказал, что не всех из вашего племени тогда перебили. А сколько твоих сородичей уцелело? И где они живут сейчас?

— Так много нас — людоед высморкался на траву и махнул в сторону гор — Там все живут. А я — тут. Мне в пещерах не нравится, там сыро. И летучих мышей я не люблю кушать.

— Много — это хорошо — потер руки Мизинчик — Радостную весть я принес тебе, Окорок, и народу твоему тоже. Королевская семья в моем лице решила, что тогда она с вами поступила плохо, не по правилам, и решила вас простить. И даже поощрить. Но мои братья, люди плохие, злые и упитанные запретили мне это делать, мол, людоеды — это плохо. Вот я и сбежал от них, чтобы отыскать вас.

— Почти ничего не понял — жалобно сказал Окорок — Много слов.

— Да чтоб тебе! — топнул ножкой принц — Человека кушать по праву хочешь? С поводом? С причиной?

— Хочу! — с энтузиазмом ответил людоед — Еще как! А то совсем голодно последние лет двадцать стало. Мои дяди до того дошли, что гномов кушать стали. А они маленькие, волосатые и жилистые, их только в пирог можно класть, так не зажаришь.

— Ну так веди меня к своему народу — Мизинчик искренне надеялся на то, что остальные людоеды не умнее этого — Мне есть что им сказать и предложить!

А в королевском замке тем временем все шло своим чередом. Теодор не умер в тот же день, как предположил Мизинчик, не умер и на следующий. Он преставился только к концу недели, перед этим потребовав мяса пожирнее и чашу с вином.

Отдельно следует заметить, что у смертного одра стояло всего лишь семь принцев из двенадцати. Остальные, увы, опередили родителя на пути в чертоги Смерти.

Ательстан зачем-то решил пройтись по краю крепостной стены и свалился прямиком на подвесной мост.

Болдуин, пятый сын, сообщил всем в предсмертной записке о нежелании далее топтать эту землю без любимого папочки и повесился в своей комнате на шторе.

Тристана, второго принца, зарезал муж его любовницы, ни с того ни с сего вернувшийся с охоты. До этого подобных накладок не возникало, а вот тут — погляди-ка ты, как почуял прямо, что рога ему и без загнанного оленя перепали.

Ну и, наконец, девятый сын, любимец королевской гвардии Георг, скончался от экзотической болезни, которую просвещённый Фальк назвал 'геморроидальными коликами'. Что это такое — никто не знал, но насчет именно колик все было верно — грудь бедолаги была исколота кинжалами так сильно, что это почти не удалось скрыть от придворных.

Оставшиеся принцы совсем перестали доверять друг другу, и, не дожидаясь похорон отца, начали приводить в боевую готовность преданных людей. Вопросы интеграции в мировое сообщество больше никого не волновали, на них все плюнули. Когда идет пилка власти, то по сторонам не смотреть некогда.

По этой причине нормальная жизнь во дворце практически прекратилась, все сидели в своих углах и ждали — кто заявит о своих правах на престол первым? Кто-то ведь должен сначала умереть официально, чтобы потом началась большая резня под лозунгом 'Смерть узурпатору'?

Вот потому-то никто даже не чухнулся, когда к стенам города подошли три сотни верзил-людоедов. Нет, мирный люд их приметил сразу, и даже было ударил в набат, но поскольку верзилы никого не трогали, уверенным шагом направившись прямиком к королевскому замку, другого шума и не было.

Тем более, что на плече того людоеда, что шел впереди, сидел маленький принц, которого в народе очень жалели и называли 'принцик-с-пальчик' и пискляво орал —

— Горожане, не волнуйтесь, занимайтесь своими делами. У нас деловой визит к моей родне! Вас никто не тронет. Никакой паники!

— Раз так — то и ладно — рассудили горожане и успокоились.

Как же были удивлены оставшиеся принцы, когда их вытаскивали из покоев и убивали. Они ждали всего чего угодно — но никак не увидеть своего мелкого братца в компании с людоедами, который загибал пальцы, отсчитывая, сколько родни у него еще осталось на этом свете.

Но больше всех были довольны новые друзья маленького принца, предвкушавшие отменный ужин. Их новый повелитель отдал им не только мясистых братьев, он позволил им забить и всех остальных придворных, включая деликатесных женщин, сказав при этом что-то вроде — 'А надо было думать раньше'.

Пожалел он только свою мать, которую немедленно заточил в подземелье и палача, который вечером того же дня отыскал его в тронном зале.

— Всякое видел — сказал палач, войдя в помещение — Но никогда не думал, что в замковом дворе поставят коптильню.

— Так мясо же — равнодушно сказал двенадцатый принц, карабкаясь на высоченный трон, для этого он выстроил целую башню из книг — Испортиться может. Людоеды — они недалекие, но очень практичные. Не подсадишь, а? Высокий он какой, этот трон.

Палач помог Мизинчику взобраться на престол и вздохнул.

— А дальше-то что? Ну вот сожрут они королевский двор — а потом-то? Они — людоеды. Им человеческое мясо нужно. Они горожан есть начнут.

— Не начнут — Мизинчик повертел головой — Слушай, а приведи завтра ко мне кузнеца, а? Ты моих оглоедов не бойся, они тебя не тронут. И кузнеца не тронут. Зачем им кузнец, у них еды полно.

— Приведу — пообещал палач — А он тебе накой?

— Корону надо себе завести, папашина-то мне велика — Мизинчик достал из кармана веревку, на которой висели одиннадцать золотых браслетов — У меня материал есть, к слову. А за народонаселение ты не волнуйся, я же себе не враг, чтобы подданных лишаться?

— Так этих-то чем кормить будем? — палач махнул рукой в направлении выхода из дворца.

— Войну начну, с соседями — уселся поудобнее Мизинчик — Людоедам — пропитание, мне — новые территории. Это ведь не все их поголовье, в пещерах Снежных Гор еще пять сотен орясин вызова ждут, последних летучих мышей доедают. Земля — она большая, всем всего хватит. Кому — еды, кому — новых владений. Так сказать — каждому по потребностям. А когда до моря дойдем... Яд — это такая штука... Очень удобная.

— Чего ждать-то? — палач склонил голову перед Мизинчиком — Пойду кузнеца разбужу. Нечего ему спать, коли его король кличет.