Тут Еремей ко мне:
— Ты обещал в Каффе сказать важного.
— А ты скажи, купцы московские когда домой едут?
— Через две-три седмицы, чтобы в Москву до ледостава успеть.
— Вот смотри, теперь другое: ты хорошего бобра почем продать можешь?
— Три лиры десять сольдо, если повезет — три лиры пятнадцать сольдо.
— А лавка с мехами есть? Где бобра продают?
— Есть.
— И почем там такой мех?
— Больше четырех лир. Четыре и пять, четыре и десять.
— Вот. Есть цена продажи и есть цена покупки.
— Да, так. Все купцы это знают.
— А если нам здесь свою лавку открыть, то ты всех бобров продашь по четыре с лишним лиры. А домой письмо передашь с купцами, или человека своего с серебром.
— Эх...— задумался Еремей. А я дальше:
— Еще у меня диковины есть всякие, иголки и крючки ты видел, еще зеркала стеклянные, небывалые. Я сегодня одно продал. Поставим в лавке задорого, люди будут приходить смотреть, твои меха покупать. Потом железные мастерские я буду ставить, будем в лавке железные вещи продавать.
Я пошел и принес зеркальце.
— Вот, смотри.
— Ух ты ...
— Видал! Такого нигде нет, к нам в лавку люди на 'посмотреть' приходить будут. А за лавку оплату первый месяц я оплачу, потом пополам. Ты торговать будешь, я мастерскими займусь.
— Эх, только гребцов и воев я нанял, кормить их теперь всю зиму.
— А ты оставь, сколько надо, остальных я на работу возьму.
— Эх, Андрей, силен ты уговаривать. Давай лавку со товарищи!
Пожали друг другу руки.
— Ищи теперь какую лавку снять. Пусть сама лавка небольшая будет, но так чтобы в доме могли человек десять-пятнадцать переночевать.
— Завтра с утра займусь.
Вот прогресс какой!
— Еремей! Я завтра на обед хочу позвать московских гостей, угостить их, послушать про Каффу, как ты на это смотришь. Пригласишь их ко мне?
— Хорошо бы было! Позову их!
— А вот как по вежеству мне их встречать?
— Ну ты же боярин, они купцы, ты можешь сидеть за столом даже, ну если из уважения, то выйти из-за стола. А вот если бы я их встречал, то на крыльцо бы вышел, как равный, расправил плечи Еремей, они хоть и богаче меня, но и я в Каффу добрался, значит равные мне. А вот если бы ты князя своего встречал, то надо выйти за ворота.
— Понятно.
Сижу я, думаю чем завтра гостей угощать. Замечаю, на заборе висит мой вкладыш от спальника, сушится. На нем в центре пятно розовое, отстиралось плохо, ну что там у нас, остатки щелока были. Висит как флаг у всех на виду. Флаг фросиной победы. Но никто на него внимания не обращает. Может, уже насмотрелись.
Велел позвать Ефросинью. Вручаю ей кусок мыла, говорю постирай мои рубахи, сейчас вынесу, и это тоже — на вкладыш показываю. Вынес белья своего — рубахи и трусы, в дороге девки их только в воде булькали. Фрося стирать засела. Тонкую веревку натянул от сарая и до забора — белье сушить.
Евдокия принесла сшитую сумку. Объяснил, что это сумка помощника лекаря, коем я назначаю Евдокию. Там будут лежать инструменты и материалы для лечения, пока только бинты и бутылек хлоргексидина. Бинты, которые бу. Кстати, их надо перестирать с мылом, говорю, вон у Фроси мыло. Инструменты потом будут еще.
Попросил у Еремея Игната, как лучше всех знающего языки, и послал Игната купить еще кувшин вина и заказать к завтрашнему обеду в таверне чего-нибудь этого, запеченых гусей, например. Попутчиков ему выделил.
Раскроил из тонкой парусины себе тюфяк — мешок два на полтора, позвал девчонок — посадил шить. Уфф, сколько дел.
