Вечер обещал быть долгим, поэтому Маша ещё утром умудрилась вызвонить Леонида, который имел поэтический обычай спать до обеда, отключив притом телефон. Она вызвонила и нагло предложилась. Ему — впервые. Он — своего не упустил.

В полдень свободолюбивый поэт прибыл в Машину хату. Без лишних предисловий Маша впилась губами в губы Леонида, а дальше произошло всё, что обычно бывает, когда спариваются относительно молодые люди. Но соседи услышали многое и наверняка позавидовали.

Потом Леонид и Маша валялись и курили. Он — на спине. Маша — рядом. Её голова лежала на груди поэта, а рукой Маша задумчиво поигрывала его гениталиями.

— А что Савелий? — спросил Леонид, ловко пуская кольца дыма в потолок.

— В универе своём, — ответила Маша, по-хозяйски сжимая пенис собеседника.

— Я не про это. Что у тебя с ним?

— А, вот ты о чём! — Она начала методичные движения. — Всё абсолютно по-прежнему. А у нас с тобой, Лео, — маленький такой однодневный секретик... О, уже не такой уж и маленький...

[...]

Где-то в два Маша уже неслась по заранее запланированным делам, в пять они закончились, в седьмом часу она вернулась домой, чтобы встретить соратников.

Народ начал подтягиваться после восьми вечера.

Накануне всех обзвонил Марик — у него родился новый розыгрыш. Жертвой был избран Савелий. Маше почему-то не хотелось участвовать в дурацкой затее, хотя днём она совершила куда более тяжкое предательство. Но раз народ поддержал проект Марика, то следовало попробовать.

Савелий, как нарочно, обещал прийти к самому собранию, так что было время отрепетировать. Соратники весьма подробно раскидали реплики и договорились о гримасах и прочем. Вася должен был по-особому встретить Савелия, всё остальное планировалось сыграть в зале.

Чувствуя внутреннее неудобство, Маша особо удивилась энтузиазму Стива. Казалось, американец ни в чём более интересном и весёлом никогда не участвовал, настолько его пёрло от грядущей постановки.

«Задорнов, наверное, прав, — подумалось Маше. — Тупые...»

Потом пили пиво и вино, Вика, сказавшись слегка простывшей, потягивала чай с коньяком.

Постепенно разгорелся диспут относительно того, как можно перенастроить работу власти для того, чтобы предпринимательские инициативы получили максимальную свободу и даже известные дотации.

В очередной раз выяснилось, что взгляды соратников варьируются от самых леволиберальных до правых. На позиции либерального консерватора находилась только Вика. Но Вика всегда казалась Маше человеком со вторым дном: вроде бы, она за подлинный капитализм без всех этих ужимок социализма, но что-то в ней было такое... Маша формулировала это что-то как национал-большевизм. Настоящих поводов заподозрить себя в таком лютом грехе Вика никогда не давала, но отдельные реплики, взгляд этот упёртый исподлобья... Как говорили в фильме «Место встречи изменить нельзя»? «Баба сердцем видит». Вот Маша видела так.

А ещё она каким-то непостижимым образом была уверена: рано или поздно Савелий уйдёт шпилить Вику. Странная чуйка. Неприятная, но железобетонная.

И Маша заранее мучительно ревновала. Всё-таки Савелий был совершенно не таким как все.

Отрешившись от общей полемики, Маша задумалась о Савелии. Точнее, не сразу о нём...

У всех есть свои странности, мыслила Маша. У каждого — по секрету. Даже у банального Васи был свой секрет, но, как подозревала Маша, тайна его была скучной и ничего кроме жалости не вызывала. Проблески Машиной интуиции давно стали мощными лучами. И это уже была её тайна, тайна, саму память о которой Маша старалась спрятать поглубже. Если бы ещё можно было залить её толстенным слоем бетона!..

Она вздохнула, на секунду оторвавшись от раздумий и просканировав обстановку. Диспут разгорался. Ну и хорошо.

Так вот, Вася. Банальный жадина с приземлёнными запросами. И это его гложет, подъедает изнутри завистью к другим, страхом, что его обманут. Ну, разумеется, его обманут!

Вася был единственным участником оппозиционной группы, с которым Маша категорически не смогла бы переспать. Он был просто отвратителен. Ему очень шло слово «презрение», ага...

Даже старик Альберт воспринимался порой вполне себе кандидатом на трах. Хотя Маша заранее знала, что там ничего оригинального не будет. Ну, разве что старого алкоголика кондрашка хватит в самый разгар...