Жара такая, мечтаю о душе. Бань здесь не видно, надо бы узнать. Пошел, осмотрел сарай. Есть идея. Созвал пацанов, сказал насобирать камней по двору и перед домом, и крупных и мелких. Взял двух парней, титановую лопату и сказал вырыть в углу сарая квадратную яму, полтора на полтора, но мелкую, сантиметров двадцать. Потом из этой ямы траншею чуть глубже, под стеной сарая и под забор. Пацаны приносят камни, мелкими заполнили траншею и дно квадратной ямы, крупные плоские сверху. Получился поддон летнего душа. Занавеску бы еще, но ткань жалко. Ничего, внутри сарая нормально.
Для разнообразия провел урок арифметики, сложение и вычитание неплохо. Проверил чистописание у Ефима и его учеников — только начинают, неясно еще.
Время еще есть, взял людей, пошел на рынок. Зашел к столяру, спросил про черную краску. Он показал темно-коричневую. Заказал ему щит из досок метр на шестьдесят сантиметров, отшлифовать и покрасить. Он сказал — сделает, но сохнуть будет до послезавтра. Оплатил. Нашли камнереза, у него все виды белого камня — от мрамора до известки. Нашли мягкий кусок — на мел похожий.
Теперь про бронзу, медь получше я купил, надо БрБ2 бронзу сплавить и стволы нарезные отлить. К меднику не хочу, утечка информации возможна. Нашел кузню, спросил насчет аренды на один день — нам в горне медь расплавить надо. Договорились на послезавтра.
Хотел я струг доработать. Мачту увеличить, борта нарастить, парусник нормальный сделать. А мачту надо менять, наращивать нельзя, для гафеля нужна гладкая мачта. Замену мачты я не потяну пока, к корабелам надо. Нашли верфи, не самые большие, а малые — судоремонтные. Объяснится не смог, словарного запаса не хватило. Лес посмотрел у них — хороший, сухой, и сосна и дуб. Мачты есть разные, блоки и другие дельные вещи. Только плати.
Пошли домой, ужин скоро. На ужин была уха. После ужина показали сшитый тюфяк-мешок. Запихал туда мытую шерсть, распределил равномерно, зашили. Теперь у меня отличный матрас. Отрезал тонкой ткани, это будет простыня, края завтра обошьют, темно уже.
Девчонки перешептываются и поглядывают на Фросю и Ратмиру. Что это они задумали опять!? Спрашиваю Ратмиру. Она помялась и говорит:
— Ты Евдокии ткань на суму дал, а у остальных нету. А нам тоже надо все складывать.
Фу-у-у, всего-то, а я уже насочинял. Хотел объяснить, что сумка служебная, но махнул рукой и сказал:
— Сейчас уже шить нельзя — темно. Завтра каждой выдам ткань на сумку. Все, всем спать.
Пошел разложил на кровати матрац, простыню. Вместо подушки спальник скатал. Надо еще подушку сделать. Укрываться можно вкладышем. Взял чистую рубаху, трусы, полотенце, большую кружку и пошел в 'душ'. Там у меня ведро воды припасено, немного согрелась. Какой кайф, пусть даже душ не полноценный — поливаю себя из кружки, но уже почти забытое чувство. Намылился местным мылом, нормально, воняет не сильно — я вонял сильней. Облился, вытерся полотенцем — да, не махровое, просто кусок тонкой парусины, летом нормально. Надел чистые трусы и рубаху, залез в сапоги — тапочки, что ли сделать. Потопал в свою комнату. Около двери стоит Фрося со сложенным войлочным одеялом в руках.
— Иди к себе — говорю, у нее в глазах непонимание
— Иди спать, потом. — пришлось добавить. Ушла, ну и ладненько, надо имидж поддерживать, весь такой знатный господин, право первой ночи ...Ой, куда это меня занесло. Иди спать! Нас ждут великие дела! Это я себе.
Улегся на мягком матрасе, на чистой простыне, красота! Еще горячую воду, унитаз, электричество, мобильный интернет ... уснул.
Утром встал, завтрак варится, девки все 'на кухне' около очага. Выстроились почти, на меня все смотрят. Вспомнил про обещание, вернулся, вынес рулон тонкой парусины и ножницы. Подозвал Ратмиру и Евдокию, обсудили размер сумок и отрезов, нарезал шесть кусков. Шестой даю Евдокии и объясняю всем:
— Это сумка служебная, помощника лекаря — кто назначен — у того и сумка, будет другой — будет сумка у него. А это отрез на личную сумку.
Ну вроде поняли. Перед завтраком — арифметика, даже не объясняю — проверяю всех — пацаны и Еремей отлично считают, девчонки и парни — так себе. Фрося тормозит, глазами хлопает на меня смотрит, даа, у нее другое на уме, надо немного на землю спустить. Нарочито-серьезно делаю замечание ей и другим отстающим — надо учится лучше. Чистописание глянул — и выдал следующий лист бумаги.
Готовимся к званому обеду, Игнат сказал что двух гусей заказал, сейчас сходит — проверит. Сказал все убрать из самой большой комнаты, там мальчишки спят, поставить большой стол и табуретки, накрыть скатертью — отрезал тонкой ткани как на простыню — и назвал скатертью. Свою первую простыню сказал обшить по периметру.
Вспомнил про патроны, достал свинец, пулелейку, ковшик и весы. Собрал всех пацанов под руководством Ивашки, показал как делать, и поставил задачу отлить сто пуль, и чтобы каждый попробовал. Главное чтобы пулелейку не испортили. Надо всех пацанов прогнать через все ремесла и науки, выяснить склонности и способности. За один раз не увижу, но могут сами почувствовать. А сам занялся изготовлением гирек. У меня самая большая гирька — сто грамм. Стал отливать из свинца гирьки и применением топора и ножа подгонять вес, через час у меня было еще четыре гирьки по сто грамм с погрешностью менее двухсот миллиграмм. Из свинца гирьки очень неточные, они стираются при каждом движении. Но мне для бронзы этой точности с лихвой хватит. Следующий этап — отливаю две гирьки по пятьсот грамм. И, наконец, килограммовая гирька. Оценка погрешности уже около грамма. Пока мне этого хватит. Смотрю, пацаны уже пули отлили, построили ровными рядами на столе.
— Ну что, интересно?
— Ага! А мы этими пулями стрелять будем?
— Будете, но попозже. Вот кто будет лучше учиться — тот будет первым стрелять.
— Оооо!
Теперь заряжание патронов. Принес все инструменты и компоненты, нагрел и смешал немного воска и бараньего жира. Получилась неплохая смазка для пуль. И показал пацанам весь процесс заряжания, доверяя простые операции. Гильз пустых правда мало было, около двух десятков, не успели прочувствовать, ну хоть процесс увидели. Скоро обед, Еремей пошел за московскими купцами, я уселся в 'трапезной'. Девки-подавальщицы наготове. Хотя в трапезную будут входить только 'старшие' девки. Гусей принесли, стоят около очага, чтобы не остыли. Пацаны кричат 'идут!'
Встал, поприветствовал. Уселись вчетвером. 'Обед прошел в теплой и дружественной обстановке'. Купцы разомлели от вина и все охотно рассказали. А рассказать было о чем.
Политическая обстановка. Османы взяли Царь-град, османы захватили Трапезунд, они нападут на Таврию, об этом знают многие. Но самые умные понимают, что генуэзцы не устоят. Только поддержка татар пока спасает. А на азиатском берегу не спасет — там татар нет, и люди потихоньку бегут. Во всех колониях, что южнее Лияша (Адлер), уже нет латинян и греков, только местные, они пока не боятся. Купцы приходят, торгуют на берегу и уходят. Сейчас хан Менгли Герей, он вырос в Каффе, хорошо говорит на латыни. Генуэзцы и Гирей поддерживают друг друга. Но у татар ханы так быстро умирают и меняются. А если следующий хан предпочтет зарезать курицу, несущую золотые яйца? Все знают о мешках серебра в казне Каффы. Хан может позвать турок и просто не вмешиваться. Себе заберет серебро, а османам — колонии. В Каффе людей стало больше, многие бегут сюда, больше некуда. А в других городах людей стало меньше чуть ли не в половину.
Купцы приходят сюда уже четвертый год, привозят меха, увозят серебро — самый выгодный вариант. Причем не лиры, а любые 'резаны', так выгодней. Струги оставляют в Тане, нанимают галиот и идут в Каффу. По морю на стругах не ходят, утонуть можно. Мы с Еремеем переглянулись и едва заметно улыбнулись.