Маша улыбнулась.

Стива можно оставить на потом. А с Мариком уже было. До Савелия ещё. А сегодня и с Лео. Хоть бы стишок ей посвятил. «Я вас е[...]

А вот Савелий — инопланетянин. Чужак в этом скучном мире.

«Хрен ли лукавить, ты его любишь, дура», — мысленно сказала себе Маша.

Её нередко посещало чувство, что, несмотря на всякие внешние не лучшие обстоятельства, Савелий был... идеальным. Всё, что касалось её желаний, он исполнял с пугающей и восторгающей точностью. И речь не столько о постели. Доходило до страшного: день назад она ждала его дома, неистово желая съесть мороженого, притом крем-брюле. И вот он на пороге, рыцарь с крем-брюле в деснице.

Иногда Маша ударялась в лёгкую паранойю, думая, что это он, Савелий, как-то навевает, внушает, искусно навязывает ей все эти мелкие желания, которые потом с блеском исполняет... Даже сегодня утром... Когда она внезапно ощутила неистовое желание трахнуться с Леонидом, Савелий ещё был дома, умывался, да... И день-то планировался так, что с обеда Савелий должен был освободиться и припереться домой... И вот лежит она в кровати, слушая шелест воды в душевой и тихие напевы Савелия, и вдруг ей страшно хочется Леонида, а через пару мгновений — пикает телефон Савелия. Потом он выходит из душа, читает СМС и говорит, мол, извини, Маш, но я сегодня до вечера в вузе...

Надо будет как-нибудь пожелать «Порш Кайен», засмеялась про себя Маша.

Но она знает: что настолько крупного угодничества от нищеброда Савелия ни ей, ни худышке Вике не светит.

И, увы, скоро Савелий встанет на лыжи, это ясно как день...

Она с самого начала знала: не для неё этот подарок судьбы. Но неужто для этой швабры?!..

Нет, Савелий был действительно нереально идеальным. И ни разу не дал Маше настоящего повода усомниться в том, что он целиком принадлежит ей. Откуда же эта уверенность в близком расставании?

Маша вспомнила давний уже случай, когда Савелий вернулся раньше неё и почему-то не стал входить в эту уютную квартирку, а развернулся и пошёл по лестнице вниз...

Он сказал тогда, дескать, решил вернуться в магазин за майонезом. Тогда почему он сначала не занёс пельмени и всё остальное, а пошёл обратно со всем купленным?

Тогда её и пронзила впервые догадка... Да, именно тем вечером.

И что они тогда сделали? Они трахнулись прямо на площадке между этажами!

И это был один из самых запоминающихся трахов в Машиной жизни.

(Сегодня с Лео было тоже ничего себе так. На крепкую пятёрочку с плюсом, но тогда Савелий выбивает строго семь-восемь из пяти, а в тот раз все десять!)

Вот из-за этих десяти баллов она и не придала значения первому уколу... Прошли месяцы, прежде чем Маша мысленно вернулась к тому странному случаю с «попыткой побега». Не-бойся-Маша-я-Дубровский, бл[...]

На правах хозяйки Маша внимательно следила за гостями и их настроением.

Марик нервно поглядывал на часы. Да, скоро придёт Савелий, а Вася ушёл курить на крышу.

— Слушай, Лео... нид, ты сходи за Васей, а то вся сцена пойдёт наперекосяк, — попросила Маша.

Поэт покорно поплёлся искать Васю.

Маша вполуха слушала Стива, который отчаянно пытался пересказать новый анекдот, но из-за скверного русского никак не мог подобрать слова, и непокорная история рассыпалась и рассыпалась, становясь нелепее и нелепее. Как моя с Савелием жизнь, горько подумала Маша, тут же удивляясь этой экзистенциальной горечи. Не из-за секса же она так переживает, не из-за тихого комфорта, которым Савелий её окружил. Из-за другого. Обострённая Машина интуиция распознала в неказистом социологе высшее божество. Возможно, кто-то назвал бы такое восприятие придурью, но Маша точно чуяла, что внутри Савелия заключён подлинный небожитель. А объяснить фактическое поклонение перед ним какими-либо доводами она не могла. Этим, очевидно, и отличается вера от знания.

Вскоре вернулся Леонид.

— Идёт! — заговорщицким громким шёпотом известил он соратников, и все приготовились к розыгрышу.