Скоро уходят домой, надо успеть до ледостава. Могут взять нашего человека за небольшую плату. А если вой хороший, то и без оплаты, даже кормить будут.
— А правит в Таврии не Генуя, а банк Святого Георгия?
— Да, как пал Царь-град, Генуя продала колонии банку. Но названия должностей консулы и провизоры сохранилось, что бы люди меньше волновались. Но консулов назначает не Дож Генуи, а правление банка.
— А как банк оно работает?
— Можно выписать вексель под товар или дом, этим часто пользуются. Можно положить деньги здесь, а получить в Европе. Жалко в Москве нет банка!
Продвинутые купцы оказались, обсуждаем векселя и дорожные чеки в пятнадцатом веке. Они с меня тоже, наверное, удивляются.
Про скотный рынок рассказали. Его сами татары контролируют, закрывая от своих же татар, чтобы цены не сбивали. Потому как любой владелец большого стада мечтает продать овец сюда по любой цене, получить заветные лиры.
Как я понял, для местных татар Каффа — 'град на холме блистающий'. Это мне напоминает Россию девяностых годов двадцатого века. Так же за доллары могли продать что угодно, и заглядывали в рот Америке.
Так что если надо много скота дешево, надо уходить в центральную Таврию, в степи. Но охрана нужна.
Овцы и рыба очень дешевы, хлеб и то дороже, его возят с азиатского берега, здесь мало выращивают.
Еще здесь есть почта, надо найти корабль под флагом Генуи, идущий в нужный портовый город, отдать капитану письмо и заплатить сольдо, капитан сдает письма в нужном городе чиновнику консула, мальчишка-курьер бежит к адресату и говорит что есть письмо, и тоже получает сольдо. Адресат приходит в дворец консула, называет свое имя и получает письмо в обмен на еще одно сольдо. Вот только адресат должен быть известным человеком, чтобы его знали в правлении города.
Спросил, знают ли такого толмача как Хозе Кокос.
— Ооо, это не толмач, это уважаемый стряпчий. Он знаком и с Консулом, и с Ханом, и с Князем Феодории Исааком. Да, он знает много языков, говорит неплохо по-русски. К нему идут если надо написать письмо какому-то властителю. Или разъяснить какой-нибудь случай в отношении закона. Этот иудей дорого берет.
— А толмач у нас есть, отрок русский, бывший раб, говорит и на латыни, и на греческом и на татарском. Мы раньше его часто звали, но латынь уже сами хорошо знаем, только если греческий нужен.
— А вы не будете против если мы этого толмача тоже позовем.
— Будем рады, пришлем его вечером.
— А в Чембало вы были, как там.
— Нет, далеко туда ходить. Да и незачем. Торговля там хиреет, людей стало меньше. Есть даже дома, какие продать не могут, покупателей нет. Консулу Чембало денег на гарнизон еле хватает. Бедно там. Татар там почти нет, как и в Готии. В Готию они через горы пройти не могут, а в Чембало Феодоро просто так не пропускает.
— А лес между Чембало и Феодоро он чей?
— Вроде ничей, но у Чембало там прав больше. Феодоро там ничего не делает. У них там сейчас стол княжеский в опасности.
Мы еще поговорили часок, но уже ничего важного я не узнал. Распрощались довольные друг другом.
Теперь мои ближайшие планы.
Нужно переделать струг в парусник, нужны деньги и толмач.
Нужно отлить нарезные бронзовые стволы, ну тут все понятно.
Нужны выходы на консула Чембало, у него могут быть долги.
Нужно изучить векселя в банке.
Нужен этот Хозе Кокос, там может всплыть интересный момент.
Нужно найти крупного ювелира и попытаться хорошо продать рубиновый перстень.
Нужно продать еще одно зеркальце.
Этим я могу заняться прямо сейчас. До вечера много времени, взял людей пошел на рынок. Нашел тот ряд, прошел не спеша мимо лавки, так чтобы продавец меня увидел, иду дальше, сзади возгласы, догоняет меня, тараторит. Не, не понимаю. Изображает, что смотрит в ладонь как в зеркало и улыбается мне заискивающие. Не понимаю. Иду дальше. Он проявляет актерское мастерство изображая зеркальце. Меня 'осеняет', достаю вожделенный предмет — это?