Затем в зал просочился Вася.

— Всё сделал? — почти беззвучно спросил его Марик.

Вася поднял оба больших пальца вверх, мол, всё о’кей.

Каждый изнывал от близости шоу, но Савелий как нарочно затягивал свой выход на авансцену. Маша по-настоящему разволновалась и уже была готова сорвать всю затею, но тут в зал вошёл Савелий.

Наперекор сильнейшему желанию отменить спектакль Маша идеально подала свою реплику:

— Да, действительно, вылитый тиран!

Савелий растерялся и тут же заподозрил розыгрыш.

— Савелиус, ты только не волнуйся, — пролепетал Альберт.

— А я и не волнуюсь. Из меня тиран, как из тебя пуля.

Вася взял идеально сиплый тон:

— Ты это... Подойди к зеркалу.

Все вразнобой закивали.

Раздражённый Савелий взглянул в зеркало и совсем взбесился:

— Да идите вы в жопу!

Тут уже никто не пытался сдержаться — ржали вповалку. Смеялась и Маша, но больше от облегчения, что эта тупая каверза кончилась, и Савелий, кажется, не особо обиделся.

Но ржание внезапно стихло.

Маша подавилась истеричным своим смешком и словно окаменела.

Каждый её сустав, каждую её мышцу острейшими иглами пронзила резкая боль, дыхание перехватило, тело будто стало чужим... Маша по-рыбьи открыла и закрыла рот, с ужасом обводя взглядом соратников.

Все смотрели только на неё.

Она чувствовала, что её тело меняется, что-то происходит с лицом, руками и ногами... Сиськи! Сиськи уменьшались, но Маша не могла и пальцем пошевелить, зато чувствовала каждое изменение!

Немой и безвольный свидетель того, как что-то или кто-то присваивает её тело...

В последней отчаянной попытке вернуть хоть что-то Маша взмолилась к той силе, которая наградила её обострённой интуицией. Да, Маша люто боялась этой силы, но терять было нечего, и Маша воззвала.

Молчание.

Сжимающееся Машино «я» отчаянно вопило, но этого беззвучного крика никто, кроме неё, не услышал.

А потом она заткнулась, потому что ей велели заткнуться.

Новый хозяин тела встал с кресла, хлопнул в ладоши и насмешливо сказал:

— Н-да... Ну, если бы у бабушки были определенные половые признаки, она была бы дедушкой, да, ребята?..

● ● ●

Глава 664

Перед сном верховный жрец Молоха прогулялся по Богемской роще, постоял, склонив голову, возле статуи совы, но успокоения не нашёл. Ворочаясь на ложе, он мысленно возвращался к грозному предчувствию, которое вызревало внутри него все эти дни и взращивало непомерную гнетущую заботу.

Мрак проступал буквально во всём, чего касался мысленный взор жреца. Проклятый сон о фильме!

Огонь в камине метался, словно узник, бросая на стены тревожные всполохи света. Мир гудел, и этот звук ассоциировался у жреца с далёким воем трубы архангела Апокалипсиса.

Так и не заснув, жрец сполз с постели, став перед ней на колени, но не для того, чтобы помолиться, нет. Он запустил руки под кровать и вытянул оттуда старый кофр, покрытый толстым слоем пыли. Щёлкнув замочками, жрец поднял крышку.

— Моя древняя подруга, — прошептал он, гладя деку электрогитары.

Взяв инструмент в руки, он провёл пальцем по открытым струнам. Раздался еле слышный атональный всплеск — гитара была убийственно расстроена.

Жрец провозился с колками и жалобными звуками минут десять. Он давно не занимался делом из прошлой жизни.

Закрыл глаза, взял пару аккордов.

— Запасайтесь наркотой и берите друзей с собой... — почти шёпотом запел жрец, подыгрывая себе на неподключенной гитаре.

Стук пальцев по струнам звучал громче нот, но руки помнили, аккорды брались те самые.

— Свет погашен, неопасно, вот и мы здесь, развлекай нас...

Жрец сбился с ритма — руку пронзила острая боль. Он поглядел на пальцы. Из них текла кровь. Гитара оказалась буквально забрызганной красным. Странное сочетание — стиснуть зубы от боли и при этом искренне удивиться, как такое получилось-то вообще.

Подняв взгляд, жрец увидел в кресле у камина гостя, точнее, его силуэт, ведь он сидел между камином и ложем, на котором музицировал жрец. Гость сдержанно похлопал.